Лунная опера - читать онлайн книгу. Автор: Би Фэйюй cтр.№ 8

После обеда, когда ученики уже разошлись по домам, Гоу Цюань все еще сидел в учительской. История про «попу» еще в первой половине дня обошла всю школу, а сейчас вслед за армией учащихся, покидавших школу, стала расползаться по всему городу. На улице смеркалось, небо затянули тучи, все было окрашено оттенками, характерными для этого весеннего периода дождей. Сидя в кабинете, Гоу Цюань вспомнил, что теперь он холостяк – как хорошо без семьи! Нет семьи – нет необходимости идти домой. Ведь что такое семья? Это ежедневный наказ, который суждено соблюдать до самой смерти: тебе просто необходимо возвращаться в семью, вся жизнь подчиняется привычной и зависимой форме существования. На самом деле человек даже не живет, поскольку сама его жизнь превращается во вспомогательное понятие, обуславливающее существование семьи, она обеспечивает ее половые функции, слюноотделение, мельчайшие потребности. Глаза Гоу Цюаня пропитались весенней влагой, ощущения обострились, словно на куске свежей солонины выступил сок. Гоу Цюань прожарился в городском масле так, что теперь мог учуять свой запах. Он, Гоу Цюань, и вправду был свежим куском мяса, который, попав в городскую, семейную среду, задохнулся и теперь источал гнилостное зловоние.

Старина У, опираясь на цветастый зонтик, начал обходить аудитории и кабинеты. Это поручение ему дал директор, поэтому после уроков он производил инспекторский осмотр всей школы.

Не желая попадаться ему на глаза, Гоу Цюань предпочел удалиться. Когда он выходил из учительской, на улице пошел дождь. Даже не дождь, когда все-таки можно разглядеть капли и струи, а обволакивающая все и вся туманная завеса. О том, что идет дождь, можно было догадаться лишь по каплям на листьях, волосах или проводах. Когда Гоу Цюань пришел домой, там никого не было. На балконе свисал конец оборванной проволоки от их соседа, учителя Го. Висевшие на проволоке капельки одна за другой падали вниз, семейству Гоу Цюаня словно ставили капельницу. Гоу Цюань вздохнул и пошел на кухню. Жаровня потухла, сгоревший дотла ячеистый уголь обескураживал своим нахальным видом. Гоу Цюань вытащил угольки и достал из-за кадушки с рисом обломок деревяшки, она была покрыта плесенью и толстым слоем желтой пыли. Он повертел лучину в руках – то, что надо. Гоу Цюань взял жаровню и вышел из кухни, немного подумав, отправился с жаровней на балкон. Там он поджег клочок бумаги и направил огонь на лучину, она загорелась, пошел густой дым, который, словно длинная кишка, стал переваливаться с их балкона наружу. Кто-то закашлял наверху, хотя разговора слышно не было. От дыма шел терпкий запах плесени, он пропитал дождевую мглу, повис в воздухе и, порываясь улетучиться, возвращался обратно. Наверху захлопнули балконную дверь, сделали это резким, грубым движением, так что послышалось дребезжание стекол. Гоу Цюань и сам больше не мог находиться на балконе, поэтому зашел внутрь. Остановившись напротив туалетного столика Лэ Го, он рассеянно уставился на красивые баночки и флакончики. Гоу Цюань долго простоял на одном месте, прежде чем снова вернуться на балкон, а ведь он совершенно забыл засунуть в жаровню уголь. В результате деревянная дощечка сгорела дотла, а на ее месте бушевало ярко-красное пламя. Гоу Цюань ногой быстро перевернул жаровню, он чуть не задохнулся, гарь стояла невыносимая. Дым проник в грудную клетку и, точно мокрота, облепил все внутренности. Гоу Цюань опрокинулся спиной на кровать и сделал глубокий вдох, он никак не мог продышаться. Оставив эти усилия, он закрыл глаза, ему было тяжко, хотя никаких конкретных причин для муки не находилось. Гоу Цюань открыл глаза, они налились слезами, он пару раз переместил свой взор, отчего слезы выкатились, и тут он неожиданно увидел в углу комнаты две паутины, он никак не мог взять в толк, как такое вообще могло появиться в спальне. Пока он размышлял, его нос снова учуял запах гари, на этот раз пахло еще хуже, похоже, горела резина. Задумавшись на секунду, Гоу Цюань ринулся на балкон, где загорелся резиновый сапог Лэ Го. Гоу Цюань тотчас бросился его затаптывать. Огонь потух, вверху сапога зияла дыра, края которой еще продолжали пузыриться. Запах все сильнее бил в нос, казалось, он накрыл весь дом, всю вечернюю мглу. Бессильно опустив руки, Гоу Цюань стоял на месте, вид у него был беспомощный и подавленный. Потом он поднял жаровню и отрешенно замер среди дождливых сумерек.

«Война» разгорелась вечером. При этом инициатором выступил не Гоу Цюань, а Лэ Го. Не было еще и девяти, когда Гоу Цюань отправился в постель, он расположился на диване в гостиной. Облокотившись на спинку, Гоу Цюань листал вечернюю газету. Едва он услышал шум, как Лэ Го уже стояла перед ним. В одной руке она держала сапог, а пальцем другой нацелилась на кончик носа Гоу Цюаня. Лэ Го так сильно старалась сдержать себя, что палец ее дрожал. Она швырнула сапог на стеклянный столик и, наклонив голову, строго спросила:

– Что это значит?

Гоу Цюань, который не успел принять боевую стойку и сфокусироваться, задал встречный вопрос:

– В каком смысле?

Такая реакция буквально разъярила Лэ Го. Она схватила его за шиворот и заорала:

– Ты, твою мать, будешь мне еще обувь портить! Да что ты за мужик вообще, если издеваешься над женой!

То, что Лэ Го распустила руки, до крайности возмутило Гоу Цюаня, но, когда он услышал ее обвинения, возмущение его притупилось. До него наконец дошло, что значило ее «что это значит». Внезапное озарение разом восстановило все ужасное, что с ним произошло. Это моментальное, скоротечное прозрение он ощутил на физическом уровне. Гоу Цюань отвернулся. Ему не хотелось смотреть на Лэ Го, на ее выцветшую, разъяренную городскую физиономию, от которой рьяно несло вульгарностью и мелочностью. Гоу Цюань крепко стиснул зубы, ему так хотелось ей врезать. Но он не посмел. Он не хотел развязывать войну, ведь женщины в подобных схватках проявляют недюжинную выносливость, талант и изобретательность. Они создают наимощнейший единый фронт, на пустом месте оперируя такими высокими понятиями, как «сочувствие», «любовь», «права», «обязанности», в результате чего мужчина уже сам готов признать, что он ни на что не годен. Гоу Цюань сдерживал себя, молчал и не двигался. При отсутствии оборонительных действий война перестает быть войной, поэтому, если нет сопротивления, война прекращается. Гоу Цюань закрыл глаза, он предпочел скрыться от нее в своем теле.

– Свинья. Мертвая свинья. Уходи. И не издевайся больше надо мной. Уходи.

Мысли Гоу Цюаня разлетались на все более мелкие кусочки, они витали где-то совсем внизу, в темноте. Только у героя могут быть величественные мысли. Закрыв глаза, Гоу Цюань весьма отчетливо представил, как он сейчас выглядит, и, не произнося слов вслух, про себя отчетливо повторил: «Свинья. Мертвая свинья».

Лэ Го прекратила военные действия. В ночи все снова успокоилось. Атмосфера по ту и эту сторону окна уравновешивалась, протягивая друг другу руки помощи. Дождь разошелся, по стеклам расплывались струи. Внешняя половина ночи была мокрой, а внутренняя – сухой. Слушая шум дождя, Гоу Цюань неожиданно вспомнил о дочери. Натянув шлепки, он отодвинул полог, отгораживающий ее кровать в гостиной. Дочь опустила москитную сетку, которая свисала густыми складками. Гоу Цюань приоткрыл отверстие в сетке, дочь лежала с закрытыми глазами, но спит она или нет, было непонятно. Чтобы определить наверняка, Гоу Цюань тихонько позвал ее, но ответа не последовало. Он повторил попытку, безрезультатно. Гоу Цюань понял, что дочь притворяется. Невозможно добудиться лишь тех, кто не спит, а делает вид. Гоу Цюань пристально уставился на дочку, немая боль готова была вырваться наружу. В несчастных семьях, как правило, растут понимающие дети, их понимание только усугубляет страдания. Надо уходить, чтобы больше никого не мучить и не тиранить, надо уходить.