Господин с кошкой - читать онлайн книгу. Автор: Денис Драгунский cтр.№ 35

Мальчик писал, как он любит девочку. От ночной тоски и давней разлуки он совсем осмелел. Писал про то, как они целовались и как он хочет поцеловать ее осенью. Про ее руки — локти, ладони и пальцы. И даже про ноги, какие они у нее красивые. Длинное письмо ни про что. В смысле, про любовь.

Письмо надо было отправлять на станции, в почтовом отделении. И получать там же, до востребования, потому что в деревню почтальон не ходил.

Через восемь дней тетенька в окошке протянула ему конверт. Он дошел до заброшенного стадиона. Сел на серую деревяшку бывшей трибуны.

Вскрыл письмо. Развернул вчетверо сложенный лист бумаги. Красным цветом было толсто написано: «Глупость и пошлость!» И всё. Вокруг бывшего футбольного поля ездил парень на мопеде: один круг, другой, пятый. Треск мотора приближался, потом удалялся. Потом опять и снова. Как в кино. Это он тоже потом подумал.

Мальчику захотелось сделать что-то хорошее. Хоть кому! От станции шла женщина с двумя сумками. Мальчик спрятал письмо в карман, нагнал ее:

— Вам помочь?

— Ну, спасибо, — сказала она, отдав ему сумку. — Ты здешний?

— Мы тут дачу снимаем, — сказал он. — В Романовке.

— Жарко-то как, — сказала она. — А мне еще до Богородского. Давай покурим?

— Я не курю.

— Все равно, — сказала она, свернув с тропинки. — Я покурю, ты посидишь.

Сели на поваленную березу. У нее были ноги совсем как у девочки, которая сейчас в Пярну. Только сильно загорелые.

— Тебе сколько лет? — спросила она.

— Пятнадцать, — сказал мальчик.

Она стряхнула пепел, обхватила колени руками, искоса посмотрела на него. Сарафан съехал. Мальчик увидел, что у нее розовые трусы и синяк на бедре.

— Мне вообще-то домой пора, — сказал он. — Тем более что вам до Богородского. Я не смогу вас дотуда проводить. Извините.

— Ничего, нормально, — вздохнула она. — Тогда беги.

Дома мальчик сел за стол, снова раскрыл письмо. «Глупость и пошлость!» Как будто кисточкой написано. И красные капельки на белом, сбоку от букв. Значит, она раздобыла кисточку и тушь. Написала и потом ждала, пока высохнет краска.

Мальчику стало легче. Потом еще тяжелее. Потом снова легче. И опять, и снова. Но к концу августа почти совсем забыл.

фантазия и фуга

— Тебе тогда два годика было, — рассказывала Анна Викторовна дочери Наташе. — Я первый раз после родов на гастроли поехала. И сразу в Англию. Первый раз за границу — и в Англию! Стою у Тауэра и сама себя щиплю, что это мне не снится. Ну, я тебе говорила много раз. А вот этого не говорила. Там в меня влюбился один человек.

— Миллионер? Или принц? — Наташа сидела в ногах дивана; ее престарелая мама полулежала, кутаясь в плед; кругом по стенам были фотографии: портреты и сцены из спектаклей; портреты с автографами поверх манишки — по-артистически.

— Всё! Не буду больше рассказывать! — Анна Викторовна прикрыла глаза и попыталась отвернуться.

— Ладно, мама, ладно… — Наташа погладила ее по ноге. — Кто же он был?

— Ну, скажем так, деятель культуры. Знаменитый? Известный, уважаемый. Богатый? Вполне обеспеченный. Какой был мужчина, умница, талант…

— У вас что-то было?

— Фу! Конечно же нет. Одни слова и букеты. Но я, дура, дала ему какой-то аванс. Через год он приехал в Москву. За мной. Забрать меня. Ну и тебя, естественно. Забрать нас с тобой.

— И что ты решила? — шепотом спросила Наташа.

— Выгляни в окно! — захохотала Анна Викторовна. — Мы где? В Москве! Теперь поняла, что я решила? Догадалась?

— А почему?

— Я любила твоего отца, — вздохнула Анна Викторовна. — А ты разве не любила папу? Разве ты хотела бы стать русской падчерицей?

— Но ради будущего, ради моего будущего… Ты могла. Ты должна была!

— Какого еще будущего? — Анна Викторовна снова засмеялась. — Москва — столица мира! Гагарин в космосе! Скоро будет коммунизм! Разве сравнишь с этим тухлым Западом? Даже смешно.

— Особенно сейчас, — сказала Наташа. — Обхохочешься.

— Извини, не рассчитала, — сказала Анна Викторовна, утирая слезы. — Но я папу твоего любила, извини еще раз…

Деятель культуры. В таком-то году был в Москве. Наташа его вычислила. Примерно. С большой вероятностью. Писатель из тех, кого в СССР называли «прогрессивными».

После смерти матери она поехала-таки в Англию. Дом-музей в пригороде. Открыто по вторникам и четвергам. Седая леди поясняла: вот кабинет, вот библиотека, вот любимая трубка. Кроме Наташи, других посетителей не было.

— Здесь он написал свой знаменитый роман «Польская падчерица», — говорила леди. — Содержание: английский писатель знакомится в Лондоне с польской актрисой. Приезжает в Варшаву и привозит ее с дочерью к себе. Вся книга о том, как маленькая полька становится англичанкой. Роман написан в 1955 году.

— В каком году? — вскрикнула Наташа.

— В пятьдесят пятом.

— А в шестьдесят третьем он ездил в СССР?

— Ездил, конечно! — сказала леди. — На презентацию перевода этого романа.

— Я не читала, — сказала Наташа вдруг по-русски. — А мама, наверное, читала.

— Przepraszam, ne rozumiem, — сказала леди по-польски.

но увидеться надо было…

— Кто там? — спросила Надежда Ильинична в домофон.

Там горестно молчали. Она почти догадалась, но спросила еще раз:

— Кто там?

— Надя, это Михаил.

Она нажала клавишу. Потом открыла дверь квартиры. Он почти не изменился. На нем был серый плащ, свитер под горло. В руке небольшой чемодан — видно, что тяжелый. От него пахло одеколоном. Одеколон приличный, но пахло слишком сильно.

— Я могу войти? — сказал он.

— Заходи, — сказала она. — Но не надолго.

— Вот как? — Такой робкий и ссутуленный, он вдруг сверкнул глазами. — А ты говорила, что будешь ждать меня всю жизнь.

Надежда Ильинична сначала решила расхохотаться, но потом серьезно сказала:

— Я и ждала тебя всю жизнь. Потом жизнь кончилась. А я осталась. Так что лучше иди, откуда пришел.

— Может, хоть чаем напоишь?

— Это будет слишком жестоко. К тебе. Всё. До свидания.

Он переложил чемодан в другую руку, повернулся, шагнул к лифту, потом обернулся.

— Что? — спросила она.

— Надя, ты извини меня, ради бога… мне очень нужно в одно место.