Взрослые люди - читать онлайн книгу. Автор: Денис Драгунский cтр.№ 35

Но на этот раз он не услышал, как щелкает задвижка и шипит душ – о, привычная за годы череда звуков! – а напротив, услышал звук новый и тревожный. Как будто кофе готовится не здесь, а там, за стеной.

Он встал, прошел в комнату.

Наташа сидела на кровати, согнувшись и уткнув лицо в край одеяла, и горько плакала. У нее дрожали плечи, она всхлипывала, старалась унять слезы, но у нее не получалось, она рыдала всё сильнее.

Дима сам чуть не заплакал. Он очень любил Наташу.

– Что с тобой? – он бросился к ней, обнял, прижал ее мокрое лицо к своей груди, стал целовать ее макушку, затылок. – Скажи, что? Не молчи!

Наташа всхлипнула и подняла голову.

– Что? – еще раз спросил Дима. – Милая, родная, что?

– Он мне изменил, – сказала Наташа. – С этой сучкой Полянской. Сам признался сегодня утром. У них, оказывается, давно… – и снова залилась слезами.

– Кто?

– Кто, кто. А то ты сам не понял, кто! – сказала она. – Вот так живешь, а потом вся жизнь пополам.

– Муж, что ли? – Дима разжал объятия.

– Да, – снова заплакала Наташа. – Дерьмо такое. Да что бы он без меня делал? Да кем бы он стал? Тьфу!

– Погоди, – сказал Дима. – А вот ты меня любишь?

– Конечно, – сказала она. – Очень.

– Погоди, – снова сказал Дима. – А как ты думаешь, ты у меня одна? Ты думаешь, что у тебя муж и я, а у меня – только ты?

– Да брось ты, – сквозь слезы засмеялась Наташа. – Я же знаю, что ты бабник.

– Погоди, – опять сказал Дима. – Кофе готов. Принести?

– Давай, – сказала Наташа.

У нее почти высохли слезы.

– Ничего, – сказала она, выпив кофе и съев квадратик шоколада. – Но я терпеть не стану. Не прощу. Слово даю.

– Уйдешь от него ко мне? – спросил Дима.

– Не бойся, – сказала Наташа и засмеялась.

– Я не боюсь. Переезжай.

– Ладно, буду иметь в виду, – сказала она. – Хотя вряд ли.

– А ты его любишь?

– Ненавижу, – сказала она. – Как Россию. Я ненавижу свою сраную родину, но больше нигде жить не могу, не хочу и не буду. А ты… – она задумалась.

– Занзибар? – спросил Дима.

– За что я тебя люблю, что ты очень умный, – сказала она и поцеловала его.

Они обнялись и снова легли в постель.

Это было самое начало 1980-х.

Я сидел в кабинете завлита одного московского театра.

Он говорил мне:

– Напишите нам пьесу! Мы задыхаемся без новых пьес! Нам нечего ставить! Сплошная классика по пятому кругу. И какие-нибудь «Сталевары» или «Забойщики». Напишите! Кто, если не вы?

– А как же Арбузов, Розов, Володин? – польщенно отбивался я.

– Старичье, – вздохнул завлит. – Старые проблемы, старые взгляды, нафталинная драматургия! Режиссеры ставят и зевают, актеры играют и зевают, зрители смотрят и зевают! Ну, голубчик, ну, пожалуйста. Напишите!

Казалось, он сейчас расплачется.

Зазвонил телефон.

– Да, – сказал он. – Что? Вы с проходной звоните? Так, так… – он помолчал, слушая голос в трубке, и резко ответил: – Нет, нет, нет. У меня нет ни секунды времени! Что? Нет, оставлять не надо! Не надо оставлять на проходной, повторяю. Никто вашу пьесу читать все равно не будет, говорю вам откровенно. Видите ли, мы обеспечены пьесами по две тысячи пятый год включительно. Наш портфель не просто полон, он переполнен прекрасными современными пьесами!

Мне вдруг стало жалко человека, который написал пьесу, принес ее в театр, а с ним не только говорить не хотят – ему даже не разрешают оставить пьесу на проходной.

Тем более что завлит только что, минуту назад, говорил мне, что они задыхаются без новых пьес.

Я вскочил с дивана, выскочил в коридор, сбежал по лестнице.

Этот человек еще не ушел. Он стоял и рассматривал афишу с репертуаром.

– Это вы сейчас звонили в литчасть? – спросил я.

Он обернулся.

– А в чем дело? – он посмотрел на меня поверх очков.

– Видите ли, я завлит одного небольшого театра, – соврал я.

– Какого? – тут же спросил он.

– Читинского областного, – как можно убедительнее ответил я. – Вот приехал в Москву за пьесами. Ищем что-то новое, интересное.

Он надменно усмехнулся.

– Может быть, дадите почитать? – я потянулся к голубой папке с тесемками, которую он держал под мышкой.

– Исключено! – сказал он и спрятал папку за спину.

Я вернулся в кабинет завлита.

– Зачем вы с ним так сурово? – спросил я.

– Потому что он сказал: «Я тут накарябал пьеску». Такое не прощается.

– А вдруг пьеса хорошая?

– Исключено, – покачал головой завлит.

Я имел счастье знать Марию Владимировну Миронову и ее мужа и эстрадного партнера Александра Семеновича Менакера. Это были не только великолепные артисты. Но и милые, веселые, приятные люди.

Мария Владимировна была очень умная, образованная и, в общем-то, добрая женщина. Но ее не надо было злить.

Вот какая однажды случилась история.

Некий молодой человек – тоже из эстрадных кругов – как-то написал несколько сатирических сценок. И решил показать их Мироновой и Менакеру. Ему, конечно, хотелось, чтоб они сыграли эти сценки.

Нет бы ему сказать просто и вежливо:

«Дорогая Мария Владимировна! Я написал несколько скетчей. Мне кажется, это в вашем вкусе. Пожалуйста, почитайте. Если же вам не понравится, я буду очень рад услышать ваши замечания».

И все было бы прекрасно.

Но нет!

Ему такой подход почему-то претил.

Ему хотелось быть очень лихим и независимым.

Поэтому он, встретив Миронову в каком-то театральном фойе, подошел к ней, достал листки бумаги (со своими скетчами) и этак небрежно сказал:

– Марь Владимна, я тут в последнее время немного пописываю…

Она посмотрела на него и громко сказала:

– Наверное, не только пописываете, но и покакиваете?

И поглядела на бумажки, которые он держал в руке.

Конечно, жестоко и отчасти грубовато.

Но поделом.