Плохой мальчик - читать онлайн книгу. Автор: Денис Драгунский cтр.№ 27

Рабочие. Инженеры. Коммунисты. Руководители. Ветераны труда. Беспартийные. Комсомольцы. Женщины.

А также было рекомендовано отметить кого-то из представителей братских народов, которые трудятся в этом интернациональном коллективе.

Директор задумался и позвал своего зама. Вот, мол, какая задача.

Зам потер лысину и сказал:

– Сделаем, Петр Никитич. Есть у нас в КБ такой Венедикт Викентьевич Никольский. Семьдесят два года. Живой мастодонт беспартийной технической интеллигенции. Ему надо «За трудовую доблесть».

– Хорошо, – сказал директор.

– Значит, мы покрыли ветеранов, инженеров и беспартийных, – сказал зам. – Едем дальше. Работает у нас на сборке такая Фирюза Искандерова. Двадцать четыре года. Изюмистая девчонка, Петр Никитич!

– Хм, – сказал директор.

– Комсомолка, женщина, – загнул четыре пальца зам, – рабочий класс и узбечка. «За трудовое отличие»!

– Уговорили, – сказал директор. – Ну, а «Знак почета» кому?

– Коммунисту и руководителю, – развел руками тот. – Вам, Петр Никитич!

В эпоху наводки на резкость надо было еще вдобавок устанавливать выдержку и диафрагму.

Ах, «Лейки» и «Контаксы», и их советские копии, ФЭДы и «Киевы»! А также всевозможные зеркалки. Хлопотные машинки. Не то что сейчас – нажал на кнопку, и все дела.

Однако люди справлялись, и у них иногда получались неплохие снимки.

Я не о разных Картье-Брессонах, разумеется. Я о простых любителях.

Вот, например, однажды я пришел в гости к одному своему не слишком близкому приятелю. В первый раз пришел. В субботу днем. По какому-то делу, ну и заодно чаю попить.

У него жена дома. Я с ней тоже знаком, кстати. Милая такая женщина. Приятная. Приветливая. Но ничего особенного. Самая обыкновенная. Ну, прическа. Ну, глаза, щеки, шея. Ресницы. Брови, естественно. Ну что тут еще скажешь? Особых примет нет. И нет никакого особого обаяния, очарования, загадочной грусти. Или, наоборот, скрытой энергии. В общем, никакой интересности. Ну и ладно, мне-то что, в конце концов.

Стоим посреди комнаты, разговариваем. Я осматриваюсь: первый раз в доме. Подхожу поглядеть, какие книги на полках.

А на книжной полке, за стеклом, фотография. Без рамки, матовая, черно-белая. Женщина поразительной красоты. Необыкновенное лицо. Нежные виски. Чуть обветренные губы. Нервные веки. Смотрит убийственным взглядом. Страстно-равнодушным. Туманно-пронзительным. То ли зовет, то ли угрожает. То ли тоскует, то ли презирает. С ума сойти можно.

Вдруг понимаю: господи, это же она, хозяйка дома, моего приятеля жена.

Я обернулся и спрашиваю:

– Танька, это ты?

Она со смехом отвечает:

– А что, не похожа?

– Да нет, – говорю, – чудо как похожа. Это ты снимал? – спрашиваю друга.

Он с некоторым раздражением говорит:

– Нет, не я.

– А кто? – спрашиваю бестактно.

– Да так, один дружочек… – говорит он еще более мрачно.

– Ладно, ладно, хватит ревновать! – Она улыбается и обнимает мужа за плечи. И мне спокойно: – Это из другой жизни.

– Ты лучше чаю нам сготовь, – говорит он.

– Сейчас, – чмокнула его в щеку и побежала на кухню.

А мы сели и стали говорить о деле.

Другая жизнь так другая жизнь, ладно, хорошо, бывает, мне-то какое дело.

Но фотографию она не спрятала, вот что интересно. И муж не заставил убрать.

Да и зачем прятать-убирать? Хороший ведь снимок.

– Я вам звонил, я насчет Матвеева.

– Да, добрый день, – сказала немолодая женщина, впуская хорошо одетого старика в прихожую. – Вот, плащ можете сюда. Идемте.

Они вошли в большую темноватую комнату.

– Вот. – Она показала на картину, стоявшую на комоде.

– Вижу, вижу… – Старик взглянул издалека, потом подошел, взялся двумя пальцами за раму, посмотрел на холст с тыльной стороны. – А почему вы думаете, что это подлинный Матвеев?

– Смотрите, какой синий цвет! – подал голос мужчина с дивана. – Настоящий матвеевский синий. Если вы коллекционер, должны понимать.

– Да при чем тут цвет? – сказала женщина. – Эта картина у нас уже лет сорок, даже больше… Я дочь его жены.

– Дочь жены? – переспросил старик.

– Да, от второго брака, – сказала она.

– Его жену звали Лидия Феликсовна, если вам интересно, – сказал мужчина. – Матвеев женился на ней по расчету. Она была старше его на восемь лет. Зато дочка академика вот с такой квартирой. – Он повел руками вокруг. – А Матвеев был никто, ему было негде жить, непризнанный гений из провинции.

– Ишь ты! – удивился старик.

– Это мой муж, я вас не познакомила, – сказала женщина.

– Понятно, – сказал старик.

– Матвеев ушел от мамы в шестьдесят пятом, – сказала женщина. – Как вам картина?

– Почему продаете? – спросил старик.

– Странный, немножечко бестактный вопрос, – усмехнулся мужчина. – Сейчас Матвеев хорошо идет. Потому что умер. Он ведь умер в лагере, в восемьдесят третьем. Не дожил до демократии.

– Ты что! – сказала женщина. – Это легенда. Он вышел на свободу и умер где-то на юге, под Краснодаром. В полном одиночестве. В забвении и бедности. А потом Карабанов написал про него книгу, читали?

– Читал, – сказал старик. – Много вранья, в смысле биографии. Матвеев любил свою жену без всякого расчета. Он вообще не умел рассчитывать. Не сам ушел, а она его выгнала, потому что устала от богемных штучек. Не в шестьдесят пятом, а в шестьдесят седьмом, что особенно смешно. Потом его арестовали за подпольную выставку. Стал сотрудничать с гэбэ. Освободился довольно скоро. Вернулся в прежнюю компанию, стучал на друзей. Из-за него посадили Самохина и Клугмана. Был в полном доверии начальства. Его даже за границу выпустили в составе делегации, в Англию. Тут же сбежал, сукин сын. Жив и прекрасно себя чувствует.

– Еще одна легенда, – сказала женщина. – Вы картину будете покупать?

– Нет, – сказал он. – Не буду. Это не моя картина.

– В каком смысле? – не поняла она.

– Это не я писал, – сказал старик, надевая плащ. – Это Костя Клугман. Всего вам наилучшего. Я, кстати, в семидесятом заходил, за месяц до посадки, но ты не помнишь конечно же.

Он вышел из арки на улицу и пошел к стоянке такси. Вдруг идти стало очень легко, даже удивительно. Он засмеялся, обернулся и увидел на тротуаре свое мертвое тело.