Воронья стая, забирая от выщербленных куполов, неслась над кронами. Снег усеяли мелкие, когтистые следы. От быстрых черных тел рябило в глазах. Лошадиный раскинул руки. “Ш-ш-шу”, — он шипел, обходя склеп. Растопыренные пальцы крючились, хватая воздух. “Допился, гад! Сейчас следом полетит”, — бормртал Чибис. Он глядел в землю. Птичьи следы были мелкими.
“Гнали, всех детишек гнали. — Выставив костистые руки, Лошадиный опускался на снег. — Всех сгубили. — Он полз и тыкался в птичьи следы. — В плен, в плен увели!” — Замер, не взлетев. Зарезка кинулся и, подбежав, принялся тянуть, цепляя за плечи. Инна фыркнула. Лошадиный стоял на четвереньках. “Сына моего отверг? — грозный голос забирал вверх. — Значит, и Твой — мне — не нужен”. Подхватив канистру, он шел вперед.
Добежав, Ксения увидела ступени, облитые керосином — до самых бронзовых ног. Склонившись к подтекам, Лошадиный высек огонь. Пламя вырвалось и полыхнуло. Металл, начищенный до блеска, загорался пламенным отсветом. Бронзовая фигура стояла в пляшущем костре.
Ксеньины глаза сияли восторженным ужасом. “Что ты, что ты?” — Чибис протянул руку. Инна сделала быстрый шаг. Нагнувшись, она подхватила горсть снега: “Бросайте”. Кинула и нагнулась за новым снежком.
Керосин, растекшийся по ступеням, прогорал. Тающий снег шипел на камнях. Пар, мешаясь с дымом, подымался теплым облаком. Воздух зыбился над потухшим костром. За плотной завесой пара дрожали фигура и крест...
“Шевелътся! Исус шевелътся!” — Плешивый заголосил и запрыгал, подбрасывая колени. Ксения пошатнулась и упала на ступени. Чибис бросился к ней.
“Растереть, растереть”. — Инна оттолкнула Чибиса и развернула Ксению к себе. Зубами стянув варежку, она принялась тереть ее щеки.
Ксеньины глаза нашли отлетающее облако. С высокого постамента — вперед мимо Ксеньиных глаз — смотрели бронзовые безжизненные глаза. “Он там, там, — Ксения бормотала и тянулась к облаку. — Улетает… Совсем… Надо догнать, остановить...” Инна взяла за плечи и подняла рывком: “Замолчи”. — ее голос шипел, как тающий снег. Прозрачное облачко, пройдя сквозь кроны, уходило в небо.
“Девка умом тронулась!” — Плешивый забежал и спрятался за Лошадиную спину. “Мы пойдем, пойдем, я знаю — куда, только молчи, не говори больше”, — Инна говорила все быстрее и быстрее, боясь заплакать. Ксения кивала. Чибис подскочил и взял Ксению под руку. “Не домой”, — Ксения шепнула. “Нет, нет”, — он мотал головой, отводя глаза. “Держи крепче”, — Инна приказала и пошла к Лошадиному. Что-то странное показалось в Инниных глазах, потому что, оттолкнув ногой пустую канистру, Лошадиный отступал шаг за шагом.
“Мне плевать, — Инна заговорила тихо и раздельно, — на то, что вы сделали с вашим сыном или он — с вами, мне плевать на ваших фашистов и вашу войну, мне плевать, — Инна задохнулась и перевела дух, — на все канистры и ваших трусливых ангелов!” Тяжелая челюсть отваливалась медленно. “Но если хоть камешек, хоть одна щербинка отколется от Этого, я приду сюда с моим отцом, и тогда...” — Инна не успела. Челюсть встала на место. Лошадиный мотнул головой и полез за пазуху. “Ре-ежут!” — Плешивый зашелся в восторженном крике.
Как будто очнувшись, Чибис выпустил Ксению и вытянул из кармана нож. Он отбросил чехол и, подскочив сбоку, вложил в Иннину руку. Она нащупала и обернулась. Неимоверное, невиданное презрение пробило Чибисову кожу. Кровь кинулась в голову и заткнула уши: ни вопля Зарезки, ни стона Лошадиного. Все, что он увидел, — мелькнувшее золото и нож, выпавший из Инниной руки.
Лошадиный сорвал золотую пробку. Развернувшись от плеча, он пустил водку широким веером — ей под ноги. Капли прожгли снег и остались короткими пунктирными следами. “Вот вам — от меня, — отбросил пустую бутылку, — отцам вашим и детям вашим — бла-го-сло-ве-ние”. Обтер лицо свободной рукой.
“На Москве бояре, на Азове немцы, а в земле-то черви, а в воде-то чер-ти!” — облегченно заорал Плешивый. Лошадиный повернулся и пошел прочь. Зарезка бежал за ним.
Чибис смотрел в землю. Дорожка, иссеченная птичьими лапами, ложилась под ноги. Маленькие следы, исцелованные ползущим по снегу, уводили их с кладбища.
В автобусе, усадив Ксению на детское место, Инна отошла к задней площадке. Держась за поручень, она опустила руку в карман и нащупала пузырек. Шевеля губами, считала — в который раз. Снова выходило сегодня. Чибис сидел, склоняясь к Ксении. Инна вскинула запястье: короткая стрелка подходила к девяти. Автобус шел прямо. Все успела. Все, что обещала. Чибис сидел, не оборачиваясь. Инна сморщилась и выпила беловатую жидкость. Переждала, прислушиваясь. Ровно ничего не произошло.
Глава XIV. ЛОЖА ПЛАМЕНЕЮЩЕЙ ЗВЕЗДЫ
Серую “Волгу” он заметил сразу: кралась вдоль поребрика — тенью. “Привыкли, что они самые… хитрые!” Орест думал о том, что ангельский старик врет. “Конечно, с ведома. Вещество, воскресающее мертвых… Кто бы решился заварить такую кашу, не заручившись их поддержкой?” Водитель оглядывался по сторонам. По Оресту он скользнул равнодушным взглядом. Расстояние увеличивалось. Легкий дымок выбивался из задней трубки. Страха не было — одно ледяное любопытство. Сейчас он нажмет на газ… Орест Георгиевич взмахнул рукой. Водитель притормозил и подал назад. Перегнувшись за сиденье, распахнул заднюю дверь. “Ишь, привыкли: вперед не сажают…”
“На Петра Лаврова”. — “Поехали”. Орест Георгиевич протиснулся в салон.
Машина летела по набережной, разбрасывая грязь. По Биржевой площади, мимо колонного здания, на мост, вдоль Петропавловки — к площади Ленина.
“Попа-али. — Водитель крутил головой. — Эх, надо было по Кировскому. Через Пестеля…” Орест Георгиевич взглянул на часы. Поток машин становился плотным. “По Каляева свернем. На Петра Лаврова — какой дом?” Главное здание поднималось над Невой.
Орест Георгиевич успокаивался. “Глупости. Обыкновенный водила. Халтурит, пока начальничек заседает. А я-то — хорош”. — Он откинулся на сиденье.
Машина вползала на мост короткими рывками. “Сам опаздываю. Пистон вставят”. — Водитель потянулся к щитку и вынул микрофон: черная луковица держалась на длинном шнуре. “Ну, готовьтесь! Сейчас — с ветерком!” — водила усмехнулся. Приложив к губам, дунул коротко. Машина, идущая впереди, вздрогнула, словно присела на задние колеса, и подалась к тротуару. Водитель дул через равные промежутки. Задние машины замирали, передние перестраивались, освобождая левую полосу. Соскользнув с моста, серая “Волга” летела вперед. Постовой милиционер, дежуривший на подступах к Большому дому, делал грозные отмашки. Он проводил “Волгу” молодцеватой честью. Водитель обернулся и подмигнул: “Свои преимущества!” Орест Георгиевич не ответил.
“Здесь”, — он указал на зеленую будку. Расплатился и вышел. “Волга” взяла с места бесшумным рывком. Орест Георгиевич стоял у кромки. “Надо же… Всегда считал, что у них — черные...” — Он унимал запоздалую дрожь.
На этот раз открыл сам хозяин. Пригласил, не дожидаясь знака.
Лазоревый занавес был отдернут, дальняя дверь распахнута. Андрей Ва-сильевич посторонился, пропуская вперед.