Уильям чистил на заднем сиденье мандарин, и от меня не укрылось, что толстовка с надписью «Кидсплей» на нем надета наизнанку. И почему наш дом так захламлен? Стоит мне отвернуться, и наше обиталище оказывается буквально засыпано всевозможными предметами .
В 10.30 я вышел в прямой эфир по «Радио Зух». Ведущий Дейв Хиляк (наверняка псевдоним) представил меня «новейшим талантом Эшби-де-ла-Зух». Кто он, слушатели? — вопросил мистер Хиляк в прямом эфире.
Я пребывал в недоумении, пока мистер Хиляк не включил незамысловатую музыкальную заставку дурацкой игры в угадайку:
Проверь себя,
Скажи, кто у меня.
В игру сыграй,
Гостя угадай.
Никто не звонил на радио с ответом, так что мистер Хиляк дал очередную подсказку:
— Хорошо, подсказка номер два. Этот человек — знаменитейший повар.
Телефоны по-прежнему молчали. Мистер Хиляк снова включил заставку и прочел новости о дорожной ситуации. На Биллесдонском объезде перевернулся грузовик, рассыпав корм для аквариумных рыбок. По-прежнему никто не звонил. Я уже сидел в студии десять минут, так ни разу не открыв рта. Мне запретили говорить, пока меня не узнает какой-нибудь слушатель.
После того как Хиляк зачитал список мест, где на «предстоящей неделе» состоятся распродажи конфискованных товаров, позвонила женщина и спросила, не зовут ли меня Делия Смит.
Спустя пять минут Хиляк сообщил третью подсказку.
— Он женился на нигерийской аристократке.
Даже я не узнал бы себя по такому описанию. Какой-то туповатый юнец Тез из Коулвиля спросил, не зовут ли меня Ленни Генри. Хиляк с легким раздражением сказал:
— Тез, ведь Дона Френч
[101]
не нигерийская аристократка?
Тез сказал, что не знает, и Хиляк резко оборвал разговор, даже не поблагодарив. У этого мистера Хиляка есть честолюбивая мечта стать первым мидлендским ведущим-хамом. Он шепнул мне об этом, когда звучала «Ветряная мельница Старого Амстердама» Макса Байгревза. Когда песня закончилась, он сказал:
— Песня прозвучала для миссис Агнес Гоулайтли, которой исполнилось сегодня всего восемьдесят девять лет, храни ее Господь.
Четвертая подсказка гласила, что «родственники моего таинственного гостя недавно попали в выпуски новостей. Его родители оказались вовлечены в запутанную смену партнеров, где не последнюю роль играла дама по имени Пандора».
Телефоны раскалились, хотя никто так и не сумел без ошибок назвать мое имя. Не зовут ли меня Джеймс Воул? А, может, Адриан Соул? Или Ланс Поул? Я чувствовал обиду и унижение, особенно после того, как Хиляк сообщил слушателям, что раз никто не назвал правильно мое имя, он перенесет сегодняшний приз, футболку от «Радио Зух», в завтрашнюю передачу.
Хиляк позволил мне две минуты поговорить о «Потрохенно хорошо. Книга!», но я был не в ударе. Затем он предложил слушателям звонить и задавать вопросы. Позвонила вегетарианка по имени Ивонна и спросила, почему я поощряю массовый геноцид животных, выступая за приготовление потрохов. Я проинформировал, что очень люблю животных, и дома у меня живет кот, а также напомнил о хорошо известном факте, что овощи и фрукты вопиют от муки, когда их выдергивают из земли или срывают с ветви. Тогда Ивонна впала в истерику и обвинила меня в том, что я мужчина.
Хиляк обрадовался:
— Быть мужчиной пока еще не преступление, согласна, Ивонна?
Тогда Ивонна разрыдалась и сообщила, что бывший муж, распутный плотояд, оставил прощальную записку в холодильнике — под тарелкой с телячьей печенкой. Хиляк воодушевился и засыпал несчастную женщину советами, а мне подал знак, чтобы я убирался. Я с удовольствием подчинился.
Уильям пришел домой с запиской от миссис Парвез:
Уважаемый мистер Моул,
Если Вам требуется помощь в покупке Уильяму школьных ботинок, то хочу привлечь Ваше внимание к прилагаемой листовке, выпущенной органами соцобеспечения: «Помощь в приобретении обуви».
Искренне Ваша,
Миссис Парвез
На автоответчике сообщение — Гленн не присутствовал ни на утренней, ни на дневной перекличке. Когда я начал у него допытываться, он сказал:
— Папа, я не мог. Ну как я мог появиться в кроссовках из универмага «Маркс и Спенсер»?
И на глаза его навернулись жгучие слезы. Гленн сам этому удивился.
Повез их с Уильямом в загородный торговый комплекс под названием «Пастбища», который теперь открыт до 10 часов вечера семь дней в неделю. Мы отправились в отдел «Рундучок». Чернокожий красавец-продавец сказал Гленну:
— Вот это как раз для тебя, приятель.
И протянул Гленну кроссовки, весьма похожие, по-моему скромному разумению, на те аппараты, что собирают образцы лунного грунта. Гленн примерил, и на него тут же снизошло просветление.
— Папа, эти по кайфу! — воскликнул он.
Луноходы стоили 75 фунтов 99 пенсов.
— Почти 76 фунтов за два куска резины! — воскликнул я в ответ. — Я этого не выдержу, Гленн.
Он вернул кроссовки продавцу, который положил их обратно в коробку. Затем я вспомнил, как меня заставляли надевать серые ботинки без шнурков вместо док-мартенсов, которые все носили в мое время. Словно воочию услышав ядовитые насмешки Барри Кента, я вернулся в отдел и купил кроссовки. 75 фунтов 99 пенсов! Только бы не умереть.
Уильяму купили башмаки без шнурков какой-то неведомой фирмы «Король Лев». Ему хотелось ботинки на молнии «Титаник», но я был неподкупен. Мы заглянули в книжный отдел. «Потрохенно хорошо! Книга!» на полках нет. Сыновья были недовольны.
Засунул книгу Барри Кента «Слепой» под стопку Стивена Кинга.
Четверг, 26 февраля
Пришел Нобби за лестницами.
Радио Лестера берет у меня интервью в 12.30. Репортер Ларри Грейвз сказал, что вчера вечером опробовал рецепт со свиными ножками, но нашел их несъедобными. Он посмотрел все передачи и решил, что Дэв Сингх — гениальный комик. Хочет, чтобы я попросил Дэва подписать для него экземпляр книги.
Пятница, 27 февраля
Сегодня вечером после занятия Элеонора выглядела сумрачно. Я выразил надежду, что причина не в Гленне. Она ответила, что Роджер Терпиш не желает продлевать ее контракт в школе имени Нила Армстронга. Я спросил почему, но Элеонора повела себя на удивление уклончиво. Она надела свое черное пальто не по росту и поспешно удалилась.
Терпиш — глупец: Элеонора — блестящая учительница. За две недели Гленн продвинулся в умении читать на два года. Он почти сравнялся со средним девятилетним ребенком.