Двое - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Толстая cтр.№ 64

— Ну, это всегда перекликается. Я думаю, фраза была бы верна и для екатерининской России, и для всей русской истории. Раньше крестьян пороли потом решили, что не надо. Раньше были крепостные — теперь гуляйте, можно. До александровской реформы суд был сословный — после все стали равны перед законом. То нельзя было иметь родственников за границей — то на здоровье. То частная собственность — плохо, то опять пускай. Но, скажем, в Европе, с тех пор как перестало быть принято «пырь» делать, то больше и не делают, а у нас все норовят возвращаться. Я вообще-то хотела убрать или свести к минимуму все политические аллюзии. Меняла и выбрасывала текст кусками, чтобы не давать повода для этого дешевого подмигивания: имеется в виду, дескать, имярек и его поступки. Но тут-то работа и застопорилась: что ни придумаю, недели не пройдет — оно и случается. Напишешь фразу или сцену, а потом в газете читаешь словно бы цитату из своего текста. Например, у меня еще в 1986, относительно невинном году было придумано, что главный враг моих персонажей — чеченцы. Просто так, потому что чеченцев я знала только лермонтовских: «злой чечен ползет на берег, точит свой кинжал». Это еще моя няня пела нам колыбельную. У нас была удивительная няня, я даже думала посвятить роман ей, но не стала… Она была хорошая, а мои персонажи не очень… Короче, на тот момент чеченцев в природе не было. Время идет, появляется Хасбулатов… Так, думаю, пополз… Потом Дудаев… Смотрю точит… А уж когда началась первая чеченская война, то надо было текст менять, но я разозлилась: что это я за раба политкорректности, — и оставила все как было. Никаких намеков тут нет, чистая мифология.

— «Деревенским» языком романа вы тоже няне обязаны?

— Отчасти. Это живой источник, но есть и литературные — Платонов, например. Даль. Придуманных слов в тексте романа, между прочим, мало дюжина, наверно, а из Даля много взято. У него есть дивные поговорки:

«Бей русского — часы сделает».

(Это хорошо бы такой плакат на 2-м Часовом заводе повесить.)

«Живет медведь и не умывшись».

Приветствие:

«Как воруется?»

Много, много там обидного и политически некорректного про разные нации… Но лексику легко заимствовать, сложнее было с синтаксисом, с морфологией — это же не вполне литературный язык, допушкинский, допетровский отчасти, засоренный частицами, старинными глагольными формами. Есть, скажем, такая форма: «он ушедцы» — то есть «он уже ушел», «он есть ушедший». Мне она с детства привычна, от няни, но тому, кто ее не слышал, она будет, наверно, непонятна. Няня была из деревни Плюсса, это между Лугой и Псковом. Там, надеюсь, и сейчас так замечательно говорят.

— Названия глав в «Кыси» соответствуют буквам церковнославянского алфавита: аз, буки, веди и т. д. Алфавит же, как я недавно вычитала, Платон считал моделью универсума.

— Приятно услышать. Платон мне друг… Сначала я хотела главы просто пронумеровать. Но показалось скучно. Что такое — глава 28? Потом решила, что раз роман про книгу, так и сделаем из него книгу. Расставив эти буквы, а у меня уже было написано 75 процентов текста, я обнаружила, что их «имена» аз, или глаголь, или покой — каким-то образом — не полностью, но заметно отражаются в тексте главы. Своего рода мистика, и когда видишь, что она осуществилась, думаешь, ну, наверное, не совсем напортачила.

— При том, что вы описываете общество полуграмотное, одичавшее, ваш роман — своего рода гимн книге, она у вас и символ неосознанного протеста, и знак надежды.

— Люблю я ее, книгу.

— Но на каждом шагу слышишь, что книга уже не играет прежней роли.

— Играет, играет. Пугающе большую роль играет книга в нашей жизни. В голодные годы — конец 80-х, начало 90-х, когда нечего было есть, кроме пластмассы, да и на ту денег не было, кто бы мог вообразить, чтобы читали книги в таком количестве? А помните, какие были тиражи у «Нового мира»? Полтора миллиона. Где эти люди? Полегли в боях? Сейчас много читают дряни, слов нет, но и хорошее читают и издают. Бывает, зазеваешься, — а тираж раскуплен. А кто мешает народу прочесть хорошую книгу? Да никто. Враги тут что-то давно не проходили. Но каждый делает свой выбор, и такой странный… Впрочем, я «культурного» читателя наизусть знаю, надоел он мне, я сама такая. Мне интереснее читатель дикий, невежественный, чтобы мозг был как заросший пруд. Таинственный, как шимпанзе или удод.

— С какой целью своего главного персонажа по имени Бенедикт, человека из народа, вы наделили родовой интеллигентской чертой — готовностью к предательству?

— Да это обычная человеческая черта. Человек из народа не хуже и не лучше в этом смысле, чем интеллигент. Только интеллигенту предательство попомнят, поставят лыко в строку, а мужика, человека из народа — не тронь, он же у нас дитя природы. Он будет свинья свиньей, а ты благоговей и аплодируй. Потому что он «знает». «Знание» у него. Мне хотелось понять, что это за «знание»… А вообще в этом «старинном споре славян между собой» я на стороне интеллигента, а не народа, по одной простой причине: интеллигент, по определению, это тот, кто хоть что-то осознал, а народ — это тот, кто не осознал. Интеллигент — это тот, кто хочет блага не только для себя, а народ — только для себя лично. Интеллигент борется за чужие права, а народ за свои собственные, и так далее. Вот почему интеллигент иногда, и часто, ошибается (и тут же раздается улюлюканье), а народ всегда, будто бы, прав. И заметьте, ему, народу, НИКОГДА стыдно не бывает. И он НИКОГДА не испытывает потребности извиниться. А интеллигент постоянно извиняется, и никто его еще ни разу не простил. Если я не права, приведите мне обратный пример.

— Кысь, которой до смерти боится Бенедикт, это и есть внутренний страх?

— Это много чего… Она в лесу живет, и если о ней думать, то она придет.

— Почему ваши обездоленные герои живут под лозунгом: мыши — наша опора?

— А как же! Уж чего-чего, а мышей-то на наш век хватит. Когда культура осыпается, как штукатурка, и каменный век пятнами идет по всей территории нашей великой державы, то есть когда человек убавляет свое человеческое присутствие, становится все менее и менее нравственным и впадает в животное состояние, животные это чуют и движутся к нему навстречу, как к родному. Встречают блудного сына. Клопы, тараканы, блохи, микробы, вирусы, крысы… Зимние комары, которые пешком под одеялом ходят. А почему в годы войн вши появляются, где они раньше-то гуляли? Почему грибы растут нехорошие? Опять-таки:

«Мы прошли разряды насекомых

С наливными рюмочками глаз…».

Мыши — это еще хорошо. Серенькие такие, домашние. Делят с нами этот мир. Доедают за нами.

— Мир-то у вас кошмарный, но отчасти даже и уютный. И жить там вроде можно.

— Да запросто. Живем же как-то. И будем жить — долго-долго. Готовьте зипун, валенки, книжки. Зима — это надолго.

— Какие, пользуясь вашей терминологией, последствия постоянных взрывов вы видите в современном обществе?

— Да ведь недаром сказано: вы звери, господа.