Взрослые люди - читать онлайн книгу. Автор: Денис Драгунский cтр.№ 6

– Не гордись, – сказал я. – Наверное, ей на работу.

– Воскресенье, – сказал Сева. – Но самый ужас впереди.

«Подает она, значит, салат и котлеты. Хотя салат вообще-то с утра не едят. Котлеты – тем более. С утра нормальные люди едят овсяную кашу или творог с вареньем. Ну, в крайнем случае яичко всмятку. Хотя, наверное, она не виновата. Это ее неправильно воспитали. Наверное, это у нее в семье были такие глупые манеры – есть котлеты на завтрак.

Но не в том дело. А дело в том, что салат она заранее разложила по тарелкам! Мне порцию, себе порцию! И котлеты – по одной, себе и мне. Понимаешь? Я смотрю – а у нее целая миска салата, и на сковороде еще несколько штук котлет. А она, значит, порции выдает! Ведь в нормальном доме как? В нормальном доме, если уж приперло завтракать котлетами и салатом, на стол всегда ставят миску салата и тарелку с котлетами. И каждый берет себе, сколько хочет.

Вот я и подумал – женюсь я на ней, а она мне будет по котлетке выдавать? Да еще с утра? Нет, ребята, спасибо».

– А что вы ели на ужин? – спросил я.

– Да какой там ужин, – сказал Сева. – Так, вино и фрукты.

– Она просто проголодалась! – сказал я. – Вот и разогрела котлеты с утра.

– Я со злости даже забыл, как ее зовут, – сказал Сева. – Перепутал имя. И она меня выгнала. Прямо из-за стола.

– Хоть котлету съесть успел? – засмеялся я.

– Половинку, – сказал Сева.

Аля боялась расти.

Потому что мама ей говорила:

– Вот вырастешь, узнаешь, на каких деревьях булки растут! Я в двенадцать лет варежки вязала и на базаре продавала.

Мама сидела в кресле, в шелковом халате с драконами, курила папиросу и что-то черкала в большой пачке бумаг. Листала и подчеркивала, листала и подчеркивала.

Мама была адвокатом. Папы у них не было.

Але было десять лет. Она не умела вязать. Она старалась научиться по «Книге для девочек». У нее не получалось. Она боялась, что через два года мама выгонит ее на базар, торговать варежками.

В двенадцать лет обошлось. Но замаячил паспорт.

– Я, как паспорт получила, – говорила мама, – сразу из дому ушла. Чтоб самой строить свою жизнь.

Аля представила себе, как она с паспортом в руках выходит на улицу и идет непонятно куда, и чуть не заплакала.

– Не реви, – сказала мама. – Бога благодари, что у тебя есть мать!

Когда Але стало шестнадцать, она задержалась в гостях у подружки. Буквально на полчаса. Потому что через полчаса мама за ней приехала на такси.

– У меня есть паспорт, я уже большая! – пискнула Аля, когда мама в лифте больно взяла ее за ухо; спасибо, хоть не при подругах.

– Окончишь школу, тогда и будешь большая, – сказала мама. – Устрою тебя на завод «Трансформатор». У меня там знакомый директор. Намотчицей. Хочешь?

Аля не хотела намотчицей, поэтому поступила на юридический факультет.

– Погоди! – говорила мама. – Вот пойдешь работать, тогда узнаешь, что такое самостоятельная жизнь. Вот тогда и поговорим, как взрослые люди.

Вот выйдешь замуж.

Вот родишь ребенка.

Вот защитишь диссертацию.

– Вот тогда ты поймешь, что такое – сама за себя отвечать! – говорила мама в ответ на любое Алино возражение.

– Мама! – кричала Аля. – Хватит отношения выяснять!

– Что? – хохотала мама. – Моя дорогая! Наши отношения выяснены раз и навсегда, тридцать восемь лет назад! Я – мать. Ты – дочь. Так будет всегда. Даже когда я умру. А вот когда я умру, тогда ты поймешь, что такое жизнь. Как она на самом деле устроена! Смотри не испугайся.

Але стало совсем страшно.

Она пришла домой и легла спать. Она была одна, потому что ребенок уехал в международный спортивный лагерь (мама достала путевку), а с мужем они развелись еще лет десять назад.

Она не могла заснуть, все представляла себе, как мама умерла и лежит в гробу, и потом ее зарывают в могилу. И она сразу же попадает в какую-то ужасную историю. То ли в милицию забрали, то ли квартиру обокрали, то ли с работы выгнали – всё сразу, и некому заступиться, потому что мама умерла.

Аля взяла из тумбочки таблетку. Выпила. Не помогло. Взяла еще одну, потом еще парочку. Потом вытряхнула весь пузырек на ладонь и проглотила, запив водой.

– Прости, моя девочка, – сказала мама, – что я не смогла тебя защитить.

И поцеловала Алю в лоб.

Петров написал пьесу. Показал своим друзьям, включая одного критика. Всем понравилось, а критик сказал, что пьесу надо нести в театр.

– Ух ты! – сказал Петров. – А в какой?

– Думаю, Сергееву надо показать, – сказал критик.

– Ого! – сказал Петров. – А как к нему пробиться?

– Пиши телефон, – сказал критик. – Скажи, что от меня.

Петров позвонил. Сергеев попросил оставить пьесу на проходной театра и позвонить в начале будущей недели.

Петров позвонил во вторник.

– Нам надо встретиться, – сказал Сергеев. – Позвоните в начале будущей недели, и договоримся.

Петров позвонил, как велено.

– Давайте в начале будущей недели, – сказал Сергеев. – Во вторник, в три часа, у меня в театре.

Встреча была недолгая, но приятная.

Похлопывая ладонью по пьесе, Сергеев сказал, что она точно легла на его недавние мысли и ощущения. «Это – мое. Никому не отдавайте. Обещаете? Звоните в начале будущей недели, и мы определим конкретные шаги».

Петров позвонил во вторник. Сергеев сказал, что уезжает в Венгрию, но просил позвонить в начале следующей недели.

Петров позвонил. Сергеев не мог разговаривать. Петров уже по привычке позвонил через неделю – Сергеев разговаривать мог, но встреча в ближайшие дни не получалась. Сказал, чтобы Петров непременно позвонил в начале будущей недели.

Петрову казалось, что он сам играет в пьесе абсурда.

Ему, конечно, хотелось плюнуть на Сергеева. Но каждый вторник он звонил ему и выслушивал просьбу перезвонить. И покорно перезванивал через неделю.

Петров решил, что дает Сергееву год. Он вспомнил, когда тот впервые сказал ему насчет начала будущей недели. Это было в середине сентября прошлого года.

Закончился август. Оставалось три раза до последнего звонка. Петрову стало не по себе. Тут он вспомнил, что в июле Сергеев был в отпуске. То есть четыре звонка было пропущено. Он вздохнул с облегчением.