Крик домашней птицы - читать онлайн книгу. Автор: Максим Осипов cтр.№ 15

Вопит какая-то дрянь по радио. Страшная, неправдоподобная грязь. Под ногами, везде — масло, тряпки, инструмент. Разобранные двигатели, снятые двери, подкрылки, крылья: насколько человек совершеннее автомобиля, особенно изнутри!

— Крыс нет? — он боится крыс.

— Нету, — успокаивает его механик, — нет крыс, но скоро появятся. — Кот, который жил тут, на прошлой неделе сдох.

Где бы приткнуться? — неловко стоять у людей над душой — он забивается в дальний угол, устраивается на просиженное автомобильное кресло, механик матерится непрерывно, с изысками, вычурно, перекрикивая радио, так матерятся лишь выходцы из культурного слоя, он надевает наушники — Мендельсон, кусочек второго трио, у Мендельсона их два — и вдруг понимает, что счастлив.

Как остаться в этом состоянии? Он знает: в лучшем случае оно продлится несколько минут и уйдет, и удерживать его бесполезно, да и сама попытка удержать счастье уже означает ее неуспех.

Но оно — длится. Музыка? Может быть, дело в музыке?

Нет, музыка кончилась, а он все еще счастлив.

Апрель 2010 г.

Действующие лица

СЕНЯ АМСТЕРДАМ, литератор

ГРИША МАТЮШКИН, временно неработающий

КАТЯ ШПИЛЛЕР, детский врач

АНТИПОВ (Губошлеп), АРХИПОВ (Князь), АНДРОННИКОВ (Лифчик) — их одноклассники

ПОРФИРИЙ, юрист третьего класса

НИКИТА, молодой милиционер

На авансцене Никита и Порфирий.

НИКИТА. Мы люди тихие, скромные, почти деревенские и преступления совершаем соответствующие. Жили себе, и все ничего, да только повадились к нам москвичи.

ПОРФИРИЙ. Москвичи… Чередят…

НИКИТА. На масленицу набедокурили, подстрелили одного. (Сует палец в ухо, изображает выстрел.) Пх-х…

ПОРФИРИЙ. Пристрелили, Никитушка, пристрелили. На себе не показывай.

НИКИТА. Когда б не Порфирий… (Вздыхает.) Когда б не Порфирий, не сладили б мы с этим делом, не сладили б, ни за что бы не раскумекали что к чему!

ПОРФИРИЙ (с укоризной). Никита!.. (Читает из книги.) «Принесение жертв и законы, наказания и музыка имеют общую цель — устанавливать порядок, объединять сердца».

НИКИТА. Порфирий — очень значительного ума человек!

ПОРФИРИЙ. Китайская «Книга обрядов». Ли Цзи. Видишь как? Наказания и музыка…

НИКИТА. Очень… Очень значительного ума человек! Когда б не Порфирий…

Гриша у себя в доме, один. Ставит книги на полки, стирает пыль. Поет.

ГРИША. Прощай, ра-а-дость, жизнь моя!.. (Поглядывает на стоящую в углу огромную бутыль с зеленоватой жидкостью.) Выпить хочется! А нельзя, нельзя… Нельзя. Всё, новая жизнь. Уже… сколько? Двенадцать дней. (Снова поет.) Знать, один должон остаться, тебя мне больше не видать…

Звук подъезжающей машины, стук в дверь.

Чтоб вам! Какое сегодня? Ой…

Стук повторяется.

Господи, убереги меня от старых друзей. От новых я сам уберегусь.

Гриша прячется в соседней комнате. Стук повторяется с новой силой. Наконец, пришедшие толкают оконную раму, она не закреплена. Окно вываливается, бьется стекло. В комнату влезают Сеня, Антипов, Архипов, Андронников. Сеня сгребает стекло ногой.

СЕНЯ. На счастье! Мотинька! Мы приехали! Мотинька! Гриша!

Гриша возвращается в комнату.

ГРИША. Началось… (Здоровается с одноклассниками, обнимается с каждым.) Губошлеп, Лифчик! О-о-о… Князь! Здоров ли?

Антипов, Андронников, Архипов хлопочут по хозяйству: заделывают окно, ставят на стол закуски. Сеня с Гришей болтают.

СЕНЯ. Ты что ж, брат, так и живешь, этим, как его?.

ГРИША. Анахоретом.

СЕНЯ (достает из кармана бутылку «Буратино»). Вот, Гриш, специально вез, попробуй, «Буратино». Тот самый вкус, нет? Помнишь, газировочка…

ГРИША. По три копейки.

СЕНЯ. По три — с сиропом, по копейке — без. Теперь уже и монет тех нету… На, пей! Помнишь? Стакан отодвинешь в сторонку, бросишь еще три копейки… И два сиропа. А как бабушки бытовым сифилисом пугали, помнишь? Я об этом сейчас пишу. Вот так вот, милые мои, старые песни о главном… Чем пахли новые тетрадки, как выглядела отцовская фуражка…

АНТИПОВ. Сеня в таких вещах разбирается.

СЕНЯ. В школу придешь первого сентября, понюхаешь тетрадочку, напишешь: «Классная работа». А дальше все опять вверх тормашками! (Хохочет.)

ГРИША. О колбасе дописал?

СЕНЯ. Когда еще! Это, старичок, тема… Электрички за колбасой… «Жили хорошо, колбаса была…» Фрейд отдыхает. Потому что колбаса, Гришенька, это и необходимость, и удовольствие. Как и оригинал. Понял? (Хохочет, потом вдруг мрачнеет.) Да, Мотинька, сразу. Чтоб покончить со всем неприятным. Катя со мной живет. Как жена.

ГРИША (безразлично). Совет да любовь. Почему сама не приехала?

СЕНЯ. А я ее в Париж отправил. (Снова оживившись.) Ребят, кто-нибудь был в Париже? Нет? Пусть хоть Катька моя побывает.

АНТИПОВ. Сень, как же Любка?

СЕНЯ. Любка? О… Эту сосиску я ел с другого конца… (Напевает.) Помнишь, Любка, как в траве лежали, / Как с тобой друг другу руки жали, / Как с тобой друг друга уважали, / Этот день смогу забыть едва ли…

Архипов достает из кастрюльки сосиску, собирается отправить ее в рот, но кое-что вспоминает.

АРХИПОВ. Ах ты, б…, уже ж пост! (Швыряет сосиску обратно, томатная жижа выплескивается на стену.) В каком ты говне живешь, Матюшкин! (Пытаясь стереть соус с обоев.) Бригаду пришлю, все сделают.

СЕНЯ. Мальчики, как в рассуждении того, чтоб сбегать?

ГРИША (показывает на зеленую бутыль). Вот. Без меня. Я — всё.

СЕНЯ (разглядывая бутыль). Ты чего, старый? За Катю обиделся?

ГРИША. Что ты, Сень!.. На работу устраиваюсь.

ВСЕ. На работу?!

ГРИША. Да, представьте себе. Учителем.

АНТИПОВ. Вот это да-а! Уважаю, Гриш!

СЕНЯ. Чего она такая… зеленая?

ГРИША. Полынная.

АНДРОННИКОВ. Чернобыльник. Полынь. Артемизия вульгарис. Трава забвения.

АНТИПОВ. Артемизия. Во память, Лифчик! Мне б такую!

АНДРОННИКОВ. В школе надо было учиться.