Узник Неба - читать онлайн книгу. Автор: Карлос Руис Сафон cтр.№ 33

Инспектор распорядился загнать всех в сторожку, туда же втащили и тело убитого шофера. Фумеро не стал спрашивать ни имен, ни документов. Он велел своим помощникам примотать проволокой руки и ноги мятежников к ржавым железным стульям, наваленным грудой в углу комнатушки. Как только всех троих связали, Фумеро приказал подчиненным выйти вон, предоставив им действовать самостоятельно, встать в карауле у дверей сторожки и у ворот фабрики и дожидаться его дальнейших указаний. Оставшись с пленниками наедине, Фумеро захлопнул дверь и уселся на стул напротив троицы.

— Я не спал всю ночь, очень устал и хочу домой. Вы расскажете, где деньги и драгоценности, которые вы храните для Сальгадо, и на этом все закончится. Договорились?

Пленники смотрели на него растерянно и со страхом.

— Мы понятия не имеем ни о драгоценностях, ни о каком-то Сальгадо, — сказал мужчина постарше.

Фумеро кивнул с оттенком брезгливости. Он неспешно разглядывал троих пленников так, словно с легкостью читал их мысли и они, эти мысли, наводили на него скуку.

После минутного колебания он выбрал женщину и придвинул к ней свой стул почти вплотную. Женщина задрожала.

— Оставь ее в покое, сукин сын! — взорвался второй мужчина, моложе первого. — Если ты ее тронешь, клянусь, я убью тебя!

Фумеро меланхолично улыбнулся:

— У тебя очень красивая невеста.

Навас, офицер, занимавший пост у дверей сторожки, обливался холодным потом, уже пропитавшим его одежду, отчего ему было не по себе. Он старался не слушать истошные крики, доносившиеся из домика. Заметив похоронные взгляды товарищей, смотревших на него от ворот фабрики, Навас покачал головой.

Никто не произнес ни слова. Фумеро провел в сторожке полчаса. Наконец дверь за спиной Наваса открылась. Офицер шагнул в сторону, избегая глядеть на влажные пятна, проступавшие на черной одежде инспектора. Фумеро лениво прошествовал к воротам. Навас, бросив беглый взгляд в сторожку, закрыл дверь, едва сдержав тошноту. По знаку Фумеро двое агентов с канистрами отправились к домику и полили бензином его стены. Наблюдать, как он будет гореть, они не стали.

Фумеро уже ждал на пассажирском сиденье, когда его подчиненные вернулись к машине. Уезжали молча, а тем временем над руинами старой фабрики взмыл в небо столб дыма и пламени, рассыпая во все стороны пепел, который подхватывал ветер. Фумеро опустил дверное стекло и подставил ладонь навстречу прохладному потоку воздуха. Пальцы его были в крови. Навас вел машину, уставившись вперед на дорогу, но не видел ничего, кроме умоляющего взгляда, который послала ему молодая женщина, еще живая, прежде чем он захлопнул дверь. Поняв, что Фумеро исподтишка следит за ним, офицер крепче стиснул руль, чтобы скрыть дрожь.

С тротуара на проезжавшую машину глазела кучка маленьких оборванцев. Один мальчишка сложил пальцы пистолетом и притворился, будто стреляет. Фумеро усмехнулся и ответил ему тем же жестом. Секунду спустя машина скрылась в лабиринте улочек, прорезавших джунгли печных труб и амбаров, — исчезла, как мираж, словно ее здесь никогда и не было.

Семь дней Фермин пролежал в бараке в горячечном бреду. Никакими влажными обтираниями не удавалось унять жар. Все чудодейственные бальзамы были не способны утихомирить зло, казалось, снедавшее его изнутри. Местные старухи дежурили у постели больного по очереди, ухаживая за ним и давая тонизирующие средства, в надежде, что он выживет. Они утверждали, что незнакомец одержим демоном — демоном мук совести, — и потому его душа стремится убежать в конец туннеля, чтобы обрести покой в темноте небытия.

На седьмой день в барак пришел человек, которого все называли Армандо и чей авторитет у местных жителей лишь на пару сантиметров уступал авторитету Господа. Он сел у одра больного, осмотрел раны, приподнял пальцами веки и прочитал в расширенных зрачках сокровенные тайны. Старухи, которые выхаживали несчастного, собрались кружком за спиной Армандо, замерев в почтительном молчании. Через некоторое время Армандо удовлетворенно кивнул и покинул барак. Двое юношей, ждавших его у порога, последовали за ним до линии прибоя, — где волны, накатывая на берег, оставляли морскую пену, — и внимательно выслушали его указания. Армандо проводил молодых людей взглядом. Сам он не спешил уходить, присев на остов рыбацкого баркаса, разбитого бурей и застрявшего на отмели между взморьем и чистилищем.

Армандо раскурил короткую сигару и смаковал ее, подставив лицо свежему рассветному бризу. Покуривая и размышляя, что делать дальше, Армандо достал обрывок страницы «Вангуардии», который носил в кармане уже не первый день. В ворохе рекламы корсетов и заметок о концертах и театральных премьерах на Параллели [31] затесалось лаконичное сообщение о побеге заключенного из тюрьмы Монтжуик. Текст отличала суховатая обезличенная манера, свойственная новостям, повторяющим слово в слово официальное коммюнике. Автор позволил себе одну-единственную вольность, упомянув, что никогда еще никому не удавалось бежать из этой неприступной цитадели.

Армандо поднял голову и окинул взором гору Монтжуик, возвышавшуюся на юге. Крепость, с размытыми туманом контурами зубчатых башен, парила над Барселоной. Армандо горько улыбнулся, тлеющим концом сигары поджег обрывок газеты и меланхолично смотрел, как она осыпается пеплом на ветру. Газеты всегда старательно избегали правды, словно правда подобна смерти, и возможно, они не так уж ошибались. Заметка смердела полуправдой и опущенными подробностями. Чего стоило утверждение, что никому доселе не удавалось бежать из тюрьмы Монтжуик? Впрочем, подумал он, может, это и правда. Человек, которого все называли Армандо, являлся «кем-то» только в невидимом мире города бедных и неприкасаемых. В некоторые эпохи в некоторых государствах быть никем достойнее и почетнее, чем быть «кем-то».

Вяло тянулись дни. Армандо заходил в барак раз в сутки, чтобы поинтересоваться состоянием умирающего. Горячка подавала робкие сигналы к отступлению, и бесчисленные ушибы, порезы и раны, покрывавшие тело больного, потихоньку начали затягиваться под действием целительных бальзамов. Умирающий большую часть времени спал или бормотал что-то невнятное в полузабытьи.

— Жить будет? — спрашивал иногда Армандо.

— Он еще не решил, — отвечала женщина, лицо которой с возрастом утратило выразительность черт, словно стертых годами. Эту старицу бедняга принял за свою мать.

Дни сливались в недели, и вскоре стало ясно, что незнакомца искать не будут, поскольку никто не ищет того, что хочет оставить за чертой забвения. Обычно полиция и жандармерия не показывались в Соморростро. На его территории действовал закон молчания, который четко определял, что город и мир заканчиваются у ворот царства хижин и шалашей, и обе стороны были заинтересованы в сохранении незримого рубежа. Армандо хорошо знал, что за пограничной линией многие тайно или открыто молились, чтобы однажды буря сровняла с землей город бедных. А до тех пор, пока этого не случилось, все предпочитали смотреть в другую сторону, поворачиваясь спиной к морю и людям, влачившим жалкое существование между кромкой берега и фабричными джунглями Пуэбло-Нуэво. И все же Армандо испытывал определенные опасения. Он чувствовал, что за плечами незнакомца, которого они приютили, крылась непростая история и она могла стать причиной того, что закон молчания будет нарушен.