Короткое правление Пипина IV - читать онлайн книгу. Автор: Джон Эрнст Стейнбек cтр.№ 28

Пес растет, его учат разве что приносить оставленную почтальоном у двери утреннюю газету, сидеть и лежать по хозяйскому приказу, подавать лапу и приносить хозяйские шлепанцы. Он знает, что нельзя воровать ветчину со столика с закусками и мочиться в лифте. Из всех птиц пес знаком лишь с разжиревшими городскими голубями и с суматошной воробьиной братией, любовь он знает только по запаху сердито рычащей сучки-пекинеса, протащенной мимо на поводке.

И вот когда он вырос, нашего пса — наследника великих охотников — берут с собой за город на пикник, на зеленую полянку подле ручья. Люди воюют с песком, с муравьями, с ветром, задирающим края скатерти, и на время совершенно забывают о псе.

Он вдыхает живой запах струящейся воды, бежит к берегу, с наслаждением пьет чистую, не пахнущую хлоркой воду. В груди его воскресает древнее чувство. Он идет по тропинке, нюхает листья, корявые стволы деревьев, траву. Останавливается там, где тропу пересек кроличий след. Свежий ветер ерошит его шкуру.

И вдруг внезапно вызванное из глубины естества знание обрушивается на него. Замирая от восторга, он обоняет неизвестный, упоительный запах, пришедший из памяти. Пес дрожит и поскуливает и нерешительно, шажок за шажком движется к источнику обуявшего его экстаза.

Пес будто под гипнозом: изогнувшись, выпрямляет тонкий хвост, шагает осторожно, неслышно. Шея вытягивается, спина распрямляется, и вот уже все тело от кончика носа до кончика хвоста — безукоризненная прямая линия. Правая лапа замирает в воздухе, дыхание прерывается, пес застывает как изваяние — как стрелка компаса или ствол ружья, указывающий на затаившуюся в кустах стайку куропаток.

В феврале 19** года в небольшом доме на авеню де Мариньи вместе с женой и дочерью жил мягкий, добродушный, пытливый человек, постоянно пропадавший на террасе возле телескопа, не расстававшийся с зонтиком, галошами и потрепанным портфелем. У него был свой дантист, медицинская страховка, небольшой счет в банке «Лионский кредит» и виноградник в Осере.

Внезапно этого маленького человека сделали королем. И кто же из нас, простых смертных, в чьих жилах не течет королевская кровь, способен понять, что именно произошло в Реймсе, когда на макушку этого человека легла королевская корона? Разве Париж может королю казаться таким же, каким виделся астроному-любителю? Разве можем мы знать, как слово «Франция» звучит для короля? И что для него значит слово «народ»?

Древняя память не могла не проснуться. Может, король и сам не понимал, что с ним происходит. Может, он, как пойнтер, откликнулся на забытый голос своей крови. Бесспорно одно: королевство, возникнув, пробудило и создало для себя короля.

А как только король становится королем, он становится одиноким — стоя надо всеми, чужой для всех. Таков удел королей.

Дядюшка Шарль посетил Версаль всего раз в жизни, в детстве, и произошло это по приказу министра народного просвещения. Втиснутый в черный сюртучок с белым воротничком, дядюшка промаршировал в неровной шеренге одетых в сюртучки мальчишек сквозь спальни, гостиные, кладовые и бальные залы национального достояния.

Ужас и внутреннее отторжение оказались настолько сильными, что с тех пор он ни разу не бывал в Версале. Скрипучий паркет, страшные размалеванные панели на стенах, бархатные веревки, сквозняки в пыльных залах — они с детства кошмарами приходили в дядюшкины сны.

Поэтому король очень удивился, когда дядюшка явился на аудиенцию в Версаль. Еще более король был поражен, увидев Шарля Мартеля в сопровождении Тода Джонсона.

Дядюшкиному взору предстала комната с раскрашенными стенами. Паркет болезненно взвизгивал под дядюшкиной стопой. В огромном камине тлели поленья, на окнах, загораживая комнату от осеннего ветра, вместо штор висели одеяла. На мраморных столах стояли позолоченные часы, а у стены, точно так же, как в дядюшкином кошмаре, стояли жесткие неудобные кресла.

— Я должен поговорить с тобой, мой мальчик, — нерешительно сказал Шарль Мартель.

— Сэр, в парижском выпуске «Гаральд трибьюн» написали, что у вас появилась любовница. Ссылаются на фельетониста Арта Бухвальда, — вмешался Тод.

Король посмотрел на гостей удивленно.

— Я учу Тода бизнесу, — торопливо сказал дядюшка. — Он открывает филиал в Беверли Хиллз.

— Если заломить достаточно дорого, можно продать что угодно, — сказал Тод. — Где вы держите любовницу, сэр?

— Мне пришлось пойти на уступки, — ответил король. — Слишком уж народ ждал этого. Мне говорили, она милая, скромная женщина. Хорошо справляется со своей ролью.

— Вам говорили? Вы что, не видели ее?

— Нет, не видел. Королева настаивает, чтобы я как-нибудь пригласил ее на аперитив. Буквально все уверяют: она очень милая, чудесно одевается, благовоспитанная. Конечно, это формальность, но в моем деле формальности важны, особенно если строишь обширные планы на будущее.

— Вот оно что, — сказал дядюшка. — Именно этого я и боялся. Потому и пришел к тебе.

— Что ты имеешь в виду? — спросил король.

— Слушай, мой мальчик, неужели ты и вправду считаешь, что твои секреты остаются секретами? Да о них знает весь Париж, нет, вся Франция!

— Какие секреты?

— Дорогой мой племянник, ты думаешь, заношенный свитер и фальшивые усы кого-нибудь введут в заблуждение? Когда ты нанимался на работу на «Ситроен» и целый день торчал у ворот, болтая с рабочими, думаешь, тебя так никто и не узнал? А когда лазал по старой застройке на левом берегу, изображая инспектора, простукивая стены, заглядывая в сточные трубы, думаешь, хоть кто-то поверил в твое инспекторство?

— Поразительно. Я же был в фуражке и с табличкой на груди!

— И если бы только это! — вскричал дядюшка. — На винодельне ты изображал дегустатора. На рынке ты замучил торговцев своими расспросами… «Сколько вы платите за морковь? Почем ее продаете? А сколько скупщик платит фермерам?..» Черт побери! У рабочих ты выспрашиваешь о ренте, о зарплате, о профсоюзных взносах и гарантиях, о всякой дребедени вроде расходов на пропитание и плате за квартиру в их трущобах. Бог мой, ты прикидывался репортером коммунистической «Юманите»!

— У меня журналистская карточка была, — сказал король виновато.

— Пипин! — воскликнул дядюшка Шарль. — Что ты затеял? Предупреждаю, народ волнуется!

Король попытался пройтись по комнате, но пронзительный визг паркета остановил его. Он, нахмурившись, снял пенсне, покачал его на указательном пальце левой руки.

— Я пытаюсь узнать, — сказал он. — Понять. Столько всего нужно сделать. Исправить. Ты знаешь, что двадцать процентов доходных домов в Париже в аварийном состоянии? На прошлой неделе одну семью на Монмартре чуть не убило обвалившейся с потолка штукатуркой. Тебе известно, что из каждого франка, заплаченного за морковь, ты почти треть отдаешь скупщику, а две пятых — торговцу на рынке? И что остается вырастившему эту морковь фермеру?

— Стоп! — закричал дядюшка. — Остановись немедленно! Ты играешь с огнем! Ты хочешь баррикад на улицах? Поджогов? С чего тебе взбрело в голову сокращать число старших офицеров полиции?