Он снова здесь - читать онлайн книгу. Автор: Тимур Вермеш cтр.№ 8

– Я же вам говорил, что в настоящий момент это сложно.

– Да ладно, ваша бывшая подружка наверняка ходит на работу. Или хоть за покупками. Зачем вы все усложняете?

– Видите ли, – неуверенно начал я, – это очень проблематично. Квартира…

Я очутился в тупике. Да и вся ситуация была унизительна.

– У вас что, ключа нет?

Теперь пришла моя очередь рассмеяться от такой невероятной наивности. Я даже не знал, существовал ли вообще ключ от фюрербункера.

– Нет, э-э-э… как бы это сказать? Контакт больше… невозможен.

– У вас что, судебный запрет на общение?

– Я и сам не могу это себе объяснить, – ответил я. – Но в некотором роде да.

– Боже мой, по вам и не скажешь, – сдержано отреагировал торговец. – Что же вы натворили?

– Не знаю, – честно признался я, – у меня пропали воспоминания о том периоде.

– Но, по-моему, у вас нет склонности к насилию, – задумчиво произнес он.

– Ну, – отозвался я, пригладив руками пробор, – я, конечно, солдат…

– Вот что, солдат, – сказал торговец, – хочу вам еще кое-что предложить. Вы хороший человек, и мне по душе ваша одержимость.

– Разумеется, – подтвердил я, – любой разумный человек одержим. Надо стремиться к цели изо всех сил и да, с одержимостью. Равнодушный, лживый компромисс – корень всех бед и…

– Хорошо, хорошо, – перебил он меня, – смотрите. Завтра я принесу вам кое-какие мои старые вещи. Не надо благодарить, я в последнее время немного поправился, так что пуговицы не застегиваются, – он недовольно посмотрел на свой живот, – но вам, пожалуй, это подойдет. По счастью, вы не Герингом работаете.

Я был сбит с толку:

– А он-то тут при чем?

– А потом я сразу отнесу вашу форму в чистку…

– Я не расстанусь с формой! – твердо заявил я.

– Ладно, – он как будто немного устал, – вы сами отнесете вашу форму в чистку. С этим-то вы согласны? Согласны, что ее надо почистить?

Возмутительно, когда с тобой обращаются как с ребенком. Но, очевидно, так будет продолжаться до тех пор, пока я буду расхаживать грязным, словно маленький пострел. Пришлось кивнуть.

– Только вот с ботинками будет трудновато, – сказал он. – Какой у вас размер?

– Сорок третий, – смиренно ответил я.

– Мои будут малы. Но ничего, что-нибудь придумаю.

Должно с пониманием отнестись к читателю, если на этом или же другом моменте в нем зародится удивление той скорости, с которой я приноровился к условиям новой ситуации. Разумеется, на голову читателя целые годы, даже десятилетия моего отсутствия беспрестанно лили из поварешки демократии превратное марксистское понимание истории, и, бултыхаясь теперь в этом вареве, он не способен видеть дальше края своей тарелки – иначе и быть не может. Я не собираюсь сейчас обращаться с упреком к честному рабочему, к славному крестьянину. Да и как мог простой человек взроптать или протестовать против того, что на протяжении шести десятилетий всякие псевдоспециалисты да понабежавшие ученые провозглашали с высоких кафедр их мнимых храмов науки, что фюрер-де мертв? Кто станет обижаться на простака за то, что в пылу насущной битвы за выживание он не нашел сил спросить: “Где же он, этот мертвый фюрер? Где лежит он? Покажите его мне!” То же самое относится и к женщинам.

Но если фюрер внезапно появляется там, где и был всегда, а именно в столице Германской империи, то, конечно, смятение, всеобщее потрясение в народе столь же велики, как и изумление этому факту. И было бы совершенно понятно, если бы и я сам провел дни, даже недели в бездвижном удивлении, парализованный непостижимостью. Но судьбе угодно, чтобы я был иным. И потому заблаговременно, среди трудов и лишений, в тяжкие годы учения мне удалось сформировать разумный образ мыслей – он был выкован в теории, закален на жестоком поле битвы практики и стал образцовым оружием, неизменно определяя мое дальнейшее становление и созидание, и теперь моему мышлению не требовались новомодные и легкомысленные видоизменения, но, напротив, оно дало мне постичь старый и одновременно новый смысл происходящего. И в конечном итоге истинная мысль фюрера вырвала меня из бесплодных поисков объяснений.

В одну из первых ночей я беспокойно ворочался в кресле, не смыкая глаз после утомительного чтения и размышляя о моей суровой доле, пока вдруг меня не пронзило видение. Молниеносно сев, я широко раскрыл глаза от нахлынувшего озарения и вперился взглядом в огромные банки с разноцветными сластями и прочей ерундой. А перед моим внутренним оком я четко видел картину, словно отлитую из сверкающей руды, – это же сама судьба своей загадочной рукой вторглась в ход событий. Я ударил себя по лбу ладонью, браня за то, что не понял очевидного раньше. Уже не в первый раз судьба властно хваталась за штурвал. Не так ли было в 1919 году, на острие немецкого несчастья? Разве не поднялся тогда из окопов неизвестный ефрейтор? Разве не объявился вопреки притеснениям мелких, мелочных обстоятельств ораторский талант, один среди многих, среди потерявших надежду, причем именно там, где его меньше всего ждали? И разве не явил этот талант вдобавок потрясающее богатство опыта и знания, собранное в наигорчайшие венские дни, вскормленное ненасытной жаждой знаний, благодаря которой подросток с живым умом с младой юности впитывал все связанное с историей и политикой? А его драгоценнейшие познания, вроде бы случайные, но на самом деле собранные самим Провидением по крупицам в одном муже? И разве не смог он, этот невзрачный ефрейтор, на чьи одинокие плечи взвалили свои надежды миллионы людей, разве не смог он разорвать кандалы Версаля и Лиги Наций и с легкостью, дарованной ему богами, выдержать навязанные бои с армиями Европы, против Франции, против Англии, против России, разве не смог этот якобы лишь посредственно образованный человек, опровергая единогласный приговор так называемых специалистов, привести отечество к высочайшим ступеням славы?

Речь обо мне.

Каждое отдельное событие той поры, до сих пор грохотавшее в моих ушах, каждая отдельная ситуация была гораздо более невероятна, чем все случившееся со мной за последние два-три дня. Мой взгляд ножом пронзил темноту между банкой с леденцами на палочке и банкой с желейными конфетами, там, где ясный лунный свет, словно ледяной факел, озарил мою блестящую мысль. Разумеется, что одинокий боец, который выводит целый народ из болота заблуждения, что такое чудное дарование встречается, наверное, раз в сто или двести лет. Но что делать судьбе, если этот козырь уже разыгран? Если в наличном человеческом материале не находится головы, вмещающей необходимые качества?

Тогда волей-неволей приходится вытянуть его из колоды прошлого.

И хоть это, без сомнения, чудо, однако это несравненно легче, нежели выковать народу новый острый меч из доступной низкопробной жести. И едва только сияющая ясность этой идеи начала успокаивать мой мятежный ум, как уже новая тревога зародилась в моей отныне недремлющей груди. Ведь это умозаключение вело с собой и незваного гостя: раз уж судьба была вынуждена прибегнуть к подобному, чего уж тут скрывать, шулерскому трюку, то значит, положение дел, пусть и вполне спокойное на первый взгляд, в действительности гораздо безнадежнее, чем тогда.