Слишком много счастья - читать онлайн книгу. Автор: Элис Манро cтр.№ 24

– Но все это – ужасно большой секрет, – предупредила она. – Ты единственная, кто все знает. Потому что ты наша подруга и благодаря тебе мы встретились.

Она варила кофе.

– Ты только посмотри на это, – сказала она, указывая на открытый сервант. – Посмотри, как он замечательно хранит вещи. Кружки стоят. Тут же чашки и блюдца. У каждой чашки свой крючочек. Сама аккуратность. И так во всем доме. Мне очень нравится.

Да, мы встретились благодаря тебе, – повторила она. – Если у нас родится девочка, мы назовем ее в твою честь.

Я взяла двумя руками кружку, все еще чувствуя дрожь в пальцах. На полке над раковиной стояли африканские фиалки. Тот же порядок в серванте, что и при его маме, те же растения в горшках. На окне в гостиной, должно быть, по-прежнему высится большой папоротник, а кресла прикрыты полотняными салфеточками. То, что Нина говорила про них с Эрни, казалось мне безрассудным и – особенно когда я думала про Эрни – страшно пошлым.

– Вы собираетесь пожениться?

– Ну…

– Ты же сказала, что у вас может быть ребенок.

– Ну, этого никогда не угадаешь, а мы могли бы пока пожить без брака, – сказала Нина с озорным видом.

– С Эрни? – спросила я. – С Эрни?

– А почему бы и нет? Эрни очень милый, – ответила она. – И потом, я зову его Эрнест.

Она запахнулась в халат.

– А мистер Пёрвис?

– А что он?

– Ну, если… Если в тебе уже что-то началось, то разве это не может быть его…

Нина вдруг изменилась на глазах. Лицо ее стало злым и мрачным.

– Его? – спросила она презрительно. – С чего ты вообще о нем заговорила? Не может это быть его. Он никогда не был на это способен.

– Вот как?

Я хотела было спросить про Джемму, но она прервала меня:

– Чего ради говорить о прошлом? Не надо меня злить. Все прошло и быльем поросло. Для нас с Эрнестом все это не имеет значения. Мы теперь вместе. Мы любим друг друга.

Любят. Они с Эрни. С Эрнестом. Теперь.

– Хорошо, – ответила я.

– Ты прости, что я на тебя наорала. Я ведь орала? Прости. Ты наша подруга, ты привезла мои вещи, и я тебе очень благодарна. Ты двоюродная сестра Эрнеста и член нашей семьи.

Она зашла сзади, запустила пальцы мне под мышки и принялась щекотать – сначала лениво, а потом яростно, приговаривая:

– Правда? Правда?

Я пыталась освободиться, но это никак не получалось. Я заходилась в приступах страдальческого смеха, выкручивалась, громко кричала и умоляла ее прекратить. Что она и сделала, когда я совсем перестала сопротивляться и обе мы запыхались.

– Ты самая щекотливая из всех, кого я знаю.

Автобуса пришлось дожидаться долго. Я стояла на остановке, притоптывая от холода. В этот день пришлось не только пропустить две первые пары, но даже опоздать на работу в столовую. В кладовке, где хранили швабры, я переоделась в зеленую хлопчатобумажную спецодежду и убрала под косынку свои черные космы («У вас самые неудачные волосы с точки зрения нахождения их клиентом в пище», – предупреждал меня менеджер).

Мне полагалось расставить сэндвичи и салаты по полкам до того, как столовая откроется для ланча, но сегодня я делала это на глазах нетерпеливо глазеющей на меня очереди и оттого чувствовала себя неловко. Это не то же самое, что идти с тележкой между столов и собирать на нее грязные тарелки. Одно дело, когда люди сосредоточены на еде и разговорах, и совсем другое, когда они просто стоят и таращатся на тебя.

Вспомнились слова Беверли и Кей, что я сама порчу себе жизнь, выбрав неправильную работу. И мне показалось, что так оно и есть.

Протерев все столы, я переоделась обратно в свою обычную одежду и отправилась в университетскую библиотеку писать курсовую. После обеда занятий у меня не было.

Корпус искусств и библиотеку соединял подземный коридор-туннель, и у входа в него всегда висели афиши фильмов, рекламы ресторанов, объявления о продаже подержанных велосипедов и пишущих машинок, а также афиши предстоящих спектаклей и концертов. Музыкальное отделение извещало, что состоится бесплатный концерт, где будут исполнены песни на стихи английских «сельских» поэтов. Судя по дате, он уже прошел. Я видела эту афишу раньше, и мне не надо было ее читать, чтобы вспомнить фамилии Геррика {26}, Хаусмана и Теннисона {27}. Но не успела я спуститься на несколько ступенек в туннель, как в голове зазвучали строки:

Венлокский кряж, стихией огорошенный,

Стрижет руно на Рекине-холме…

Нет, никогда я не смогу больше вспомнить эти стихи, не почувствовав покалывания обивки стула на своих голых ляжках. Липкий колкий стыд. Теперь все казалось еще стыднее, чем тогда. Что-то он такое все-таки сделал со мной.

Из света и из мрака,

От дальних берегов

Меня принес на Землю

Порыв семи ветров. {28}

Нет.

Где шпили, фермы и холмы

Родимой стороны? {29}

Нет, никогда.

Белеет под луной тропа,

Прощай, моя любовь! {30}

Нет. Нет. Нет.

Мне всегда это будет напоминать то, на что я согласилась. Меня не заставляли, не приказывали, даже не убеждали. Я сама согласилась.

Нина знала. В то утро она была слишком занята Эрни, чтобы заговорить об этом, но придет день, когда она надо мной посмеется. Не жестоко, а так, как она смеется над многими вещами. Или начнет меня дразнить. А дразнится она так же, как щекочет: упорно и бесстыдно.

Нина и Эрни. В моей жизни. С сего дня.

Университетская библиотека – красивое здание с высокими потолками. Люди, построившие его, считали, что тем, кто будет здесь сидеть за длинными столами и читать книги, – даже тем, кого будет мучить похмелье, или тем, кого будет клонить в сон, или озлобленным на весь мир, или ничего не понимающим, – нужен простор над головами, их должны окружать панели из темного мерцающего дерева и высокие окна с латинскими увещеваниями между ними – окна, в которые видно небо. Прежде чем стать школьными учителями, или заняться бизнесом, или начать растить детей, они должны получить все это в свое распоряжение. И сейчас моя очередь, мне все это тоже причитается.