Бродячая женщина - читать онлайн книгу. Автор: Марта Кетро cтр.№ 4

Через неделю я вышла из дома в одеяле.

Постоянное сопротивление среды замечаешь, только когда оно исчезает. Москва, с её расстояниями, злодейской погодой и общим уровнем городской агрессии, оказывается, не очень-то милосердна, а я и не знала.

Была единственная вещь, на которой мне приходилось сосредоточиваться в Тель-Авиве. Я привыкла ходить по городам, глядя поверх голов и домов, там красивей. Но здесь очень любят собачек, очень. И эти собачки хорошо кушают, поэтому надо посматривать под ноги, чтобы не вляпаться в дерьмо. В первый вечер я об этом сразу же и узнала. Очень обрадовалась, ведь это к деньгам. Пришла домой, проверила банковский счёт – точно, упал гонорар от издательства. Жизнь налаживалась.

Первую неделю я не собиралась ни с кем разговаривать, кроме официантов и продавцов.

Помнится, весной немного писала для одной компании о том, каковы мои отношения с иностранными языками. Публиковала тогда официальную версию, а на самом деле с ними обстояло так:

«К концу путешествия по Флориде у меня сделался свободный английский – в том смысле, что я начала совершенно свободно пользоваться тем единственным английским словом, которое мне открылось. Это слово “оу”, где о произносится с двумя точками наверху и со специальными интонациями, тоже двумя. Вы заходите в некое место и строго спрашиваете, ду ю ли они спик раша. Когда отвечают «нет», вы делаете такое лицо «да как же вы живёте!», чтобы все поняли, как они облажались. Потом следует сказать, что вы-то гражданин мира и спикаете по-английски бат литл-литл – чтоб не расслаблялись. И дальше уже в любой ситуации нужно произносить это самое “оу” ровно таким тоном, как если бы вы обнаружили, что у очень хорошего человека либо очень маленький, либо очень большой член. Всё. То есть вы говорите ваше “оу” или с мягким, но бесповоротным разочарованием, или с приличным ликованием. Попробуйте сейчас: “оу”. “Оу”. (И не забывайте две точки над “о”). Всё остальное в этом мире можно показать руками».

С тех пор ничего не изменилось.

К сожалению, эта технология имеет феерический баг: ею нельзя пользоваться с израильскими мужчинами – с теми, которые не продавцы и не официанты. Точней, пользоваться можно, но результат вам не понравится, если вы не планировали секс-тур. После Москвы я совсем не хотела видеть людей вблизи, поэтому в ужасе убегала от солнечных пляжных придурков, перемещаясь по берегу со скоростью один мужик в полчаса. Только присядешь, и вот. Я истерически спрашивала в фэйсбуке: «Как сказать по-английски “Мне не нужен мужчина”, не используя слово “фак”?!». Мне посоветовали «гет лост», но друзья потом отговорили:

– Понимаешь, израильский мужчина – утомительная штука, конечно, но у него может оказаться плохой английский, услышит слово «лост» и подумает, что ты потерялась. И тогда в нём включится израильская бабушка, а это уже действительно страшно. Он начнёт о тебе ЗАБОТИТЬСЯ.

Я не была готова к настоящей израильской заботе, поэтому даже слегка обрадовалась, когда похолодало до двадцати и пляж потерял свою привлекательность. Проблема исчезла: по городу я хожу слишком быстро, они не успевали понять, что это можно трахнуть, а ужины стала заказывать «на вынос» и съедать на балкончике при свечах и в одеяле.

Одно из серьёзных московских огорчений в том, что с ноября тут совершенно невозможно фотографировать, холодно и темно. Очень надеялась в этом смысле на Тель-Авив, но поначалу разочаровалась: с неба лупит прямое солнце, на побережье сплошные небоскрёбы – скукота-скукотища. Но потом появились облака, а я стала углубляться в город, и всё оказалось не так плохо.

Помню, как увидела Старый Яффо. Сначала долго идёшь вдоль моря, посматривая на унылые высотные гостиницы, ничего не происходит, «чёртов курорт», думаешь, а потом вдруг впереди возникает что-то ошеломляющее. Это и будет Old Yafo. Изнутри же он гораздо проще. Не более чем остановленное время, в которое пускают погулять на твой страх и риск, – никогда не знаешь, в какой век отсюда выйдешь.

К концу недели я уже достаточно отогрелась, перестала дёргаться и намолчалась, поэтому собралась с духом и поехала в Иерусалим. В принципе этот город – не испытание, туда можно приезжать и растерзанным в тряпку, всё равно тебя примут. Но я хотела для разнообразия явиться вменяемой, а не как в тот раз.

Прямо от автовокзала обо мне начал заботиться (в хорошем смысле) Митя.

Митя, он гид, и по совместительству красивый, как рысь. Я послушно смотрела на древности, которые он показывал, но иногда отвлекалась и поглядывала на него, потому что хотела убедиться, не показалось ли мне. Нет, точно – как рысь.

Потом я ещё думала, что работа гида странная, нужно каждый раз в определённом месте произносить определённый текст. В Эрмитаже, наверное, рехнёшься, но в Иерусалиме это напоминает какое-то религиозное отправление: пришёл к этому камню, проговорил над ним специальные слова, пошёл к другому. Медитативно.

Однажды во Флориде мне объяснили, что гиды делят туристов на ботаников и архитекторов – одни всё время спрашивают, что это за кустик, а другие, что это за домик. А Митя к этому добавил, что гид всегда идёт впереди туриста, чтобы успеть затоптать незнакомое растение. Так вот, со мной это необходимо, потому что я, конечно, из ботаников.

У гидов особенная шкала информационной ценности, очень заразительная. Тебе обстоятельно показывают стену, которую Ирод приказал сложить специальным образом, и ты смотришь на неё с неподдельным восхищением – офигеть, какая придумка. И воодушевление твоё сохраняется так долго, что потом некоторое время пытаешься пересказать каждому встречному: «Каменные блоки он велел ставить так, представляешь?!», а люди смотрят рыбьим глазом и отказываются разделять твой восторг.

Митя ещё и потому хороший проводник, что умеет подобрать человеку именно такой комплекс впечатлений, который тот наверняка сможет воспринять не умом, так ещё как-нибудь.

В Сионской горнице было бело и пусто, только хрупкая рыжая кошечка дремала на каменной скамье. Когда я села рядом, она проснулась, залезла ко мне на колени, спрятала нос в рукав плаща и замурлыкала. От этого у меня, наверное, сделались стеклянные глаза, потому что на нас с ней будто опустился прозрачный купол, отсекающий время. Так бы сидела и сидела следующие лет сто, пока не проголодаюсь.

Потом мы спустились в подземелья Ир-Давид. Я люблю камешки почти так же, как кустики, и к тому же клаустрофоб, и не могла упустить шанс помучить свои страхи. Не знаю, как другие чувствуют замкнутые пространства, а у меня на шее сидит карлик в душном плаще, который сжимает мою шею руками и ногами, а иногда закрывает лицо пыльной полой, так что впору заваливаться на спину и синеть. И я, конечно, стараюсь изводить это мерзкое существо при любой возможности, потому и попросилась туда.

Из прекрасной древней канализации мы выбрались потные, но с достоинством, и вышли к высокой стене с восхитительным видом, и я сразу вспомнила, что у меня и акрофобия тоже.

Мы сели под стеной и некоторое время тупо смотрели впереди себя, наслаждаясь безлимитным количеством свежего воздуха. На древней стене угасали отблески заката. «Досмотрю, и пойдём», – думала я.