Неприкаянный дом - читать онлайн книгу. Автор: Елена Чижова cтр.№ 219

Бумагу предъявил. «Где, – спрашиваю, – свободная?» – «Так вот же, – отвечают. – Вселяйся». На дверь мне указывают. «Как же, – удивляюсь, – вселяйся? Антонина ж там…» – «Переехала она, – утешают. – Считай, совсем переехала. Вон ее кофта».

Гляжу – кофта цельная, только без рукавов. И нитка оборванная вьется – до самого полу. «А как же, – спрашиваю, – ребенок?» – «А с нами, – говорят, – проживает: вот и кофточка ее».

Значит, дочь у меня, думаю. Поглядел, а кофта эта пестрая, из разных ниток. «Что ж вы, – пеняю им, – вяжете? Как ей ходить в такой?» – «Так из остатков. – На пол указывают. – Вон их сколько оборванных… Так и будет ходить».

Огляделся, а клубков-то и нету. Нитки рваные, перепутанные. Весь пол ими устлан.

Бежать хочу, а будто силком тянет…

Крикнул. Глаза открыл. Темно.

Мужики по углам храпят. Серега, сосед, вскинулся: «Чего орешь?» Встал, к окну прошлепал – одни пустые бутылки. «А, – на другой бок поворачивается. – Допили вчера. Федька Костыль приходил».

Лег, а самому муторно. Дочь, значит, думаю, будет. Жалко, что не сын…

* * *

Евдокия на дверь оглядывается: «Ничего… Главное, сговорились. Правда, и побыл недолго. И она молчит… Слабая. Не знаю, как доедет. Самолично ведь потребуют, когда заявление подавать?» – «Это ничего, – Соломон Захарыч утешает. – Геннадий Павлович звонил им. Обещали, что пойдут навстречу. Пусть жених подъедет, оба паспорта сдаст».

«Ох, – Гликерия восхищается, – и как же у тебя ловко выходит! А уж мы-то как тебе благодарны…» – «Не вы. Это я вас должен благодарить». Сам сидит, сгорбился.

«Сколько лет прошло, а до сих пор снится. Жена покойная не снится, а тут… – Закашлял. – Глаза закрою, снова собрание перед глазами: лес рук. И голоса… Речи их обвинительные слышу». – «Большинство-то, – Гликерия сморщилась, – небось по принуждению. Время нехорошее было».

Плечами пожал.

«Конечно, – Ариадна вступает. – Все же вас знали…» – «А что толку? – Дыхание перевел. – Да я ведь, в сущности, понимаю. И тогда понимал. А сам стою и думаю: это ж мои ученики… Неужели так никто и не встанет? Да не против , конечно, а хотя бы воздержался … Так и не встал ни один. Я ведь как думал: так и умру с этим… А теперь, – дышит тяжко, – знаю: помнят меня».

Евдокия глянула: «Чайку горячего попейте. – Блюдце ополоснула. – Першит у вас». – «И погода, – Ариадна торопится, – плохая, неустойчивая. Где ж это видано, чтобы в это время – снег?» – «Так черемуха, – Гликерия подсказывает, – черемуха расцветает. Каждый год похолодание…» Ариадна в окошко поглядела: «Конечно, похолодание… Но ведь не снег…»

«Да… – Евдокия к окошку обернулась, на снежинки любуется. – И шарфик у вас, гляжу, внатруску». – «А я, – Гликерия обрадовалась, – к осени новый тебе свяжу».

С собой справился: «До осени дожить еще надо… Да, вот еще что… Геннадий, конечно, обещал. Все, что в его возможностях, сделает. Только советует, подумать вам надо. Николай молодой, рано или поздно женится…» – «А мы, – Евдокия брови вскинула, – на что?» – «Вот, – палец поднял. – В этом все дело. Пока живы, девочка на улице не останется. А дальше?.. Поговорил я с Николаем. Человек он неплохой, но слабый. Раньше говорили: без внутреннего стержня. Что жена скажет, то и сделает… А детдомовским хоть комнаты выделяют. Плохонькие, но все-таки крыша над головой… Ей сколько? Ой-ой-ой! – Головой качает. – Нынешние дети – не мы. И в шестнадцать еще беспомощные… Я по внуку своему сужу. Двадцать шесть оболтусу, а случись что…»

«Ничего, – Евдокия глянула коротко, – у нас свой расчет… Бог даст, продержимся. Поживем».

«Ну, – встает. – Вам виднее. Так что звоните Геннадию Павловичу. Что возможно, все для вас сделает. Но главное… Николай вам не помощник. На себя рассчитывайте… Да-а, – головой качает, – запуга-али вы его… Он ведь как понял: беременная она. Какой, мол, говорит, ребенок? Ничего ж не было… Клялся…»

«Антонине, – Евдокия глаза опустила, – плохеет. Кушать совсем отказывается. Шоколад один сосет. Может, вредно ей?» – «Да нет. Пусть. Попить вот предлагайте почаще. Компот, что ли…» – «Так сварим, – Гликерия кивает. – Вон из сухофруктов. С прошлой осени остались». – «А боли начнутся, я договорюсь. Найдем медсестру. Только, – смутился, – платить ей придется. Не из поликлиники».

«Колоть-то, – Гликерия морщится, – опий?» – «Ну… В общем, наркотик». – «А много ли, – Евдокия насторожилась, – платить?» – «Не знаю… – руками развел. – Раньше пять рублей было, а теперь…» – «Может, – губами шевелит, – так бы осталось? По пятьдесят бы копеек?.. А из поликлиники если, тогда – бесплатно?»

«Из поликлиники бесплатно. Только лекарство могут не выписать. То есть выпишут, но не полный курс. А ей каждый день понадобится, а потом и по два раза». – «Господи, – Гликерия руками всплеснула, – неужели опия жалеют? Таким-то больным…»

Евдокия ее не слушает: «По рублю, значит?» В переднике порылась, вынула коробочку: «Вот. – Открыла. – Продать мы задумали. Серьги хорошие, старинные. Может, дочери вашей?..» Поглядел, руками развел. Откуда, мол, такие деньги.

«Так, – Евдокия не отступается, – хотя бы предло́жите кому. Нас-то, ежели что, обманут». Плечом пожал: «Попытаюсь…»

В руках повертел, спрятал в карман…

«А вас, – Гликерия приглашает, – Соломон Захарыч, на свадьбу – милости просим». – «Благодарю вас, – улыбнулся. – Если здоровье позволит… Да, – вспомнил, – как с датой определитесь, у Геннадия своя машина. Я ведь, – шапку надевает, – сказал ему, что вы мои родственники. Так что – породнились…»

– Соломон-то, – Евдокия рассуждает, – от умный мужик. Ишь родственники мы…

– Так, – Гликерия губы поджала, – родство-то не только по крови.

– По крови, – Евдокия рассердилась, лицом темнеет, – только и есть – кровь… Не нами сказано: враги человека – домашние его.

– Это же совсем о другом говорится… – Ариадна ее поправляет. – Кто не оставит отца или матери и вслед мене не идет…

– Вот-вот! – палец воздела. – Мене, а не бесам…

Отвернулась, в окно глядит.

Чернота. Бесы одни вьются.

Небо низкое, серое. Хоть бы уж снег пошел…

– Ох, – вздохнула. – Страшно мне. Ведь прав Соломон. Глупость, видать, делаем. А Николай – это он теперь боится. А вселится, никому не простит, не забудет: ни нам, ни Софье… Да где ж она? – вспомнила.

– А она, – Ариадна сидит гордая, – книгу читает.

– Сама, что ли? Вот умудрил Господь… Иные жизнь проживут, а все через пень колоду. А эта, видали-ка – сама…

Гликерия на Ариадну поглядывает.

– Самостоятельная. А в шестнадцать-то, ох, какая станет… И не догонишь…

– Дава-айте, – Евдокия обессилила. – Выдумывайте. Тешьте себя…

– Раньше-то, – Гликерия вспоминает, – в деревнях и рака этого вроде не было. Никто и не слыхивал про него. Туберкулезом мучались, водянкой, зубы еще болели…