Молочный переводчик бормочет вполголоса.
«Здесь какая-то ошибка, – Лахтинен смотрит исключительно на Фридриха. Как будто я тоже переводчик. С русской стороны. – По нашим расчетам никакого долга не осталось. По договору мы рассчитались полностью. Это легко проверить: количество, цена за комплект. Наши встречные платежи».
«О цене за комплект мы договаривались особо, – Фридрих улыбается доброжелательно. – Вы согла-сились с тем, что 500 долларов – цифра для таможни».
«Для тамо-ожни? – финский партнер вскидывает бровь. – У на-ас так не работают. У на-ас имеет значение только то, что напи-исано в договоре».
«В финских мебельных магазинах наши комплекты выставлены по полторы тысячи. – Неделю назад я заказала мониторинг. Первые данные поступили позавчера. – Это означает, что ваша прибыль, с учетом налогов и магазинных накруток, составляет как минимум…»
«Вы держите нас за идиотов? – перебивая меня, Фридрих интересуется вежливо. – Исключительно вкусный салатик. Очень рекомендую».
«Кстати, как идет реализация?» – я спрашиваю, но не потому, что не знаю. По моим данным, реализация идет очень прилично. Не ажиотажный, но постоянный спрос.
«О… – Лахтинен качает головой. – Есть небольшие проблемы. Фи-инны привыкли к высочайшему качеству. Ваши дива-аны… Конечно, они неплохие, но до настоящего западного ка-ачества…»
«Равно как и до настоящей западной цены… – я делаю большой глоток. Водка обжигает внутренности. – В любом случае наше качество вы видели заранее. Когда соглашались с тем, что цена, установленная между нами , составляет 1500 долларов. За комплект».
«Ви-идимо, – Лахтинен приосанивается, – я просто вас не по-онял. Иначе никогда не пошел бы на нарушение зако-она. Финляндия – не Россия».
Фридрих сжимает кулаки. В сущности, его сделали как мальчишку. Устный договор заключен без свидетелей. Обезьяний бугор вздувается. Сейчас он пошлет Лахтинена подальше. И тогда…
«Евгений Фридрихович, простите, мне надо было сразу… Вылетело из памяти, – я моргаю овечьими глазками. – Вас просили зайти в сборочный цех».
Фридрих смотрит ошарашенно: сегодня воскресенье – завод стоит.
«Срочно, – я настаиваю. – Там какие-то проблемы».
Фридрих кивает: послать мы всегда успеем.
«Проблемы? Я так и думал, – он качает головой озабоченно. – Извините. Буквально на десять минут».
Лахтинен переглядывается с переводчиком. Оба чувствуют себя на коне .
Десять минут – много времени. За десять минут можно успеть
всё .
«Закон – это хорошо, – я смотрю вслед Фридриху. – По договору, подписанному обеими сторонами, все конфликты, если таковые возникнут, должны решаться в европейском суде».
Лахтинен кивает важно.
«Вчера, – я тянусь к салату оливье. С той стороны границы он называется русским , – наши юристы закончили подготовку документов. Мы подаем в европейский суд».
«Вы делаете оши-ибку, – финский партнер сохраняет спокойствие. – Европейские суды не работают по понятиям ».
Переводчик гордится тем, что знает русский сленг.
«Вот именно, – краем глаза я слежу за минутной стрелкой. – Мы очень рассчитываем на то, что на суде всплывут подробности с мешком. Сырые обрезки. Как вы объясните, что оформили их официально?»
«А что здесь такого?!»
Мне кажется, он слегка переигрывает.
«А такого здесь то, что у меня есть свидетели: мешок уехал из России. А потом вернулся обратно. Сама я на суд не поеду. Но пришлю полное описание схемы, из которой суду станет ясно, как ваша фирма работает. Именно так, как вы изволили выразиться: по понятиям», – я улыбаюсь молочному поросенку.
Лахтинен слушает перевод.
«Но этим са-амым вы призна-аете, что тоже нарушили законы».
«Отходы больше 50 %, – я подцепляю ломтик финской рыбки. – Ваш суд пригласит экспертов. Как вы собираетесь им объяснять? Думаете, они поверят, что вы, опытный мебельщик, не понимали, что подписывали?»
«Но вы то-оже это подпи-исывали».
«Да. Но не только мы. С нашей стороны стоят подписи таможни и Торгово-промышленной палаты. В мебельном бизнесе мы – новички».
Лахтинен молчит. Крестьянские мозги шевелятся туго и медленно.
«Правильно, – я киваю. – Если суд признает, что ваша фирма была с нами в сговоре… Здесь мы по-любому откупимся. А вы – вряд ли. Там, у себя…»
Восемь минут. Переговоры завершены досрочно. Фридрих ни при чем. Его здесь не было. С этой стороны моя ответственность: разгребать нашу общую гниль.
Теперь она пахнет по-другому: настоящими вкусными продуктами. Совсем не похожими на советские суррогаты. Какому-нибудь европейцу может показаться, что это не гниль, а нормальные переговоры.
Фридрих возвращается. Садится за стол. Игры в
переглядки – ни к чему. Он уверен: я сделала. За это мне платят деньги.
* * *
У себя в комнате Елена глотает слезы. Вздрагивает, отводит глаза. Прячет платок в сумочку.
«Не бери в голову, – я берусь за телефонную трубку. – Ты – ни при чем».
Фридрих на нее наорал: не успела подготовить бумаги.
После обеда у него важная встреча. Надеется выбить невозвратный кредит. Если все организовать правильно, его покроют из местного бюджета. Подходящий поручитель имеется. Какой-то деятель из городской мэрии. Осталось уломать банк. Вчера я слышала, как он рычал в трубку: «При таком откате эти банковские еще и кочевряжатся!»
«Лахтинен ответил?» – Елена припудривает вспухшие веки. «Ага, вчера. Лучше бы молчал. – Телефон Кузьминского не отвечает. Попробую позже. – Сказал, рассчитается к концу года. Мол, деньги вложены в производство». – «Го-ода?»
Ей не надо ничего объяснять. Ясно как божий день: год – это там, у них, в Европе. Наши кредиторы считают по месяцам. И это еще в лучшем случае. Случается, что и по дням. После того как ставят на счетчик .
«Сколько осталось?»
Мне не хочется ее расстраивать.
Нам осталось месяц и три дня. Если не вырулим…
«Ничего! – я подмигиваю весело. – Пробьемся! Живы будем – не умрем…»
«Плохо. – Из банка Фридрих вернулся туча тучей. Сидит, просматривает сводку реализации. Похоже, с банковскими не заладилось: видимо, не пришли к соглашению по откату . – Что там этот? Мэр?»
Провинциальный мэр окончательно затаился. Не мычит, не телится. Если бы рассчитался, дослал остаток денег… Там довольно приличная сумма, с которой мы попытались бы проскочить.
«Может, съездить? Взять с собой мальчиков …»
Мальчиков, похожих на куски мяса.