— Если бы, вместо того чтобы обниматься с удавом, вы возлюбили Господа, то не знали бы никаких хлопот. Хотя бы потому, что Он не пожирает крыс, мышей и морских свинок. Поверьте, это куда чистоплотнее.
— Бог тут ни при чем, отец мой. Я хочу иметь кого-нибудь, кто принадлежит только мне, а не всем и каждому.
— Так вот именно…
Но дальше я не слушал. Сидел себе тихо-скромно, шляпа, желтая «бабочка» в синий горошек, пальто и шарф, пиджак и брюки — все как положено и все ради приличия и конспирации. В таком мегаполисе, как Париж, насчитывающем не менее десяти миллионов жителей, следует выглядеть как положено и поступать среднестатистически, дабы не вызывать скопления народа. Но с моим Голубчиком я чувствую себя особенным, избранным, обласканным. Не знаю, как другие, не у всех же погибли отец с матерью. Когда удав обовьет тебя, крепко сожмет талию и плечи, положит голову на шею — закроешь глаза и млеешь от удовольствия, что тебя так любят и голубят. Конец всего, предел мечтаний! Лично мне всегда не хватало рук. Пара собственных рук ничего не дает. Сверх этого нужна еще пара. И право, эта нехватка не менее серьезна, чем нехватка витаминов.
Я пропускал разглагольствования отца Жозефа мимо ушей, а он, кажется, достиг кульминации. Выходило, что нехватки божества можно не опасаться. Его у нас, сдается, больше, чем у арабов нефти, — черпай горстями, не убудет. Впрочем, я не вникал, улыбался про себя и думал о мадемуазель Дрейфус. Вспоминал, как однажды утром зашел в бухгалтерию и услышал:
— А я вас видела в воскресенье на Елисейских полях.
Прямота, чтобы не сказать дерзость, такого признания потрясла меня. А для мадемуазель Дрейфус это особенно смело, постольку поскольку, как я уже с полным равноправным уважением говорил, она негритянка, а для черной нарушить вот так открыто установленные дистанции — не шутка. Она очень красивая, в кожаных сапогах выше колена, но согласится ли она жить в обществе удава, — потому что о том, чтобы выставить Голубчика, не может быть и речи, — вот вопрос. Я решил действовать медленно и постепенно. Пусть девушка приглядится ко мне: какой я есть, какой у меня характер, как я привык жить. Поэтому я не сразу ответил на ее инициативу: надо сначала убедиться, что она действительно знает меня, понимает, с кем имеет дело.
* * *
Мадемуазель Дрейфус — это еще в будущем, а пока я посадил Блондину в коробку с дырками, чтобы не задохнулась, и спрятал в верхний ящик шкафа — там ее не достать. Продовольственный вопрос играет в жизни огромную роль, и требуется постоянная бдительность, чтобы не допустить предопределенных самой природой жертв. Удавы хоть и толстокожи, но весьма чутки, у них исключительно развита интуиция, и не раз вечерами я заставал Голубчика посреди комнаты тянущимся длинной спиралью — выше и выше — к верхнему ящику. Не в силах достичь желаемого, он, как все смертные, довольствовался одним стремлением. А как он хорош, когда стоит вот так возле шкафа, вытянув голову: брюхо серо-зеленоватое с бежевым отливом, спина поблескивает, как сумочка аристократки, глубокие стеклянистые глаза прикованы к вожделенному месту. Смотрит, смотрит и чуть раскачивается, словно живая пружина, — завораживает, а головкой подергивает направо-налево — ждет. Так английский колонизатор-первопроходец в пробковом шлеме озирает из-под ладони пороги озера Виктория, лелея планы покорения новых земель, — когда я был маленький, я много читал про это.
Я показал ветеринару зоопарка темное пятнышко, каприз природы, которым Голубчик отмечен в левой нижней части живота, и тот в шутку сказал, что придало бы ему особую ценность, будь он почтовой маркой. Оказывается, такое пятно — большая редкость, а это всегда ценится. Марки с опечатками потому и дороги, что вероятность оплошности предельно мала, близка к нулю, постольку поскольку все выверено и отлажено во избежание ошибок, связанных с человеческим несовершенством. Если я употребляю выражения вроде «человеческое несовершенство» или «предел мечтаний», то с большой осторожностью, стараясь не возбуждать ложных надежд и не причинять болезненных разочарований. Здесь нет снобизма: я говорю о «человеческом несовершенстве» применительно к самому низкому демографическому уровню — так я о себе понимаю — и к таким простым вещам, как рождение и перерождение.
Впрочем, не стоит обольщаться, случайное пятнышко в левой нижней части живота еще ничего не значит. Ждать опечатки, которая придаст исключительность и неожиданную ценность обычной порции спермы, может только безумный филателист, это все равно что ждать пришельцев с летающих тарелок. Скорее налицо тотальное обесценивание священного права на жизнь мочеполовым путем.
Раза два я заставал Голубчика в той же пружинистой позе у стены, пристально глядящим на портреты Жана Мулена и Пьера Броссолета — то ли с безнадежным прицелом, то ли просто по привычке смотреть вверх.
И все же, признаюсь, как я себя ни урезонивал, появление пятнышка меня разволновало. Конечно, одна ласточка не делает весны, но за ней, как правило, появляется вторая. И как раз в это время один мой сослуживец, Браверман, человек, весьма и весьма прилично одетый, показал мне статью в американском журнале. Я не знаю английского, будучи по этнической и культурной принадлежности франкоязычником, чем и горжусь, учитывая вклад Франции в прошлое и настоящее человечества. Но Браверман перевел мне сообщение о том, что в саду одной домохозяйки из Техаса на земле (заметьте: прямо на земле, это важно по понятным причинам!) обнаружено большое пятно — курсив мой — органического происхождения, большое и растущее — курсив опять мой, — повторяю, дабы у читателей не возникло мысли о вмешательстве сверхъестественных или внеземных сил, — итак, обнаружено большое пятно органического происхождения, интенсивно разрастающееся.
Оно было коричневое — а у Голубчика темно-серое, однако терпение: в природе все протекает медленно, но верно, по ей одной известным законам, — и внутри представляло собой красноватую массу и росло прямо на глазах. Все попытки устранить его с почвы не увенчались успехом. Чтобы не прослыть лжепророком, даю точную ссылку: газета «Геральд трибюн» от 31 мая 1973 года, она продается в Париже, постольку поскольку у нас мондиализация; сообщение агентства «Ассошиэйтед пресс», имя домохозяйки — миссис Мэри Харрис. Название поселка в Техасе, где имело место указанное явление, не привожу, чтобы не придавать ему узколокального значения. Так же холодно и трезво добавлю: я не сумасшедший, и мне отлично известно, что Иисус Христос не являлся первоначально в виде пятна, будь то на земле в саду или в левой нижней части живота, и что состояние трепетного ожидания сопровождает период скрытого и внутриутробного развития. И вообще, мною движет сугубо научное намерение дать демографическое описание жизни удава в условиях Парижа и связанные с ним проблемы. Это вещь посерьезнее, чем стихийная иммиграция.
В газете английским языком было сказано, что таинственное губчато-пористое пятно вопреки стараниям миссис Мэри Харрис не желало ни смыться, ни угомониться и что никто не знает, откуда взялся этот новый живой организм.
Вернее всего, Браверман, который терпеть меня не может, хотя из принципа скрывает это под видом предельно услужливого равнодушия, перевел мне статью с целью предельно унизить и оскорбить меня, сообщив о пришествии в мир еще одного губчато-пористого, красноватого внутри организма, не поддающегося определению. Если это так, то его ядовитая стрела прошла мимо цели. Этот неизвестный, ни на что не похожий организм, несомненно, являл собой опечатку, ошибку, вкравшуюся в слаженный механизм, посягательство на законы природы, и, поняв это, я только укрепился в Надежде, утвердился в стремлении. Чтобы там ни думал Браверман, это не просто бородавка, хотя и бородавки заслуживают внимания.