– Ларочка, я понимаю, о чем ты думаешь, но кто знает,
какие постоянные любовники были у этой дуры, кроме Стрельникова. Может быть,
это какой-нибудь турок, из которого она доила деньги. Вспомни, что рассказывала
Люба. Или, может быть, ее убил кто-то, с кем она жила до Стрельникова. Но я
склонна думать, что все было как раз так, как ты подумала.
– Что ж, Бог правду видит, – отозвалась Лариса,
снова откидываясь назад и устраивая голову поудобнее. – Во всяком случае,
это закономерный исход.
– Они этого не переживут, – по-прежнему спокойно
сказала Анна, имея в виду своего мужа и мужа Ларисы. – Он для них – свет в
окошке. Человек, который всегда прав, даже если не прав совершенно. Если их
начнут таскать в милицию, они будут его выгораживать изо всех сил.
Некоторое время женщины лежали молча, обдумывая то, о чем
только что говорили намеками и недомолвками. Потом Анна снова подала голос:
– Лара, а когда Люба вернулась домой?
– В субботу. А что?
– Значит, в понедельник ее уже не было у тебя?
Лариса резко поднялась и пристально посмотрела на Анну,
которая по-прежнему не открывала глаз, давая мышцам лица полностью
расслабиться.
– Что ты хочешь сказать?
– Пока ничего. Чего ты так разволновалась?
– И думать не смей, – твердо произнесла
Лариса. – Выбрось из головы. Люба на это не способна.
– Да, пожалуй, – все так же равнодушно согласилась
Анна. – Не такой у нее характер, чтобы мстить. Верно?
– Вот именно. Ты совершенно права, Анюта, у нее не
такой характер. Она будет терпеть, плакать и молчать. Уж поверь мне, я за три
недели на эту мягкотелость насмотрелась.
– Конечно, Ларочка, конечно, я и не сомневалась. Но
согласись, для милиции она будет являть собой лакомый кусочек. Ведь Мила
забрала деньги, которые они вместе заработали, и даже за жилье свою долю не
заплатила. А потом и любовника увела. Мотив-то веский, согласись.
– Не вижу ничего особенного. Девушки поехали вместе,
обе оказались обманутыми и искали пути заработать деньги, чтобы вернуться
домой. Дороги их разошлись, каждая зарабатывала как умела. А любовь – что ж,
любовь – дело такое… Хрупкое. Сегодня она есть, а завтра нет ее, прошла,
скончалась от старости. Ведь и Люба когда-то увела Стрельникова от жены. Так
что никаких счетов между девушками быть не может. Они друг другу ничего не
должны. Разве нет?
– Да, не должны. Раз мы с тобой так думаем, Лара, значит,
так и есть на самом деле. Верно?
– Абсолютно верно, – жестко сказала Лариса Томчак
и потянулась за косметической салфеткой, чтобы снять с кожи остатки
невпитавшегося крема.
Что ж, между ними все было сказано. Хорошо, что они поняли
друг друга с полуслова и пришли к единому мнению.
* * *
Тем же вечером, придя домой, Лариса позвонила Любе.
– Я хотела тебе сказать… – неуверенно начала она, потом
продолжила более решительно: – Я тебя видела.
– Да? – равнодушно отозвалась Люба. – И что
теперь?
– Ты можешь не беспокоиться. Я ничего не скажу.
Конечно, не надо бы тебе этого делать… Но все равно, это уже не имеет никакого
значения. Ее больше нет, и это главное.
– Да, – эхом откликнулась Люба, – ее больше
нет. А все остальное значения не имеет.
* * *
Выполняя совет Анастасии не трогать Любу Сергиенко без
предварительной разработки, Юра Коротков решил разузнать о ней поподробнее у
друзей Стрельникова. Вот тут-то и выяснилось, что почти три недели, а если быть
точным – девятнадцать дней после возвращения из Турции она провела не у
мифического нового любовника, а в квартире Томчаков. Сам Вячеслав Томчак,
правда, в то время жил в основном на даче, но все же два или три раза приезжал
в Москву, видел у себя дома Любу и знал ее печальную турецкую эпопею со слов
жены.
– Она выглядела очень подавленной, – рассказывал
он Короткову, – по-моему, она даже плохо понимала, что вокруг нее
происходит. Я бы сказал, она была в шоке. Представьте себе, так настрадаться на
чужбине, так мечтать о возвращении домой, и узнать такое… Мало того, что Володя
ее не ждет, так он еще и связался с ее подругой, которая так подло обошлась с
ней в Турции, оставив без денег и вынудив платить собственные долги.
– Скажите, вы хорошо знали Широкову?
– Нет, совсем не знал. Когда Володя расстался с женой и
стал жить с Любой, мы приняли ее как его будущую супругу и общались с ней
довольно часто. А когда появилась Мила, мы первое время даже не знали, что это
Любина подружка. Думали – так, легкое увлечение на время Любиного отсутствия,
вполне простительное. Потом оказалось, что все не так просто, Мила крепко за
него взялась, и Любе рядом со Стрельниковым места уже не оставалось. Все это
произошло нынешним летом, а с первого сентября мы со Стрельниковым вместе не
работаем. Так что о Миле у меня представление довольно смутное. Любу я знаю
намного лучше.
– Как вам кажется, Люба Сергиенко могла бы мстить Миле?
– А почему нет? – усмехнувшись, откликнулся Томчак
вопросом на вопрос. – Вполне. Мотив есть, и достаточно веский. Есть за что
мстить. Тем более Любаша – существо на редкость злопамятное, обиды годами
помнит, ничего не прощает. А вы что, всерьез ее подозреваете?
– Нет, что вы, – успокоил его Коротков. –
Просто навожу справки. Как знать, может быть, и придется ее подозревать. А пока
у меня таких оснований нет. Как вы думаете, Вячеслав Петрович, могла бы Люба
рассказать мне о своей убитой подруге какие-нибудь полезные для следствия
подробности?
Вопрос был совершенно идиотский, и задавал его Коротков
вовсе не для того, чтобы услышать ответ по существу. Из того, что удалось на
сегодняшний день узнать о Людмиле Широковой, вытекало, что убить ее могла не
только Люба Сергиенко, но и сам Стрельников, если бы узнал о постельных
похождениях своей возлюбленной. И если подозрения в адрес Стрельникова
небеспочвенны, его верные друзья Томчак и Леонтьев сделают все, чтобы вывести
настырных оперативников долой из своего круга. Пусть пасутся на чужих полях,
нечего им нашу травку щипать. И если Томчак в глубине души подозревает, что его
друг мог оказаться убийцей, он сейчас начнет уверять Короткова, что ничего
нового, а тем более плохого Люба про свою погибшую подружку не расскажет.
– Разумеется, – ответил Томчак, – но только в
определенных пределах. Насколько я понял, в последние полгода они не виделись и
после возвращения из-за границы не встречались. Так что о жизни Милы в
последние месяцы вряд ли Люба сможет рассказать что-то существенное.
Так и есть. Он пытается мягко дать понять Короткову, что с
Любой разговаривать бесполезно, она все равно ничего интересного для дела не
знает. Почему? Почему он не хочет, чтобы с Любой беседовали? Потому что она
слишком хорошо знает самого Стрельникова и может порассказать о его характере и
привычках нечто такое, что усилит подозрения. Или даже полностью их подтвердит.