— Што надо? Хто такие? Шо, тару пришли тырить? — заметно шепелявя, спрашивает он.
— Очень нужны нам твои бутылки! — раздражается Рудольф. — Что ты их выставил на самом пороге?
— Шлушай, а твое какое дело? Хто вы такие?
— Это твой новый сосед, — завхоз многозначительно показывает на меня. — Мы пришли казенную квартиру посмотреть! Не возражаешь?
— Так шмотрите. Мне-то што? — сразу теряет к нам интерес забулдыга. — У меня швое жилье имеетшя. Мы в чужие квартиры не ходим!
— Это хорошо, что не ходишь! — удовлетворенно отвечает завхоз.
— А это что такое? — я указываю на кипу белых бумажек, заткнутых за дверную ручку.
— Квитанции об оплате! — отзывается сосед. — Как Трофимыч помер, царштво ему небешное, так никто квартплату и не вношил. Вот только квитанции и приношят! Ишправно, каждый мешяц!
— А когда он помер? — настораживаюсь я.
— Так когда? — Сосед глубокомысленно трет затылок. — Почитай, энтой жимой, в январе. Шейчаш авгушт? Ну, точно! Он на штарый Новый год перебрал беленькой да и жамерж вот ждешя!
— Где вот «ждешя»? — передразнивает его мой сопровождающий.
— Там, — сосед машет рукой в сторону картофельных грядок, — на шамом огороде. Пяти метров не дотянул до дома! Хороший был человек! Душевный! Вшегда выручал, ешли что! У ваш, кштати, полтинничка не будет? А шошед? Я отдам, не шумлевайшя!
— Так что, — я протягиваю пьянице просимые пятьдесят рублей, — получается, все эти восемь месяцев никто не вносил квартплату?
— Выходит, что так, — довольно кивает тот, рассматривая на свет подаренную купюру. Я строго смотрю на завхоза:
— Как это понимать, Рудольф Сигизмундович?
— Понятия не имею, — тушуется мой провожатый. — Честное слово, ничего про оплату не знаю! Мне только велено вам показать квартиру. Наверное, Михал Михалыч все утрясет. Давайте вовнутрь пройдем?
— Давайте пройдем, раз приехали!
Завхоз достает связку ключей и начинает ковырять в замочной скважине, сменяя ключи по очереди. Промучившись минут десять, он говорит:
— Извините, кина не будет! Похоже, не те ключи прихватил.
— Что же вы так?
— Бывает! А можно и в окно посмотреть! Я весной тут был, как раз рабочие заканчивали ремонт.
— Евро?
— Что евро?
— Евроремонт сделали?
— Нет, какой там евро! Обычный: поклеили обои, покрасили пол, рамы, вставили новые стекла взамен старых. Да Дмитрий Андреевич, вы не сомневайтесь: ремонт хороший сделан!
— Точно, — подтверждает сосед. — А еще тридцаточку не добавите?
— Не добавлю! — с раздражением отвечаю я.
— Ну, пару червонцев? Что вам, жалко? — не унимается пройдоха.
— А может тебе еще и ключ дать от квартиры, где деньги лежат? — смотрю я в его пропитую физиономию.
— Какой ключ? От какой квартиры? — разевает рот враг Ильфа и Петрова.
— Никакой! Рудольф Сигизмундович, поехали отсюда!
— Так что, в окна смотреть не будете? — не теряя надежду заинтересовать меня, спрашивает Рудольф, когда мы выходим на улицу.
— Давай глянем!
Мы подходим к ни разу не мытым окнам и смотрим внутрь. Признаться, я так ничего толком и не рассмотрел: сквозь толстый слой пыли смутно виднелись межкомнатные двери, желтоватые обои и раковина с одним краном возле крайнего окна.
— Кухня? — показываю я на раковину.
— Ага! — радостно соглашается Бобович. — Там и горячая вода есть, и холодная. Правда, горячая только зимой.
— Подумать только! И горячая вода есть!
— Так как вам квартира? — спрашивает завхоз, как только мы выруливаем на дорогу.
— Обычная, — равнодушно говорю я. — Стоп! Мы так и не посмотрели, сколько километров от больницы до дома.
— Обижаете. Шесть с половиной километров, я по спидометру все точно засек!
— А как тут автобусы ходят? Регулярно?
— Признаться, не знаю. Я же все время на своих колесах! — Он радостно похлопывает баранку автомобиля. — А на что вам автобус?
— Как на что — а на работу добираться? Мы что туда едем, что обратно, а ни одного автобуса я так и не заметил!
— Так на машине будете ездить!
— За мной что, станут машину посылать?
— Зачем посылать? Купите себе свою машину…
— А вы бы оставили возле этих домов свой «уазик» на ночь? Думаю, вряд ли. К утру бы вообще ничего не осталось от автомобиля…
— Выходит, не понравилась вам квартира?
— А ты бы сам стал бы там жить? — теряя терпение, перехожу я «на ты».
— Не знаю, — честно признается завхоз, выезжая на финишную прямую. — Если бы один жил да был помоложе, может быть, и согласился бы. Дмитрий Андреевич, вы просто внутри не были, поэтому у вас и сложилось такое нехорошее впечатление…
— Рудольф, я тебя умоляю! Какой «внутри»? Мне на рожу этого соседа один раз достаточно взглянуть, и все ясно! Не успел появиться, а уже деньги занимают. На кой черт мне такое соседство? А дом в каком году построен?
— Кажется, в девятьсот шестнадцатом, а что? Там два года назад капитальный ремонт сделали, это точно. Могу ручаться: сам бумаги смотрел!
— Вот, я не ошибся: еще при царе выстроен. И как я, по-твоему, стану там жить? До работы почти семь километров, а транспорт не ходит. Жилье убогое, ветхое, хоть с виду и подлатанное. Соседи — беспробудные пьяницы. Это все, что вы можете предложить врачу-хирургу?
— Не все! — Завхоз резко останавливает автомобиль и с дурацкой улыбкой поворачивается ко мне: — Есть запасной вариант. Михал Михалыч сказал, если вам этот дом не понравится, то в паре километров есть еще одна квартира, получше.
— А почему не с нее начали?
— Ну, велено было с этой начать. Так что, едем смотреть?
— Нет, вы мне сначала скажите: там такая же квартира?
— Примерно такая же, но поближе.
— Даже и смотреть не стану. Отвезите меня в больницу.
— Почему, Дмитрий Андреевич? Она же в два раза ближе!
— Вы сами бы туда переселились?
— У меня семья.
— У меня, знаете, тоже! Как вы себе это представляете: мои жена и дочь после Питера переезжают в халупу с троеборьем? Тем более девочке надо получать образование…
— С каким еще «троеборьем»?
— Вода, дрова, помои!
— А-а-а-а! — отвечает Рудольф. — Так там нет троеборья: канализация и водопровод на месте, да и центральное отопление…
— А они исправно работают? Стекла и крышу поменяли, а трубы и остальное — вряд ли.