– Он приехал вчера. Карл смотрел его документы.
– Вот как! И что же?
– Документы в порядке.
– А. – Признаться, я скрыл волнение. – Что он тут делает?
– Лама? О! – Она опять засмеялась. – Что-то ужасное. Ни за что б к нему не пошла. Бедные самоубийцы!
– В чем же он прав?
– В чем он прав?., ах да! Он верит в возможность загробья.
Говоря, она вынула из-под колен ступни и теперь устроилась в позе Z. Ее тело было тонким и гибким. На меня она взглядывала через плечо.
– А вы сами верите в смерть? – спросил я.
– Пожалуй, – серьезная складочка омрачила ей лоб.
– Занятно.
– По крайней мере, глупо не верить, если решил умереть.
– Разве вам это грозит?
– Едва ли скоро. Но все же смерть – это отдых. А не блужданье впотьмах.
– Лама сулит блужданье?
– Да, и не только. Вы знаете о Бардо?
– Слегка. Это мир мертвых?
– В том числе. Он берется помочь тем, кто хочет найти вход в удачное воплощение. В Лхасе, я слышала, это принятый вид услуг.
– Грандиозно. Что для этого нужно?
– Умереть при нем.
– Ого! Есть охотники?
– Я не знаю. Я еще не была там. Сульт обещал сводить, он факир, ему это важно.
Сульт, услыхав свое имя, взглянул в нашу сторону. Я прищурился. Карл и Пьер продолжали спор.
– Как вас зовут? – спросила Глэдис.
Я назвал себя.
– Странно. Вы русский?
– Почти.
– Никогда не видела русских.
Грузный Джуди прервал вдруг свой сон.
– Я помню ваши статьи, – сказал он мне тихо. Что-то мелькнуло в его глазах. – Те, что о Грине.
Я вздрогнул. Его глаза, бывшие прежде в дымке дремы, теперь словно выкатились из луз. Мешочки у щек съежились, и все лицо ожило и задвигалось, хоть сам он остался стоять там, где был (у края ковра). Поняв, что запоздал, я увидел в лице его тайну.
– Статьи? Я не думал, что кто-то их знает, – сказал я хрипло. – Это было давно. Лет пять назад. – (Машинально я увеличил срок.)
– Верно. – Он кивнул уродливой головой. – Они были в… – Он назвал журнал, номер. И не ошибся годом. – Меня увлекла тогда ваша тема, – продолжал он неспешно. – О выдуманных городах. Зурбаган, Гель-Гью, Лисс. И, кстати, Дагон. Вы помните? Грин сделал его промышленным портом. Там грузили железо. Так вот, вы напрасно подкапывались (dug) под дюгоня. Хоть и были отчасти правы, зачислив малайцев в ономатеты: этот зверь был известен им. А Дагон – его пращур, западносемитский бог. Босс морских чуд и подводных кузниц. Вот смысл названия. Это есть в Библии. И у Лавкрафта.
Я молчал. Мое инкогнито (пусть даже я честно назвал себя, все равно!) было раскрыто так, словно это пришлось лишь к слову. Будто Джуди и впрямь занимал Грин. Я быстро взглянул на него. Рыжие волосы, тело-куль, рябь от оспы, шрам у губы – ходячий список особых примет. Кто он такой? И вообще, где я? Он заметил мой взгляд.
– Вы странно смотрите, – сказал он. – Возможно, что я бестактен. Я не спросил вас: зачем вы здесь?
Я вздохнул. Потом стал говорить. Я рассказал все – это и был мой план. О связи лингвистики с кокаином, о библейской путанице в близнецах. О том, как я сбежал в Штаты, а оттуда – сюда. О мысли сравнять здесь шансы. О том, как я глупо ошибся, решив, что Танатос – зеркало мира (я так и сказал). Это было туманно, но Джуди понял.
– Итак, вас приняли за другого, – сказал он. – Ваша исповедь – это ваш ход?
Я кивнул. Он нахмурился.
– Логика палиндрома. Там надо прятаться и бежать, здесь открыто сражаться. Так?
– В этом роде.
– Что ж. Должен вас огорчить. Вы действительно просчитались.
– Я это понял.
– Не совсем. Я думаю, вы в безопасности.
– Почему?
– Как вам сказать… Возможно, вы не поверите. Но позвольте вопрос.
– Конечно.
– Вы стреляли в Лос-Анджелесе?
– Да.
– В людей?
– По колесам.
– Вам ответили?
– Нет. Фургон (van) налетел на столб.
– Откуда вы знаете, что он гнался за вами?
– Мне так казалось.
– Что, если нет?
Вероятно, мой вид был забавен. Но Джуди не рассмеялся. Он ждал ответ, склонив голову набок.
– Что вы хотите сказать? – спросил я.
– Фобия, – произнес он. – Страшная вещь. Это не каламбур – как с Дагоном. И я не шучу. Взгляните правде в глаза. Если все так, как вы говорите, вы бы не прожили и двух дней.
– Почему, собственно?
– Почему? – Он пожал плечом. – Fin de siecle. Техника сыска. Вам бы просто не дали уйти. А эти глупости с двойниками? Пуля решает спор. Я могу быть экспертом в таких делах – вы понимаете сами.
– Я понимаю? Нет. – Я мотнул головой. – Я вас не знаю. Кто вы?
– Вас вновь подвела ономастика. – Он слегка улыбнулся. – Позвольте представиться: Иегуда Штильман.
Это он сказал по-русски. Невольно я отступил. И миг искал сходства с бюстом. Он продолжал улыбаться.
– Мне нужен был год, – сказал он, – чтобы понять, что меня не поймают. Потому что не ловят. Так просто и глупо. Земля – все же шар, и на ней трудно скрыться. Приходишь туда, откуда ушел. Мудрость изгоя. – Он вздохнул.
– Но меня – меня-то действительно ловят, – вымолвил я с трудом.
– Вряд ли. Вернее, так: если вы будете это твердить, это начнет случаться.
– Похоже на мистику.
– Нет, тут расчет. Это бывает в шахматах. Первый ход ваш, вы берете пешку. Следует серия мен. В итоге вам мат, и вас хоронят на средства города.
– Что же мне делать?
Я уже перевел дух.
– Бросить все это. Тихо жить. Страх любит кровь. Вы, надо думать, уже наметили жертву. И это залог ваших бед. Так вот, прекратите игру. Поймите, что происходит. Вы мне не верите?
– Верю. – Я качнул головой. – Но я верю также себе.
– Напрасно. Вам лучше рискнуть. Сделайте, как я сказал. Остановка в себе – вот то, что вам нужно.
«И ждать пули в лоб», – добавил я мысленно. Мне стало жутко. Резкое, как удушье, желание уйти прочь вдруг охватило меня. Это было так, словно сменился порядок сил, державших меня в гостиной. Мне даже почудилось, что пол качнулся. Я сделал шаг и взглянул в окно. Угол его был закрыт тонкой шторой. Я увидел огромную площадь с фонтаном, таким же точно, как тот, в зале, но увеличенным в много раз. Фонари озаряли безлюдье. Несколько автомашин дремало у тротуаров. Мне вдруг представилось, что сейчас пойдет снег. Не берусь объяснить причину этого чувства. Безумие его здесь, под небом, полным горячих звезд, видных даже сквозь стекла, только усилило боль в груди. Я отвернулся.