Скитальцы - читать онлайн книгу. Автор: Кнут Гамсун cтр.№ 38

Залив был заперт, но люди трудились до вечера, пока не убедились, что всё сделано правильно. У них не было водяного бинокля, но они и так знали, что дно в заливе чистое и белое, они проверили два места, где сельдь могла бы просочиться, и, представляя себе огромную мощь косяка, усилили крепления на берегу. Теперь всё зависело от прочности невода!

Запор был поставлен, и артель надеялась на удачу. Староста Каролус и другие опытные рыбаки заключили, что, верно, тот же благословенный лофотенский циклон побывал и здесь и пригнал к берегу и сельдь и китов. В Поллене люди рассказывали всякие страсти про этот шторм, с небес доносился неслыханный доселе гул, такой силы шторма никто и припомнить не мог: одна женщина везла из леса дрова, так ветер свалил с ног и её и лошадь; крыши со многих домов унесло в море — неудивительно, что люди плакали, жались друг к другу и молились Богу. И неудивительно также, что Ане Мария, которая и до того была почти как дурочка, теперь помешалась окончательно, она легла в постель и завязала себе рот, точно боялась что-то выболтать.

Но стоило шторму утихнуть, как люди пришли в себя, а добрая половина даже устыдилась, что молилась Богу. Мало того, когда артель Каролуса вернулась домой вся в чешуе от сельди и сообщила, что они заперли залив рядом с Полленом и теперь загребут кучу денег, души в этом бедном селении возликовали, даже Ане Мария встала с постели, сняла со рта повязку, и страха в ней теперь было не больше, чем во всех остальных.

Зима была на исходе, и для запертой в заливе сельди это было опасно; следовало спешить, пока сельдь не наестся планктона, долго без корма в Хоммельвикене она прожить не могла.

Йоаким сбегал ночью к лавочнику — надо послать телеграммы, сообщить новости и заказать для артели соль и бочки. Лавочник Габриэльсен был в обиде на то, что не его выбрали старостой, он сказал: А почему бы тебе не обратиться с этим к новому старосте? Они посмеялись над этой мыслью, и всё кончилось тем, что Габриэльсен взялся выполнить поручение, и, хотя была ночь, во все стороны полетели телеграммы. Уже на второй день в Хоммельвикен пришёл небольшой грузовой пароход и забрал сельдь, а на третий день пришли сразу два парусника.

В том году жителями Поллена было не до Пасхи, не до сладкого сна с похрапыванием, не до лени и не до посещения церкви, с утра и до ночи они солили и заливали рассолом сельдь; подходили всё новые и новые суда, такое небывалое оживление привлекло даже жителей соседних селений. Деньги? Деньги не заставили себя ждать, их привозили суда, они приходили по телеграфу и по почте, усадьба Хоммельвикен прославилась на всю округу, там в большом жилом доме и даже на сеновале жили обработчики сельди, деньги сыпались на хозяев прямо с небес, хозяйка брала с гостя по два шиллинга за ночь, а хозяйская дочь умудрилась обручиться сразу с двумя обработчиками, хотя ей было всего шестнадцать.

Даже лавочник Габриэльсен урвал свой кусок на этом пиру жизни. Товары к нему поступали с каждым судном, и всё-таки их было недостаточно, не хватало до прихода следующего судна; в конце концов он отправил свою жену в Тронхейм и велел ей закупить великое множество всяческого платья, стёкла, лакомств, ковров, длинных трубок и шёлковых шалей, а также феле [21] и шарманок, она всё закупила и вернулась с товаром домой. Тут выяснилось, что лавка Габриэльсена мала для такого изобилия, и хозяину пришлось перестроить её; он купил жерди, доски, пригласил плотников с юга, и за несколько недель они возвели такой дом, о каком Габриэльсен даже и не мечтал. Вот так один успех влечёт за собой другой. У людей появилась возможность приобретать дорогие вещи и одежду из заграничных тканей. Его служанка Ольга, которая прежде носила бисерный поясок, купила ни больше ни меньше как накрахмаленную нижнюю юбку и чулки фабричной выделки, вошли в моду жилетки из каракуля и особые варежки из американской шерсти, нарядные, чтобы ходить в церковь; фруктовое вино из бочек больше не брали, теперь бутылки с вином, на которых красовались золотые и разноцветные этикетки, привозили с юга в ящиках. Раньше самым большим праздником в Поллене были свадьбы, теперь же люди стали отмечать крещение детей, конфирмацию, устраивали пышные поминки по усопшим; для этих торжеств лавочник Габриэльсен в своей новой лавке продавал сыр рокфор из Франции и яйца из Дании, повышая жизненный уровень полленцев...

Недели катились, словно на колёсах, и Йоаким, хозяин невода и глава артели, спал лишь самую малость, а всё остальное время был занят сельдью. Забыв обо всём на свете, он с головой окунулся в это сказочное изобилие сельди и потому сообщил Эдеварту о случившемся лишь на десятый день Пасхи. Он был ещё так зелен, так поглощён делами, да и его новое положение тоже изрядно кружило ему голову. Девушки не давали Йоакиму проходу, несмотря на то что ему было только пятнадцать и он был конопатый, а отцы семейств и пожилые люди беспрекословно повиновались всем его приказам. Он приобрёл куртку, из тех, что носили взрослые мужчины, по сравнению с его ещё детскими, слишком короткими штанами она выглядела огромной — но что за беда, такие мелочи не имели значения! Продавая сельдь, Йоаким был внимателен и точен. Со временем ему пришлось немного скинуть цену, это верно, но в счёте и письме он был дока, и никто не мог обмануть его. Чудно, ведь это был тот самый Йоаким, который ещё недавно бегал беззубый и сопливый! Бог помог ему, и Йоаким сотворил чудо, ведь теперь каждый дом так или иначе работал на него, даже его родные сёстры тоже разделывали и солили сельдь и зарабатывали на ней, хотя сами были чуть повыше бочки. С Божьей помощью юный Йоаким всех вовлёк в эти великие перемены, всем обеспечил золотой век — вот только его мать лежала в муках и никак не могла умереть.

Последняя небольшая часть сельди пришла с планктоном. Другого и быть не могло, солнце грело уже по-весеннему, снег начал таять, стоял конец апреля. Эту сельдь Йоаким продавал для освещения, иными словами, на жир для светильников, помимо того он научил полленцев кормить сельдью животных, и сейчас, в бескормицу, это было настоящим благословением Небес, животные стояли по колено в рыбе, от молока и свинины попахивало сельдью, лавочник Габриэльсен держал кур, и от яиц тоже несло сельдью. Наконец из невода достали последнюю сельдь, эту уже пустили на удобрение.

Великие времена, золотые времена. Правда, Хоммельвикен снова опустел, но это уже никого не огорчало, потому как пришёл Эдеварт со своей шхуной и бросил якорь в Поллене.

Эдеварт приехал слишком поздно, чтобы порадовать мать красивым платьем и безрукавкой, приди он на два дня раньше, она бы ещё успела кинуть на его подарки отрешённый взгляд и улыбнуться — нежно улыбнуться своему сыну в последний раз. Эдеварт привёз подарки, но ему казалось, что он явился с пустыми руками, его душу терзала непоправимость содеянного: тёплая одежда могла бы спасти жизнь матери, а он в любовном угаре раздарил в Фусенланнете купленные для родных вещи. Он мог ещё из Тронхейма отправить свои подарки посылкой, взял бы большой ящик... эта мысль не раз приходила ему в голову, однако он так и не удосужился это сделать.