Баблия. Книга о бабле и Боге - читать онлайн книгу. Автор: Александр Староверов cтр.№ 80

«Заслужил, – отчетливо понял он. – Заслужил. Служил, служил и заслужил. А кому служил, зачем и где мои тридцать сребреников? Сам себе ответить не могу. Говорят, один раз не пидорас. А если не один? Если – эх, раз, еще раз, еще много, много раз? Тогда этот самый и есть. Не заметил, как превратился. Был ведь юношей бледным со взором горящим. Мир хотел перевернуть. Не получилось, меня мир перевернул, поставил в удобную для себя позу и… Опущенные опускают опущенного, и от этого лучше им. Вот в таком мире живу. Да что там живу, сам творю мир такой. Передовик производства, ударник, твою мать… Будь оно все проклято».

Говорить больше не имело смысла. Он поднялся со стула и пошел к выходу. В дверях развернулся все же, решил сказать несколько слов на прощание. Жалко ему стало себя и банкира жалко. Сказал грустно и тихо:

– Дурак ты, Андрюша, и я дурак. Оба мы с тобой идиоты. Жизнь свою погубили давно. А сейчас последнее губим, что осталось.

– А что осталось?

– Надежда, Андрюша, оставалась. Надежда. Чудо могло произойти. Инопланетяне на землю могли спуститься или бог. Вразумить бы они нас могли. К самим себе вернуть.

– А теперь, типа, не спустятся? Как наши терки им спуститься-то помешают?

– Никак. Просто не доживем мы теперь до их прихода, точно.

– И кто ж нас грохнет, шеф твой, генерал его престарелый? Люди, как ты выражаешься, которые процессы страшные разворачивать будут? Так ты не ссы, Алик, не успеют они ничего развернуть, я тебе уже объяснял. Повоняют и перестанут. Деньгами мы им пасть заткнем. Деньги любые запахи, даже самые неприятные, облагораживают.

– Дурак ты, Андрей, трижды. Есть, Андрюш, такие процессы, которые развернуть легко, а остановить невозможно почти. Подумай об этом на досуге.

Банкир резко выдохнул, зарычал, изобразил что-то похожее на удар кулака по столу, вскочил и с криком «Как ты меня достал, истерик чертов!» подбежал к Алику. Он схватил его за руки, потащил обратно в кабинет, заговорил быстро и отрывисто:

– Спокойно, спокойно, спокойно. Сядь, успокойся, отдышись. Давай поговорим спокойно. Спокойно. Ну что, довел себя? Да? И меня довел. Успокойся. Дышим ровно, до десяти считаем.

Скорее себя он успокаивал, чем Алика. Закрыл глаза, считать про себя начал. Когда вернулся в нормальное состояние, сказал нарочито медленно:

– Смотри, никто тебя кидать не собирается. Ситуация так сложилась. Не в твою пользу – это да. Деньги ты уже перечислил и от тебя ничего не зависит. Мне деньги сейчас занимать, чтобы тебе отдать на несколько дней раньше, нет никакого резону. Потерпи и людей своих уговори потерпеть. Объясни им, что я бумаги все подписал страхующие и в тюрьму мне не охота. Не дети же они малые, пускай не капризничают.

– Нагибаешь ты меня, Андрей, меня-то нагнуть можно, а их не нагнешь, силенок не хватит.

– Да, нагибаю. Нагибаю! Карта так легла, в мою сторону. Когда у тебя козыри были, ты меня нагибал. А сейчас я. Имею право?

– Имеешь, наверное.

– А раз так, может, вернемся к шести процентам? Давай восстановим первоначальные договоренности.

«Господи боже мой, – подумал Алик. – И все это шоу, чтобы отжать меня обратно? Из-за двух с половиной процентов? Какая несоразмерность усилий и результата. Сколько нервной энергии затрачено, а в итоге два миллиона долларов. Чтоб они провалились, эти два миллиона, если в них столько боли и страха заложено. Однако соглашаться надо, как ни противно. Соглашаться, но с условиями».

– Может, и вернемся, – сказал он, как бы вслух рассуждая. – Если деньги в течение недели будут. И если платить ты каждый день станешь, как я тебя просил.

– Ну нет денег, правда. Расписаны все платежи. Вот валяются сто пятьдесят тысяч долларов неучтенки в кассе, и все. Спасут тебя сто пятьдесят тысяч?

– Спасут, меня сейчас любая малость спасет. Не могу я в контору с пустыми руками вернуться. Давай так, даешь мне сейчас, чего в кассе наскребешь, завтра платишь миллион, послезавтра три, потом пять, потом десять, потом остальное. И шесть процентов тогда, как раньше.

Торговались долго и ожесточенно. В конце концов подписал банкир новый график платежей. Не на неделю, а на десять дней, с запасом, и первые платежи уменьшили значительно. На завтра банкир обещал перегнать пятьсот тысяч, потом миллион, два и так далее. За это Алик возвращался к первоначальной цене в 6 %.

Андрей позвонил в кассу и приказал поднять, не принести, а именно поднять, так он выразился, сто пятьдесят штук к нему в кабинет. Пока ждали восхождения денег, банкир много шутил, рассказывал смешные истории о клиентах и вообще был чрезвычайно весел и доволен собой. Секретарша принесла кофе, вновь стала мила и кокетлива. Вину заглаживала старательно. Андрей жестко пошутил, что может он сатисфакцию получить, употребив ее по назначению. Прямо при ней и пошутил. Она захихикала радостно. Не против была явно.

Жизнь продолжалась. Затосковал Алик, заметалось сердечко в груди. Вырваться захотелось из вошкотни этой, зовущейся обыденной жизнью. Где победы огромные через месяц и не вспомнишь уже, а горе великое через час анекдотом бородатым шлифуется до полной незаметности. Опять он Аю вспомнил, оранжерею, небоскребы, море зеленое. Захотелось в мир свой попасть нестерпимо. Не получилось. Еще больше загрустил, губу прикусил даже, чтобы не расплакаться. А потом принесли непрозрачный черный пакет с долларами. Осторожно водрузили на стол. Как украшение самое главное. Вазу красивую с деликатесами заморскими. Банкир сделал приглашающий жест рукой, и Алик забрал пакет.

«Тяжеленький, – подумал. – Приятная тяжесть. Солидная, уверенность придающая».

От пакета будто тепло исходило успокаивающее. Грустные мысли начали рассасываться и исчезли вовсе. Мир уже не казался таким дурацким, и в Либеркиберию попасть хотелось не так сильно. Алик кивнул банкиру и вышел из кабинета. На миг почудилось ему, что непрозрачный пакет прозрачным стал. И все видят, что внутри там куча баксов. Его, в данный момент, персональная куча. Видение рассеялось быстро, но от него осталось приятное очень послевкусие. Сладко-соленое, першащее в горле и ласково щекочущее гортань послевкусие. И черный непрозрачный пакет с баксами тоже остался.

Кайф от вырванных ста пятидесяти штук был ярким, но недолгим. Анестезия местная, на полчаса всего и хватило. Что такое 150 000 по сравнению с сотней почти миллионов? Пустяк, а может, и издевательство даже. Наркоз стремительно уходил, послевкусие улетучивалось, внутри у Алика нехорошо заныло. В голове заметались странные мысли.

«…Деньги, мани, бабки, лавондосы… Не труд из обезьяны человека сделал, а деньги. Они же людей и обратно в зверюг превращают. А труд, что труд? Побочный эффект при добыче денег. Не интересует труд никого. Зато деньги всех интересуют. Не случайно банкиры стоят на самом верху социальной лестницы. Люди – менялы по природе своей, а деньги универсальное средство обмена. Выходит, банкиры самые человечные люди на земле. А чего? Тихие, хорошо одетые, образованные, не агрессивные ничуть. Идеал человека, пик эволюции. Человек Меняющий. И неправда, что деньги портят. Деньги любят, кормят, греют, развлекают, деньги омывают водами самых бархатных океанов, услаждают плоть, нежно массируют душу, сильно помогают размножаться и самовыражаться. Вот идет по улице мужичонка плюгавенький. Потрескавшаяся китайская кожаная курточка, башмаки стоптанные, плешь на полголовы. Взгляд мутный и зашуганный. Тьфу, смотреть не на что. А появится у него немного денег, глядишь, и на человека стал похож. Вылезает из маленького джипчика уверенно, в «Ашан» заходит. И баба с ним рядом ладная, крепенькая заведется. А еще больше денег станет у мужичка, xoленость некая на лице проявляться начнет. То ли хипстер, то ли випстер, не русский, в общем, совсем. Как будто и не из нашего говна вылупился. Пиджачок «Бриони», джинсики «Босс», небритость гламурная и тачка с подвывертом. Не «Мерседес» обыкновенный, а «АМG»  . Хрен его знает, что такое «АМG». Но «АМG» же! Запросы духовные у мужичонки появляются. Сначала, как водится, сауна с блядьми. Но зато потом… Сохо, Рай, Весна, Зима, Лето, Калина, Малина, Купол, Крыша. И любовь возникает нежданно, не за деньги грубо, а извращенно, куртуазно, за щедрость мужскую, через прокладки в виде шмоток, «Тиффани» и «Шопарда». «Шопард» – слово-то какое сладкое. На «пиздец» похоже. А дальше тоска во взгляде проскальзывает благородная и тут уж до выставки современного исскуства в «Гараже» недалеко. И до Кирилла Серебрянникова рукой подать. И тюрьма впереди маячит. Нет, все-таки что-то было, наверное, в мужичонке изначально. А деньги этому чему-то раскрыться и помогли. Чайльд Гарольд. Красавец. Умница. Герой. Молчалив и задумчив идет он по жизни, походя обогревая своим мужским теплом обворожительных мимолетных спутниц. Ведь лучше стал, явно лучше! Сморкается в платок, читает Пелевина и Умберто Эко, о судьбах мира на досуге размышляет, биде освоил, в конце концов. Но не в биде беда. Путаться мужичонка начинает. Твердят, конечно, все кругом, что это он такой замечательный парниша, всего добился умом своим недюжинным, а деньги тут совсем ни при чем. Следствие они его талантов врожденных. Но помнит, помнит себя мужичок в куртчонке копеечной китайской, зашуганного и плешивого. Помнит! И как-то одной несчастливой ночью, после выжратого литра элитного алкоголя, прозрение на него снисходит. «В деньгах все дело, – догадывается он. – Кем я был без них и кем с ними стал?»