Дорога. Записки из молескина - читать онлайн книгу. Автор: Марианна Гончарова cтр.№ 60

И тот человек, папин друг, сказал тогда, прощаясь:

– Беспорядки начнутся с вокзала. Уезжайте. Иначе вас зарежут первыми.

А я, тогда маленькая, не могла представить, как это, придут взрослые люди, люди, к которым мы, дети, должны испытывать уважение и почтение, так ведь нас учили, придут и воткнут нож в меня, в моих младших сестер и братьев? Зачем? За что?

И вот спустя какое-то время мы уехали. Одни из первых. А тот человек, который предупредил папу, что беспорядки начнутся с вокзала, он погиб, хоть и был азербайджанец. Потому что прятал у себя семью своего друга, армянина… Ой, извините, спасибо, что слушали меня, а вот и моя подруга!..

К моей собеседнице подошла еще одна дама, тоже в шляпке, они расцеловались, пожелали мне удачи, неуловимо похожие друг на друга в светлых летящих женственных платьях, и, радостно переговариваясь, удалились в прохладу кафе.

Там, в ереванских кафе, хорошо сидеть на террасах. Вокруг система охлаждения и увлажнения – распыляется вода, нежно касается лица водяной туман, приятно и прохладно. Как в Европе. Сидишь, пьешь кофе или холодное вино, никуда не спешишь – лето. Можно сидеть и ни о чем серьезном не думать.

А я не могла не думать. За что они убивали? Эти, которые собирались на вокзалах. Что было в их головах, в их сердцах, в их душах? Какая такая идея позволяет поднять руку на безоружного человека, на ребенка? Как сейчас живут дети и внуки тех, кто убил того азербайджанца, спрятавшего у себя армянскую семью? Они, его дети и внуки, знают? Они счастливы?

Странные встречи дарит мне судьба. Женщина эта из Баку, имени которой я так и не узнала, случайно подсела на скамью, где сидела я. Мне кажется даже, что я специально подвинулась и приглашающе похлопала ладонью по скамейке, потому что она стояла на солнце, а я сидела в тени. И когда она увидела фамилию мою на беджике, она сказала, ой, а это вы вчера были в филармонии на концерте симфонического оркестра. А я свои билеты отдала племянницам, и они хвастались, что сидели весь концерт рядом с вами. И были очень рады, потому что запомнили вас на концерте в Театре Сундукяна.

Ереван – огромный город, я думаю сейчас, а судьба дважды пыталась нас столкнуть с этой женщиной из Баку, имени которой я так и не узнала. Первый раз в филармонии, но не случилось, свои билеты она отдала племянницам, и на следующий день небеса просто за руку притащили ее к кинотеатру, около которого я сидела на лавочке и ждала начала просмотра фильмов о Довлатове. И как будто кто-то подговорил ее подругу, другую даму в шляпке, чтобы та назначила свидание в кафе рядом с тем самым кинотеатром. Как будто пригнали и меня пораньше и усадили в тень деревьев. Как будто, как будто. Как будто задумано все было и спланировано заранее. Только вот зачем? Зачем нам надо было встретиться? С той женщиной, чье имя я так и не узнала.

Но знаки были и раньше, и раньше…

Мы ездили в Цицернакаберд, мемориал, построенный в память о геноциде армян. Даже писать об этом не могу. Звучание слова очень часто соответствует своему значению. Вот два слога ди-тя. И сразу видишь крошку, увальня, вот он совершает свои первые шажочки, «ди» – первый шаг, «тя» – еще один. Ди-тя. Ди-тя. А вот еще слово – «резня». Его даже произносить тяжело, столько страшного значения и событий за этими двумя слогами и звуками – «рез-ня».

Сколько это будет продолжаться? Почему? Как можно? Когда одни охотятся на людей, другие их предают и продают, а третьи – прячут, спасают. Не спрашивая, кто они, не рассматривая цвет волос или кожи, не интересуясь местом рождения и национальностью.

Мы ехали из Цицернакаберда подавленные, молча, думали о том, что увидели и услышали. И таксист, усталый деликатный дядька, спросил что-то, покачал головой, глядя на нас в зеркало, и прошептал смиренно:

– Ужас, да, ужас. Это – ужас.

Нет, не могу об этом ни говорить, ни писать.

Лучше вот – процитирую.

У нас была очень хорошая встреча с преподавателями и студентами в университете у профессора Лилит Меликсетян. И вот когда мы уже все отчитали, и зрители искренне и благодарно отсмеялись, и мы уже даже, кажется, попрощались, наш постоянный ведущий S. вдруг подошел к микрофону и, извинившись, попросил разрешения прочитать свои стихи об Армении, написанные 30 лет назад, когда он впервые сюда приехал. Вот они…

Есть горная страна, где имена

Звучат как будто в древности —

без отчеств.

Где нет клочка земли без валуна,

Где если ты строитель – значит, зодчий.

Где зодчий создает не дом, а мир.

Где мир в дому воочию воссоздан.

Где на балконах городских квартир,

Как знак доверья, ласточкины гнезда.

Где воздух чист, как будто нет его.

Где устаешь не от дорог – от далей.

Где боль не оставляет ничего

От всех твоих – таких пустых – печалей.

Где память этой боли так жива,

Что нем язык и многословен камень…

Где нежная Севана синева

Становится еще нежней с веками.

Где звезды человеку так близки,

Что небосвод цветет огромным садом.

Где кровь стучит догадкою в виски,

Что вечность – будто звезды. Это рядом…

Сергей Донатович Довлатов никогда не был в Армении, хотя всегда мечтал. И было горько за него, что он не успел. Представляю, сколько бы он еще написал – еще целый том об Армении и армянах под названием, например, «Еще наши». Конечно, мы пошли на встречу, которая называлась «Круглый стол. «Довлатов». Красивая светлая прохладная университетская аудитория, выстроенная амфитеатром. «Круглый стол», к слову, был прямоугольным. За ним сидела ведущая, хорошенькая Диана, а по правую и левую руку ее сидели ни больше ни меньше друзья Сергея Довлатова, о которых он подробно и весело писал в своих повестях, рассказах, письмах. Они были очень хороши, эти трое, – Диана, Елена Скульская и Андрей Арьев. Искренние, теплые. Скульская была весела и печальна в своих воспоминаниях. На странный, как мне показалось, вопрос из зала, о чем вы жалеете, о чем бы вы спросили Сергея Довлатова сейчас, она ответила печально и горячо:

– Я жалею о том, что не успела его выслушать.

А Андрей Юрьевич признался, что всегда был немногословен и по этому поводу Довлатов как-то пошутил:

– А сейчас у меня был монолог с Арьевым.

Сергей Донатович не мог писать то, что людям было непонятно, – рассказывали его друзья. Он считал, что писать непонятно – это некое шарлатанство… Довлатов любил диалог. Он говорил: «Мы свободны в диалоге».

И вдруг у нас возникло ощущение, что Довлатов здесь, что он поблизости, поскольку тут же стали выбираться на белый свет его любимые персонажи. Когда ведущая Диана предложила залу задавать вопросы, со своего места вдруг начала неловко вылезать женщина солидного возраста, но с накладной юной челочкой и таким же накладным шиньоном – хвостиком на затылке. Она вышла к столу, который круглый, но прямоугольный, выставила одну ногу вперед носочком, закинула руки за спину и громко объявила: