Про психов - читать онлайн книгу. Автор: Елена Леонтьева, Мария Илизарова cтр.№ 55

Однажды, когда Косте было лет девять, ему в художественной школе дали задание – рисовать наброски с натуры. Костик приехал со мной на работу. Он попросил меня помочь с этой самой натурой. Мы пришли на оружейный склад, которым один офицер заведовал, друг нашего папы. Я его отвела собак служебных рисовать (он зверей всегда любил) и свинок, потому что этот офицер разводил свиней, и по складу бегали два жирных хряка. Костя там целый день просидел среди полок с оружием, рисуя животных. Когда отец его потом попросил показать рисунки, у них вышел первый серьезный скандал. Отец надеялся, что Костя на складе с оружием будет рисовать солдат, автоматы, такое все мужское, понятное. Он рисунки увидел и назвал их девчоночьей мазней. Костя обиделся ужасно и убежал из дома. Мы его сутки искали, нашли в заброшенном здании общепита на набережной. Я тогда за него ужасно испугалась!

– Какие-то детские страхи, снохождения у сына были?

– Да нет, не помню… А, нет, было, было! Когда перестроечные годы начались, очень сильно поднялся уровень моря, мы боялись, что город совсем затопит. В городе только об этом и говорили. А Костя же очень впечатлительный, ему кошмары про то, как море затапливает город, почти каждую ночь снились. Он просыпался и кричал: «Спасайтесь! Море идет! Спасайтесь!» Но, когда мы переехали, это прошло.

– А в детский сад Костя ходил?

– Нет, я сама за ним присматривала. Пока он совсем маленький был, я его с соседкой оставляла. Приятная казашка, у нее своих трое, так что ей четвертый не в нагрузку был. Он и в школу ходил нерегулярно. Он же был одаренный, все уроки ему давались играючи. Ему там было скучно, многое он сдавал экстерном. Когда Косте было одиннадцать, нас перевели в Подмосковье. В Актау начался ужас. Нас перевели в девяносто первом году, в марте… Казахстан уже почти три месяца был независимым. Мы жили как в военное время. Костя очень переживал: все вокруг стали злобными, из магазинов исчезли продукты, стало очень грязно на улицах. На набережной было опасно, страшно ребенка отпускать гулять. Русские начали собираться, у каждого подъезда стояли контейнеры, каждый день кто-то уезжал. Костя был одиночкой, но с двумя мальчиками из художественной школы дружил. Он тяжело переживал их отъезд, плакал, злился, отказывался разговаривать даже со мной. Да и часть перевели в город, на ее месте в пустыне сделали туберкулезную лечебницу. Мою старую библиотеку, которую Костя так любил, закрыли. А он в детстве очень медленно ко всему новому привыкал. Когда Юрия Алексеевича в Москву на повышение перевели и мы переехали, Костя не мог привыкнуть к тому, что в Москве высокие дома, осенью листья становятся цветными и опадают. В метро его было невозможно затащить: он боялся эскалаторов, боялся, что его засосет или он не успеет спрыгнуть, от шума поездов просто впадал в ступор. Вначале вообще отказывался выходить из дома, боялся потеряться. Но постепенно все наладилось. Правда, в школу так и не начал нормально ходить. Он сильно опережал своих сверстников в развитии, как я уже говорила, ему было скучно учиться. Проучился ровно месяц. Его избили одноклассники, и он туда больше не пошел.

– А за что избили?

– Темная история. Я думаю, просто за то, что он сильно отличался. Школа была ведомственная, там учились дети московских военных. И тут приходит мальчик, с одной стороны, всех боится, с другой – нос задирает, Шекспира с Платоном по памяти цитирует, на уроках скучает. У него вышла ссора с учителем истории. Строгий, советской закалки педагог, все слово в слово по учебнику рассказывал и потом заставлял так же это пересказывать. Им задали какой-то реферат, ну Костя и написал что-то очень умное и с претензией, по-моему, что-то про неоднозначность роли фашизма в мировой истории. Костя тогда был увлечен религиозными идеями, читал все подряд. Реферат был про то, что мы, люди, не можем оценивать события и явления окружающего мира как однозначно хорошие или плохие, потому что не знаем всего замысла Творца. Историк его, конечно, распек при всем классе. Тогда Костя вступил с ним в дискуссию. В результате Костю отвели к директору, вызвали меня в школу и долго нас обоих ругали за распущенность и аморальность. Когда про этот конфликт узнал отец, он был в бешенстве. Он устал от того, что с Костей все не как у людей. Да и тема про фашизм, представляете? Я пыталась Костю отговорить рассказывать папе про эту тему: папа потомственный военный, большая часть его семьи погибла в Великую Отечественную войну. У нас в семье роль фашизма – это не тема для дискуссии. Но Костя патологически честен и всегда говорит то, что думает. Их ссора закончилась ужасно. Отец Костю выпорол. По-настоящему, солдатским ремнем. Они не разговаривали после три месяца.

– За что все же одноклассники его избили?

– Ах да, его избили за то, что он занял чье-то место в классе и, вместо того чтобы извиниться, начал доказывать, уверять, что места тут казенные. Ну это то, что он мне рассказал. И то, что рассказали одноклассники. Но мне кажется, все было сложнее, просто Костя старался меня защитить и мне не рассказывал. Его со средней школы начали дразнить. Называли пидором (простите) за его нежный внешний вид и манеру говорить, за то, что он болезненно реагировал на неудачи, плакал, когда получил свою единственную четверку по физкультуре. К тому же он с детства мечтал стать учителем, вечно всех поучал, только нашелся бы кто-нибудь, готовый его слушать. Все учителя истории его недолюбливали, потому что Костя знал историю лучше них, по памяти цитировал Ключевского и Карамзина. Он мечтал стать историком, ему нравилось, что он все знает, как будто он сам жил в этих местах и в этих временах. У него даже игра такая была: он представлял, что стоит на одном месте где-нибудь в центре города, а вокруг время течет с огромной скоростью, меняются эпохи, архитектура, транспорт, наряды людей. Он перестал в нее играть, когда повзрослел, но раньше часто мне про это рассказывал. Так вот, чтобы в нее играть, нужно было досконально знать множество эпох и исторических обстоятельств. И он знал. И сейчас знает.

Майя вспомнила Костю – овоща, которого всего полчаса назад безуспешно пыталась посадить на кровати. Решимость ее с рассказом мамы крепла.

– Как бы то ни было, Костя в школу не ходил. Сидел дома, учил древнегреческий, готовился к вступительным экзаменам в институт. Иногда его от школы посылали на олимпиады, которые он обычно выигрывал.

– Менялся ли он по характеру в подростковом возрасте?

– Да, когда он поступил в институт в шестнадцать лет, он сильно изменился. Он нашел единомышленников. И хотя ему было сложно вписаться в свою группу, так как он был моложе всех, все же у него получилось. Появилось много друзей, он организовывал кружки, журналы, какой-то благотворительный фонд, у нас дома вечно сидели юноши с горящими глазами и такие же девицы. Большинство из них были в Костю влюблены. Он к тому времени вытянулся, возмужал, голос наконец-то сломался, и оказалось, что у него очень красивый тембр. Таким бы проповеди в церкви читать. Он же влюблялся в таких, знаете, фиф, а они его всерьез не воспринимали. Костины успехи дали папе новую надежду. Пусть хоть так. Но Костя закончил институт, поступил в аспирантуру и через полгода ушел оттуда. Сказал, что ему не подходит научная среда, что наука сплошная профанация и обман. Никак не мог понять, почему к кандидатским диссертациям всерьез никто не относится, не читают работы друг друга. Потом попросил меня устроить его в школу учителем. Я долго сопротивлялась и правильно делала. Но все же сдалась. У меня сестра работает в Минобразовании, она пристроила его в хорошую школу.