Начало конца комедии - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Конецкий cтр.№ 54

А когда черты из круглых превратятся в удлиненные, твердые, резко очерченные, то есть в крутые скулы взрослого хулигана, то уже не будут вырабатывать во мне химии, которая возбуждает родительские чувства, а будут вырабатывать как раз другой гормон – агрессивности или страха, вернее оба этих гормона, которые будут бороться друг с другом в моей крови, и только таинственная совесть решит вопрос: дам я в крутую скулу или задам тягу…

Конструктор реакторов сидел в кожаном кресле и при всем честном народе – нескольких миллионах телезрителей – ласкал внука. Так режиссер передачи приближал вершины науки к равнинам обыденности.

– Вот этому человечку через двадцать шесть лет предстоит войти в двухтысячный год, – говорил Доллежаль, поглаживая ровный пробор ухоженного внука. – Что будет в те времена самым ценным? Самым ценным будет разум, интеллект. Знания будут храниться в машинах, а цениться будет интеллект!

Устами конструктора атомных реакторов хотелось мед пить.

Но, увы, он отставал от главной проблемы века.

Тысячелетиями мы верили в то, что рано или поздно Мудрость сможет – в идеале – научиться управлять человечеством. Теперь, незаметно для самих себя, мы усвоили другую формулу: Знание управляет человечеством. Знание абсолютно и бесповоротно взяло власть, отодвинув интеллект, который, очевидно, не сдал экзамен на аттестат зрелости.

Разум был, конечно, определяющей силой, открывшей, например, атомную энергию. Разум натолкнулся на занятный факт природы, опознал и объяснил его, получил знание. Знание быстро оперилось, обрело самостоятельность, оторвалось от породившего его интеллекта и пошло метаться по миру в виде атомной бомбы.

Мир в Мире, то есть отсутствие войны, определяется уже не самим Разумом, а наличием этой бомбы, страхом перед полным взаимным уничтожением. Правда, не следует забывать про оптимистов, которые называют ядерное оружие "бумажным тигром". Эти оптимисты углядели в нашей кинокомедии "Полосатый рейс" – там тигры вылезли из клеток и бегали на свободе по пароходу, пока судовая буфетчица не загнала их обратно, – так вот, в "Полосатом рейсе" оптимисты углядели пародию на свою теорию "бумажного тигра". В результате я – один из авторов этой комедии – не имею права сойти с борта судна в КНР. Таким образом, я из своего опыта знаю, что для реализации страха перед ядерной войной в миролюбивую политику тоже нужен Разум, но это уже в какой-то степени подлаживание разума под существующую ситуацию, под диктатуру факта. И получается, что не сама мудрость, а факт – знание – управляет судьбой мира сегодня.

Факты – это информация. На каждом перекрестке слышишь: "Дайте мне информацию!", "Мне не хватает информации!", "Что делать с потоком информации?!". Почему-то не слышно: "Дайте мне мудрую мысль!", "Мне не хватает разума!", "Что делать с избытком мудрых мыслей?!".

Информация все более и более успешно заменяет нам разум. Дураки, имеющие информацию, дают сто очков вперед умным в любых делах. И это вдохновило дураков. Они уже ищут и эстетическую эмоцию не в художественном образе, а тоже в информации. Сегодня все чаще считается, что человечеству на нашей ступени развития вообще ничего не дано непосредственно. В каждое чувственное восприятие действительности и в каждую попытку создания образа действительности в нашем сознании вольно или невольно проникает теория.

Всем ясна необходимость знаний. И все чувствуют на своем разуме путы фактического знания. Все впитывают знания, и все мечтают выкинуть их из черепа в блок памяти ЭВМ.

Еще античные скептики умели обосновывать равносильность противоположных утверждений и выводили отсюда принцип полного воздержания от суждений.

Каждый думающий человек переживает смущение, повторяя логический круг античных скептиков, ибо не имеет права на скептицизм.

Скептицизм древних был реакцией на теоретические построения, созданные мыслью, не знавшей ограничений, налагаемых на умозрение фактическим знанием. У древних было мало научного знания, научных фактов. И было много мыслей – не меньше, нежели у нас сегодня.

Черт знает куда заползла бы или залетела наша мысль, если бы ей не приходилось иметь дела с ограничениями фактического знания.

Но это не значит, что мысль любит ограничение. Мысль уважает знание, но вечно пытается обойти и объехать рогатку факта, воспарить беспочвенно. Это и дикаря и академика объединяет. Только академик в этот момент нарушает клятву "благородство обязывает", которую он сам себе дал. Академик знает истинные границы знания в его области науки. Для тех, кто не знает истинной границы знаний, существует контроль снаружи. Ведь за дураком, которого послали молиться богу, нужен глаз да глаз, а то он, бедняга, лоб расшибет. Дураку просто-напросто запрещают бить лбом в пол больше такого-то числа раз в день. Но кто знает, где проходит грань между дураком и мудрецом? И где больше мечтателей – среди дикарей или ученых? И кто из них целостней ощущает мир?

Как только я понял, что наука проникла всюду, как только я обнаружил научные доказательства со всех сторон моего духовного и физического быта, так эти доказательства, вместо того чтобы успокоиться и отстать от меня, набросились с еще большей неудержимостью.

Образное мышление, которым я с детства гордился, так как с детства цифры представлялись мне, например, яблоками или – в самом худшем случае – спичками, а не абстрактными единицами, двойками, тройками, так вот образное мышление мое перестало быть образным.

И каждой фиброй своего существа я ощутил необходимость не бежать от науки, а наоборот. Я решил отдаться ей с такой полнотой, как если бы она была мужчина, а я женщина. Ведь всем известно, что если какая-нибудь нелюбимая женщина обратит на человека внимание и настойчиво начинает искать случая ему отдаться, и не просто отдаться, а навсегда вверить себя ему, то человек рано или поздно, но находит способ, случай, путь, лазейку, чтобы удрать. И, как говорится, удрать с концами. Вот этот вариант я и избираю. На ваших глазах я буду отдаваться науке в расчете на то, что она оттолкнет меня, выпустит обратно на свободу, в беспечность и цельность образного познания мира, где резвятся с лирами в руках ангелы, где рыбы носят шляпы, где люди любят друг друга только потому, что им нравится любить друг друга, и где цветы цветут не по законам межвидовой или внутривидовой борьбы, а просто потому, что им, цветам, нравится носить яркие и нежные одежды.

Слезы облегчают горести женщин и детей. Поэзия, описывающая страдание, утешает автора-поэта. Я, описывая свой страх перед рациональным, попытаюсь избавиться от него. И я знаю из науки, что отрицательные эмоции ослабнут, когда я доберусь до конца этого сочинения. И называется это "разряжением тягостного переживания". Народу и без всякой науки известно испокон века: "Поплачь – будет легче". Женщины живут дольше мужчин и потому, что легче плачут, быстрее разряжают отрицательное эмоциональное возбуждение через слезы, обмороки и истерики – "управляемые компоненты эмоций",

В благородной, прозрачной слезе, повисшей на реснице мадонны Рафаэля, есть не только соль, то есть натрий-хлор, но и избыток адреналина, от которого таким поэтическим способом избавляется организм мадонны. Итак, меня ожидала зимняя Сибирь и привычный жанр путевых заметок.