Любовь без слов - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Нестерова cтр.№ 14

Лёня грызет скалу зубами, бьет по ней кайлом. То и дело отваливаются маленькие изумруды и большие, но не столь ценные куски породы. Лёне они не интересны. Хорошо, что есть коллеги-помощники Прокопенко и Смоляков, у которых в свою очередь эскорт аспирантов и младших научных сотрудников. Они защищают диссертации, пишут статьи. И Лёня, кстати, подредактировав статью, не гнушается тем, чтобы поставить под ней и свою фамилию. Без публикаций ты в научном мире никто, а самому ему писать недосуг.

Как специалист я не верю в решение этой задачи при современном уровне знаний. Как жена я готова его убить за одержимость и забвение интересов семьи. Как женщина я не устаю им восхищаться.

– Венера, ты говоришь не хуже Лёни, – улыбнулась Маруся, как бы давая понять, что Лёня прощен.

– С кем поведешься.

– Почему ты ушла от первого мужа?

Марусю, как всякую прочно замужнюю женщину, интересовали особы, менявшие спутников жизни.

– Почему ты уверена, что я ушла, а не он меня бросил?

– Почему-то уверена, – снова улыбнулась Маруся.

– Мой первый муж Руслан был необыкновенно красив.

– Но глуп?

– Вовсе не глуп. Добр, покладист, мил в общении – приятен во всех отношениях. Это как хороший изысканный парфюм, который приятно благоухает. Постоянно благоухает и благоухает, перестаешь замечать. Люди, работающие в розарии, перестают чувствовать аромат цветов. Но на вкус парфюм отвратен, а семейная жизнь – это постоянно всё на вкус.

– А как же Лёня?

– Он не парфюм, он – коньяк. Раз выпила, другой, третий, возникла прочная алкогольная зависимость.

Маруся рассмеялась и спросила:

– Лёня долго за тобой ухаживал? Не представляю его с цветами, поющего романсы под окнами.

Марусино любопытство вполне вписывалось в наш шутливый разговор. И его, любопытство, можно было списать на деликатность и вежливость: женщины любят рассказывать про своих избранников, предоставляю Венере такую возможность.

Я отделалась коротким пояснением, которое походило на анекдот, хотя было чистой позорной правдой:

– Лёня не ухаживал и пяти минут. После лекции по проблемам выявления механизмов регуляции и экспрессии генов он бросил мне мимоходом: «Подожди за углом». Вот и все. А вы с Глебом долго встречались? – перевела я разговор.

– У нас было так, как обычно происходит в жизни, а не как в романах или в кино. Там действие: герои бегают, остро страдают, что-то происходит. А у нас ничего не происходило. Мы вместе учились, на одном курсе, но на разных потоках. Встречались на лекциях, потом на лабораторках, на семинарах, бросали друг на друга взгляды, перебрасывались парой слов. Между этими встречами: непонятное томление, дурацкие мысли и мечты – и все очень муторно, долго, почти три года, бесперспективно, не мучительно – нет, а тягостно депрессивно. И Глеб, и я не отличаемся активностью полового поведения. Неизвестно, как сложилась бы жизнь, не встреться мы в одной компании, не наклюкайся основательно. Глеб поехал меня провожать, в подъезде принялись целоваться, и уже невозможно было оторваться друг от друга. Мы не могли существовать раздельно: если не находились вместе, то болтали по телефону. Глеб, конечно, не парфюм и не коньяк…

– А что? Шоколад, черная икра, шампанское, устрицы?..

Маруся улыбалась и качала головой.

– Надо пробовать на вкус, – напомнила я условия случайного шутливого теста. – А любые продукты приедаются. Несъедобные вещи, всякие там солнечный восход-закат, миллион долларов, симфонии Чайковского, в эксперименте не участвуют.

– Он – чистый родник!

Я подняла большой палец кверху, оценив ее находчивость, а про себя подумала: «Одной водицей сыта не будешь».

Маруся была подарком для нашей компании, для нашей окрепшей семейной дружбы. Начитанная, прекрасно образованная, работающая много и честно, Маруся не терпела бездумной праздности, выходных на диване. Она постоянно находила экскурсии, записала нас в группу любителей московской архитектуры, и раз в месяц мы оправлялись с гидом знакомиться с каким-нибудь зданием, мимо которого проходили десятки раз и не ведали об историях, которые помнят его стены.

Мы объездили Подмосковье и прилегающие области, осмотрели многие усадьбы, побывали в великолепных и в захолустных музеях. Некоторые обветшалые барские дома напоминали аристократов в лохмотьях, сохранивших благородную выправку и стать, другие «аристократы» опустились до бесстыдства. Это напоминало мне рассказы о русской послереволюционной эмиграции: одни дворянки шли в белошвейки и в прачки, другие – в проститутки. Подновленные и отреставрированные усадьбы радовали глаз, но редко в какой можно было почувствовать дух прошлого. Возможно, потому, что нам постоянно не везло с экскурсоводами. В Александровской слободе, в Ясной Поляне да и в других заповедниках милые женщины с печатью хронического утомления на лице водили нас по помещениям и тараторили с отсутствующим видом. Они нас, экскурсантов, не видели в упор, не воспринимали как личностей. Неприятно чувствовать себя стадом, которому командуют: «А теперь перейдем в следующий зал. Не заходите, пожалуйста, за красный канат». Комнаты, перегороженные канатами или попросту закрытые, были во всех музеях. Почему-то они напоминали помещения для избранных, вроде вип-залов в аэропортах. Будь мы особыми гостями, прибывшими «по звонку», и канаты бы сняли, и комнаты открыли, и рассказали бы интересно, с деталями, а не сухо и сжато, как в путеводителе.

Зато смотрительницы – чистенькие аккуратные старушки, сидевшие на стульях в залах, – все без исключения были замечательными. Если позволялось ходить по музею не в группе, без сопровождения гида, то мы этим пользовались. Смотрительницы могли не хуже ответить на вопросы и рассказать историю экспонатов доброжелательно и с чувством.

Мне запомнились две старушки на выставке игрушек в Сергиевом Посаде. Я услышала, как одна другой говорит: «Я тогда за тюлем в очереди стояла…»

Есть хороший старый фильм «Дело Румянцева», в котором блестяще сыграл молодой Алексей Баталов. В этом фильме следователь, полковник милиции, во время обыска в квартире преступника, ощупав юбочку куклы, которой накрывают чайник, говорит что-то вроде: «Тюль! Моя жена четыре дня в очереди за тюлем простояла, так и не купила». Тем, кто смотрел «Дело Румянцева» в конце пятидесятых годов, эта фраза наверняка не запомнилась. Для нас же эта деталь, штрих – свидетельство того, как жили, как тяжело доставалось самое элементарное.

Услышав «за тюлем стояла», я задержалась у витрины, прислушалась. Одна старушка рассказывала другой, что всю жизнь была влюблена в Пашку-лоботряса, между тем как муж ее Сереженька был честным и добрым, хозяйственным и деток любил. Лоботряс по тюрьмам ошивался, выйдет – женится, сворует – в тюрьму, а Сереженька каждую копейку – в дом. Но вот поди ж ты, сердцу не прикажешь.

Я тогда подумала: «Какая жестокая судьба: любить чужого мужа, недостойного, ненадежного, неправильного. А твой собственный не забулдыга, не пьяница, а преданный и хороший. Бедная Маруся!»