Будденброки - читать онлайн книгу. Автор: Томас Манн cтр.№ 172

Здесь все было ново, опрятно и красиво. Отдавая должное духу времени, дряхлые серые стены старой монастырской школы, где изучали науки отцы нынешних учеников, сровняли с землей и на их месте воздвигли новую, светлую и роскошную школу. Правда, стиль старого ансамбля был сохранен: над коридорами и крытыми галереями высились готические своды, но отопление, освещение, размеры залитых светом классов, уютные учительские комнаты, оборудование химического, физического и чертежного кабинетов — все это было устроено применительно к новейшим представлениям о комфорте.

Вконец изнемогший, Ганно Будденброк, озираясь, крался вдоль стены. Нет, слава тебе господи, никто его не заметил! Из дальних коридоров до него доносился гомон толпы, учеников и учителей, стекавшихся в гимнастический зал, чтобы перед новой трудовой неделей укрепить себя молитвой. Зато здесь, в коридоре, было тихо и безлюдно. На покрытой линолеумом лестнице тоже не было ни души. Затаив дыханье и напряженно прислушиваясь, Ганно на цыпочках прокрался наверх. Его класс — пятый класс реального училища — находился во втором этаже, прямо напротив лестницы; классная дверь стояла открытой. Дойдя до верхней ступеньки, он пригнулся, внимательно оглядел длинный коридор, по обе стороны которого шли двери с прибитыми к ним фарфоровыми дощечками, сделал три бесшумных быстрых шага и вошел в класс.

Там было пусто. Шторы на трех широких окнах еще не были подняты. Газовые лампы тихонько шипели под потолком, зеленые абажуры отбрасывали мягкий свет на три ряда двухместных парт из светлого дерева, напротив которых поучительно и строго высилась кафедра; за ней чернела классная доска. Стены, до половины обшитые светлой деревянной панелью и наверху побеленные, были украшены двумя географическими картами. На подставке возле кафедры стояла вторая доска.

Ганно прошел на свое место, находившееся примерно посредине классной комнаты, сунул книги в ящик, сел, положил обе руки на покатую доску парты и склонил голову. Несказанно радостное спокойствие охватило его. Эту голую, неуютную комнату он считал уродливой; он ее ненавидел, тысячи опасностей, грозивших ему сегодня, тяжелым камнем давили на его сердце и все-таки на первых порах он в безопасности, физическое напряжение кончилось, теперь будь что будет! Да и первый урок — закон божий, преподаваемый г-ном Баллерштедтом, не так-то страшен… По вибрации бумажной полоски наверху у круглой отдушины видно было, что в комнату струится теплый воздух, газовые лампы тоже изрядно нагревали помещение. Ах, сейчас можно потянуться и расправить закоченевшие члены! Волна приятного нездорового жара прилила к его голове, гулом отдалась в ушах, затуманила глаза.

Внезапно он услышал позади себя шорох, заставивший его вздрогнуть и быстро обернуться. Из-под последней скамейки показалась голова Кая графа Мельна. Он вылез оттуда, этот юный аристократ, встал на ноги, слегка похлопал рукой об руку, чтобы стряхнуть пыль, и с сияющим лицом приблизился к Ганно Будденброку.

— А, это ты, Ганно! — воскликнул он. — А я забрался туда, потому что принял тебя за одного из наших почтенных педагогов.

Голос его ломался, как у всех мальчиков в переходном возрасте; для Ганно эта пора еще не наступила. Ростом Кай был теперь не ниже Ганно, но в остальном ничуть не переменился. Он по-прежнему носил костюм неопределенного цвета, на котором кое-где недоставало пуговиц, а штаны были сзади сплошь в заплатах. Руки Кая, и сейчас не очень-то чистые, отличались необыкновенно благородной формой — длинные точеные пальцы с овальными ногтями. Рыжеватые волосы, посредине небрежно разделенные пробором, как и раньше, космами спадали на алебастрово-белый, безупречно красивый лоб, под которым сверкали голубые глаза, глубокие и в то же время пронзительные. Разница между его крайне неряшливым туалетом и благородной тонкостью лица с чуть горбатым носом и слегка вздернутой верхней губой теперь бросалась в глаза еще сильнее.

— Фу, Кай, — сказал Ганно, кривя рот и хватаясь за сердце, — до чего же ты меня напугал! Как ты очутился здесь, наверху, и почему ты прятался? Ты тоже опоздал?

— Нисколько не опоздал, — ответил Кай. — Я здесь уже давно. Ведь в понедельник утром только и думаешь, как бы скорей попасть в это заведение; тебе, дорогой мой, это известно по собственному опыту. Нет, наверх я забрался так, шутки ради. Сегодня дежурит «главный мудрец»; он ничего предосудительного не видит в том, чтобы силком сгонять народ на молитву. Я все время вертелся вплотную за его спиной, покуда он не ушел, и тогда мне уж ничего не стоило остаться… А ты-то! — сочувственно добавил он и, ласково дотронувшись до плеча Ганно, уселся рядом с ним. — Тебе пришлось бежать изо всех сил? Бедняга! У тебя вид совсем загнанный. Смотри, волосы даже прилипли к вискам… — Он взял линейку с парты и бережно, с серьезным видом приподнял слипшиеся волосы Ганно. — Ты что, проспал?.. Ба, да я ведь сижу на месте Адольфа Тотенхаупта! На священном месте первого ученика! Ну да ладно, на первый раз сойдет. Так, значит, проспал?

Ганно опять положил голову на скрещенные руки.

— Я ведь вчера был в театре, — сказал он, тяжело вздохнув.

— Ах да, я и позабыл!.. Понравилось тебе?

Ответа не последовало.

— Хорошо тебе, Ганно, — словоохотливо продолжал Кай. — Я, например, ни разу в жизни в театре не был, и пройдет еще немало лет, прежде чем я туда попаду.

— Хорошо-то хорошо, да потом на душе кошки скребут, — глухо отвечал Ганно.

— Ну, это состояние я и без театра знаю.

Кай наклонился, поднял валявшиеся на полу возле парты куртку и шляпу друга и тихонько вышел с ними в коридор.

— Так ты, наверно, не вызубрил «Метаморфозы»? — спросил он, вернувшись.

— Нет, — подтвердил Ганно.

— А к estemporale [137] по географии ты подготовился?

— Ни к чему я не подготовился и ничего я не знаю, — отвечал Ганно.

— И по химии? И по английскому? All right! [138] Мы, значит, два сапога пара! — У Кая явно стало легче на душе. — Я точно в таком же положении, — весело пояснил он. — В субботу я не садился за уроки, потому что думал: завтра воскресенье, а в воскресенье — из уваженья к празднику. Нет, глупости! Понятно, я ничего не сделал потому, что у меня было занятие поинтереснее, — добавил он с неожиданной серьезностью, и по лицу его разлился румянец. — Н-да, сегодня нам с тобой, пожалуй, жарко придется!

— Еще одна запись в кондуите, и я останусь на второй год. А этого не миновать, если меня спросят по-латыни. Сейчас на очереди буква Б, Кай, и тут уж ничего не поделаешь.

— Поживем, увидим! Ба, возьми пример с Цезаря! «Мне за спиной опасности грозили, но лишь увидят Цезаря чело…» [139] — Кай оборвал свою декламацию. У него тоже было скверно на душе. Он пошел к кафедре, уселся и с мрачным видом стал раскачиваться в кресле.