Найти Элизабет - читать онлайн книгу. Автор: Эмма Хили cтр.№ 69

– Это только на выходные, мама. В понедельник утром я обязательно приеду и заберу тебя домой. Мама, ты меня слышишь?

Я ничего не отвечаю. Мы находимся в маленькой комнате с простенькими жалюзи и искусственными цветами в вазе. Я чувствую сильный запах дешевого соуса и какого-то дезинфицирующего средства. Хелен стоит, наклонившись, у кровати, на которой я сижу. Она говорит, что скоро вернется, но я понимаю, что она лжет. Я знаю, что она собирается оставить меня здесь навсегда. Я уже пробыла здесь много недель.

– Всего две ночи. И тебе разрешат здесь немного поработать в огороде.

– Я не люблю огороды, – отвечаю я и сразу же начинаю злиться на саму себя за то, что вообще с ней разговариваю.

– Нет, ты любишь, я знаю, что тебе это нравится. Ты постоянно спрашиваешь меня о том, как сажать овощи, и, когда мы дома, ты очень любишь копаться в земле.

Я помню, что на сей раз ни в коем случае нельзя отвечать. Она снова лжет, я никогда не любила никакие огороды. Я совсем не похожа на свою родную дочь. Это ей нравится в любую погоду выходить на улицу, указывать всем, где нужно копать землю для своих прудов, или объяснять, какая почва лучше подходит для выращивания овощей. Мне-то она никогда ничего не объясняет. Она ведь не считает, что мне тоже нужно знать, на какую глубину сажают семена кабачков и насколько глубоко прорастают их корни. Но сейчас я не стану у нее ничего спрашивать. Кроме того, комната уже пуста, в ней осталась только я. По-видимому, Хелен ушла, и я сижу здесь в одиночестве. На стене висит реклама. «Добро пожаловать в Кибл-Хаус». Это дом престарелых, и я никак не могу понять, почему я в нем оказалась. Я смотрю на свои записи и обнаруживаю, что его название и адрес написаны на кусочке розовой бумаги. Кибл-роуд. Здесь у меня когда-то была знакомая. Но она умерла, и имени ее я уже не помню. Наверняка не Элизабет, совсем другой человек.

– Чай через пять минут.

Высокая, плотного сложения молодая женщина выводит меня в коридор, по обеим его сторонам расположены спальни. На мгновение он напоминает мне привокзальную гостиницу, но здесь все двери открыты, и до меня доносится звук телевизоров и голоса тихо переговаривающихся между собой людей. Я вижу чьи-то ноги, вытянутые на кровати, какие-то тапки, ортопедические чулки. Откуда-то доносится непрерывный писк. Мы выходим в просторное помещение, и запах соуса становится не таким резким. Меня усаживают в кресло лицом ко множеству других кресел, которые постепенно заполняются стариками. Все они какие-то помятые, как будто только что встали с постели. Еще один телевизор включен в углу, и из-за его шума у меня в голове все путается.

– Я прождала много-много часов, – говорю я крупной девушке.

– Чего же вы ждали? – спрашивает она.

– Я долго-долго ждала. Больше двух часов.

– Чего именно?

Но я не могу вспомнить, чего я ждала, и девушка тяжело вздыхает и тыльной стороной руки смахивает челку со лба. Она передает мне чашку чая, а я наблюдаю за старушкой, что сидит по другую сторону стола. Волосы у нее обмотаны ярким шарфом, и она очень сгорбленная. Когда она пьет чай, кончик ее носа постоянно оказывается в чашке. Когда она поднимает голову, с него падают капли, и ее джемпер уже почти промок. Допив чай, она опускает голову на руки, чтобы ее согбенной спине стало чуть легче. Подходит человек, чтобы забрать ее чашку. Это элегантный улыбающийся мужчина со смуглой кожей. Наверное, испанец. Я наблюдаю за тем, как он ставит чашки на сверкающий поднос. Солнечные лучи начинают пробиваться в окно, и он ловким движением, словно тореадор, взмахивающий плащом, задергивает штору.

Становится поздно, я пробыла здесь уже слишком долго, все участники танцев отправляются домой, но я пока еще не могу уйти. Я должна еще немного подождать и убедиться, что Сьюки не появится. На сиденье моего кресла – кусок клейкой ленты, и я начинаю его дергать.

– «Когда ж они позволят ей уйти? – говорю я, слова из стихотворения звучат яснее, чем те, что доносятся из телевизора. – Она устала от танцев и игры» [11] .

– Что? – рявкает женщина с длинными седыми прядями, входя в комнату и опираясь на ходунки для взрослых. – Кто сидит на моем месте? Где мое кресло, черт возьми?

Меня охватывает паника. Неужели я заняла ее место? Но испанец указывает ей на сиденье рядом с моим.

– Вот оно, – говорит он, сопровождая слова изящным взмахом руки.

Седая женщина опускает голову, как будто собирается боднуть кресло, но в последний момент резко поворачивается и грациозно опускается на него.

– Это вы нехорошо делаете, – произносит она, кивая на мои пальцы, которые продолжают отдирать ленту от кресла.

Я не могу припомнить следующую строчку из стихотворения, поэтому не знаю, что ей ответить. И тогда я просто улыбаюсь и пытаюсь напеть самое начало, чтобы она поняла, что я знаю мелодию.

– Она полагает, это смешно, – говорит женщина мужчине, сидящему на соседнем с ней кресле. – А я другого мнения, – она вновь поворачивается ко мне. – Если вы придете домой и расскажете своим маме и папе, что вы делали, я думаю, они вас не похвалят.

– Она не может пойти домой к маме, так ведь? – говорит мужчина и стряхивает с пуловера крошки.

– Да, пока не могу, – подтверждаю я. – Мне нужно здесь кое-кого дождаться. Матадора с большим плащом. Он забрал мою сестру. Он держит ее под своим плащом и не отпустит до тех пор, пока я с ним не станцую.

Никто меня не слушает, а образ матадора слишком расплывчат, чтобы его можно было постоянно удерживать в памяти. Темноволосая дама, что сидит у вазы с искусственными цветами, машет мне рукой.

– Цветы не настоящие, знаете ли, – говорит она. – Но все равно очень милые.

Я смотрю на цветы и киваю головой.

– Не настоящие, – повторяет дама и начинает тереть пальцами их лепестки. Затем она вынимает один цветок из вазы и протягивает его мне. – Но все равно очень милые.

Я беру цветок и кладу его в карман, а она извлекает из вазы весь пластиковый букет и бросает его мне. Лишившись опоры, цветы печально склоняют свои головки, а лепестки выглядят совсем истрепанными от множества прикосновений. У нескольких цветов вообще нет бутонов, и, глядя на них, я вспоминаю Дугласа у нас на кухне и то, как его сутулая спина почему-то была похожа на тот жалкий букет, который он принес.

К тому времени, когда Дуглас вернулся, уже зажгли свет, и о наружную сторону кухонных окон стали биться какие-то призрачные насекомые. Плита почти совсем остыла, и мы допивали остатки чая. Мама часто мучилась от бессонницы, и я иногда оставалась с ней, сидела и разгадывала кроссворд из газеты «Эхо», прислушиваясь к тому, как храпит отец на втором этаже.

– Твой обед на плите, – сказала мама, когда вошел Дуглас. – Он, наверное, немного остыл. Я бы что-нибудь сделала, если бы знала, что ты поздно придешь, но ты ведь меня об этом не предупредил.