— Не надо притворяться наивной. Мне здорово досталось от Краудера.
— Из-за той статьи в газете?
— Вы ее видели?
— Да, еще до отъезда из Нью-Орлеана. Если верить Ариэль Уайлд, я просто уличная девка, не так ли?
— Слишком много шума вокруг невинного поцелуя. Поцелуй был не совсем невинный, подумала Клэр, но воздержалась от комментария.
— Вам следовало все-таки подумать о последствиях, прежде чем целовать меня.
— Я об этом подумал. Но в тот момент последствия не шли ни в какое сравнение с наслаждением.
У Клэр перехватило дыхание, по телу разлилась теплая волна. Она опустилась на стоявший рядом плетеный стул, лихорадочно подыскивая слова, которые могли бы заполнить возникшую неловкую паузу.
Наконец в трубке раздался голос Кассиди:
— Ариэль еще до того, как связалась с прессой, позвонила Краудеру. По всей вероятности, она наняла кого-то следить за вами.
Мысль о том, что чужой человек тайно за ней наблюдал все это время, вызвала такое отвращение, что захотелось вымыться.
— Черт бы ее побрал! Почему она не хочет оставить нас в покое? И вы тоже?
— Послушайте, последние два дня для меня тоже прошли не в развлечениях.
— Не думаю, что Краудер слишком порадовался вашим успехам, — заметила она.
— Он грозился отстранить меня отдела.
— А вы этого не хотите, так ведь?
— Нет, не хочу.
— А какую официальную оценку той статье дает Краудер?
— Он все отрицает.
— Как же он может? — воскликнула Клэр.
— Но ведь нет никаких доказательств, что я целовал вас, одни лишь слова. А кому больше склонно доверять общественное мнение — какому-то религиозному фанатику или окружному прокурору?
— И Краудер готов солгать, чтобы защитить вас?
— Не меня. Он защищает честь своего учреждения. Он ведь прежде всего политик и будет поддерживать систему так же яростно, как вы ей противостоите.
Клэр пыталась все это осмыслить, как вдруг ее осенило:
— Чтобы вернуть себе расположение Краудера, вы, по сути, предали меня. Это единственный способ для вас доказать достопочтенной публике, что вы беспристрастны и что мои чары на вас не оказывают никакого влияния.
— Да нет же, черт возьми, — резко сказал он. — Вы все не так поняли.
— Неужели?
— Ну хорошо, до некоторой степени вы правы. Но все это никак не связано ни с политикой, ни с Краудером. Единственным человеком, которому я стремлюсь доказать что-то, являюсь я сам. Я попросил дать мне это дело. Потребовал. И вот теперь, когда оно в моих руках, мой долг — найти и привлечь к ответственности убийцу Джексона Уайлда. — И уже несколько тише добавил:
— Независимо от того, кто им окажется. Вот почему…
— Почему что?
— Вот почему сегодня утром я получил ордер на обыск во «Французском шелке».
Клэр стало не по себе. Мысль о том, что в ее личных вещах будут копаться чужие люди, была невыносима.
— Вы не можете так поступить со мной, Кассиди!
— К сожалению, Клэр, могу. Должен. Я уже выезжаю туда, меня ждут.
Не попрощавшись, он повесил трубку.
Когда Клэр присоединилась к трапезе, она упрямо выдерживала на лице улыбку и старалась держаться непринужденно, но провести никого не удалось.
Мэри Кэтрин отвела ее в сторону.
— Все в порядке, дорогая? Ты выглядишь расстроенной. Клэр нежно пожала ей руку.
— Все прекрасно, мама.
— Это ведь звонил мистер Кассиди? Он что, опять задавал тебе вопросы о преподобном Уайлде?
— Нет. Ничего подобного. Тебе здесь нравится? Чем вы с Гарри занимались сегодня утром?
Мэри Кэтрин погрузилась в длинный, пространный пересказ своих утренних дел.
После обеда Клэр добросовестно исполняла свои обязанности, стараясь осуществить все намеченные еще с утра планы, но мысли ее вновь и вновь возвращались к людям в полицейской форме, которые шарили в ее ящичках, шкафах, вещах Ясмин и Мэри Кэтрин, рылись в официальных бумагах, обыскивали туалеты, трогали их интимные вещи.
Она никогда этого не простит Кассиди.
— Дорогая, ты не знаешь, где мои золотые запонки? Алистер Петри вошел в комнату — манжеты на рукавах рубашки все еще болтались расстегнутыми. Через полчаса супругов Петри ожидали на торжественном обеде, который устраивался в рамках избирательной кампании.
— Они здесь, на моем столике.
Белль сидела на плюшевом пуфике перед зеркалом, расчесывая щеткой светловолосого «пажа» на своей голове. Она носила эту прическу еще с университетских времен, и волосы ее до сих пор сохраняли шелковистость и лоск благодаря дорогостоящему уходу и ежемесячной стрижке.
— Тебе удалось увидеть меня по телевизору? — спросил Алистер, застегивая рубашку.
— Нет, дорогой. Я была занята подготовкой к сегодняшнему вечеру. Но, уверена, ты имел огромный успех.
Он подошел к столику Белль и потянулся за запонками.
— Две телекомпании… — Рука его дернулась, словно от укуса кобры.
Запонки уютно устроились в крохотном гнездышке кружев, которые он мгновенно узнал. Кишки свело от страха. На какое-то мгновение, которое показалось вечностью, он испугался, что его стошнит прямо на все эти роскошные баночки кремов и флаконы духов, выстроившиеся на столике.
Их взгляды встретились в зеркале. Очень спокойно Белль закончила застегивать бриллиантовые сережки.
— Я это нашла в кармане пиджака, который отправляла в чистку. Как и подобает супруге, у меня есть привычка проверять твои карманы перед тем, как отдавать вещи. Тебе следовало бы это знать и быть более внимательным.
— Белль, я…
— Что ты, Алистер? — Она повернулась и устремила на мужа взгляд слишком нежный, чтобы быть искренним. — Ты начал носить дамское белье? — Она приподняла кружевные трусики. — И как называется это пристрастие?
Придя в себя после шока, Алистер начал злиться. Другие мужчины тоже имели связи на стороне, но им никогда не приходилось отчитываться в своих действиях. Почему же он всегда должен играть роль виноватого?
— Не надо говорить со мной таким тоном, Белль.
— Что ж, — сказала она, растягивая эластичные трусики, словно рогатку, — тогда напрашивается единственный вывод — у тебя внебрачная связь.
Она встала и молча прошла мимо. Этот высокомерный жест задел его больше всего. Белль умела ставить на место; Алистер почувствовал себя неотесанным мужланом, тупым и ничтожным.