Плохой мальчик - читать онлайн книгу. Автор: Денис Драгунский cтр.№ 19

А она – спит. Спит, положив ручки под щечку, отяжелев от полной тарелки макарон с сыром, разморившись от коньяка, распарившись от горячего душа. Спит, дыша глубоко и чисто, и радужный пузырек в уголке ее улыбчивых губ возникает и лопается на выдохе.

Судьба моя, это ты?

– Ребята сказали, что умер Паша Каграманов, – вслух произнес Сидоров.

Он был один дома, он поздно встал и ходил по квартире в халате, потому что вчера была сдача номера, а сегодня – день отдыха.

Хорошая фраза, – подумал он. Нет, плохая. Как это – ребята сказали? Хором подошли и сказали? Или по очереди подходили и говорили? Не годится.

Однако надо было найти нужную форму для этого сообщения. Строго и без надрыва.

Потому что Паша Каграманов – это была выдумка. Старый школьный приятель, который вдруг возник в одной компании, милый парень, научный сотрудник в каком-то техническом НИИ, холостяк, живший на окраине Москвы, душа-человек, старых друзей собирал чуть ли не каждую неделю. Веселую чисто мужскую компанию…

Вымышленный Паша Каграманов появился в жизни Сидорова именно тогда, когда в редакции появилась вполне реальная N, внештатный сотрудник отдела культуры: быстрый и безоглядный роман. Сидоров просто голову потерял, но все же ему хватило ума сочинить себе вот такое прикрытие.

Несколько лет Паша Каграманов рос по службе, защищал диссертацию, устраивал новоселье и часто звал к себе на дачу с ночевкой.

Время сеять, время жать, время собирать в житницу – вот и для юной N настало время молоть муку и печь хлебы, кормить ребенка маленькой смуглой грудью и развязывать ремешки сандалий на пыльных ногах мужа, но на эту последнюю роль Сидоров никак не годился. Они расстались трезво, без попреков и обид, что бывает редко.

Вчера и расстались. Осталось распорядиться судьбой Паши Каграманова.

У Сидорова от этих мыслей разболелась голова. Он вышел пройтись. Ноги сами привели его на Ваганьково, поскольку жил он на Пресне.

У ворот стояла небольшая толпа: старушки с цветами и фруктами на шляпах, пожилые дамы в ортопедической обуви, девицы в толстых очках, молодые люди с редкими бородками и дети в белых рубашечках.

Подъехал катафальный автобус; вытащили гроб и поставили на тележку. Все собрались вокруг. Тележку повезли в глубь кладбищенских аллей. Толпа тронулась. Там еще был громадного роста азиат в просторной рубахе и барашковой шапке – надо полагать, духовное лицо. Его все время пропускали вперед, а он замедлял шаг, не хотел идти во главе процессии.

Сидоров подошел к нему и, поборов неловкость, спросил, кого хоронят, не Каграманова ли?

Тот покачал головой и назвал короткую незнакомую фамилию.

– А Каграманова завтра хоронят, – вдруг сказал подвернувшийся сбоку кладбищенский мужичок. – На седьмом участке. Уже могилку отрыли. Похороны будут – вы что! Два оркестра, сто венков! Пал Львовича все уважали!

Вечером жена спросила Сидорова, отчего это он такой мрачный.

– Паша Каграманов умер, – сказал он и уставился в угол, чтоб не заплакать. – Молодой мужик, черт знает что…

Лето. Отпуск. Дача. Соседка. Прогулка с детьми. Я со своим, она со своим.

Соседка, высокообразованная и даже интеллектуально утонченная молодая женщина, рассказывает, как ее только что обругала свекровь. Говорит: «Но меня, поверь, эта наглая дура совершенно не интересует! Она хамит, а мне – наплевать! Она говорит глупости – а я ведь на нее просто не обращаю внимания! Она идиотка – но я ее не замечаю! Она сволочь, стерва, сука, но вот ребенком клянусь – она меня ни капельки не волнует! Не задевает!! Она для меня не существует)!!»

Дорога до речки – полчаса, на речке с детьми – час с небольшим, дорога обратно – минут сорок, потому что в горку. Итого два с половиной часа моя соседка безостановочно, без передышки, к тому же пылко, страстно и довольно громко доказывает мне, что она свою свекровь ну просто в упор не видит. Игнорирует.

И эти люди запрещают нам ковырять в носу. То есть говорят, что они сознательно управляют своими поступками.

Трезво, взвешенно и рационально. Обдумал – приняли решение – сделал. Среагировал. Или проигнорировал.

Городок был маленький, но лучше деревни, потому что в нем была тарная фабрика, школа, продмаг, универмаг и целых три столовых: трест питания «Ромашка».

Антонина Чугаева по прозванию Тося Чугун там работала уборщицей и судомойкой, ей было семьдесят два, но ее не увольняли, потому что крепче ее не было бабы в городке. А ее муж Саша был на пенсии, раньше он был техником на тарной фабрике. А совсем раньше они были покорители целины, и вот потом вернулись. Но не в родную деревню, а сюда.

Тося Чугун приходила домой поздно; Саша встречал ее ужином. Она молча съедала макароны с мясом, выпивала полстакана портвейна и шла посидеть на крыльце, взяв с собой гитару; это ей на целине подарили. Тося перебирала струны и тихо бурчала:

Ехали на тройке, хрен догонишь,

А вдали мелькало, хрен поймешь…

Мимо пробегала повариха Мадина Мадоева, которую дразнили Мадонной за большую грудь и белую прическу.

– Чугунка, поиграй, а я спою! – кричала Мадонна Тосе.

– Беги давай, блядь нерусская! – кричала Тося Чугун.

Мадонна убегала, хохоча. Тося сидела в обнимку с гитарой до темноты.

– Тося, – в один такой вечер вдруг позвал ее Саша из дома. – Помнишь, у нас сыночек был? В Иртыше утонул…

– Чего это ты вдруг вспомнил? – спросила Тося, входя в комнату. Саша лежал одетый на кровати.

– Как его звали-то? – просипел Саша.

– А тебе зачем? – обозлилась Тося.

– Я помираю, – сказал Саша и помер.

Тося побежала к соседям звонить в «Скорую помощь».

Потом вернулась. Саша лежал на кровати. Она вышла во двор.

– Чугунка! – крикнула ей Мадонна. – Чего не играешь?

Тося схватила с земли камень и кинула в нее. Попала по ноге.

После похорон были поминки, пришли из «Ромашки» и два старика с тарной фабрики, все в костюмах, пили за вечную память.

Вечером все ушли, и стало скучно. Теснило в груди. Тося выпила еще, прихватила гитару и пошла на крыльцо. Темнело. Какая-то фигура болталась во дворе.

– Эй! – крикнула Тося. – Поди сюда или мотай отсюда!

Фигура приблизилась. Это была Мадонна в темном платьице. Тося вспомнила, что она ее одну не пригласила на поминки, хотя они работали вместе.

– Извини, забыла, – сказала Тося. – Забегалась. Горе такое, потеряла друга жизни. Заходи, налью. В дом иди, бери бутылку, тащи сюда.