Мастер Страшного Суда - читать онлайн книгу. Автор: Лео Перуц cтр.№ 13

«Доктор, живо, он падает», — прозвучало у меня в ушах.

Нет. Я не упал. Я открыл глаза и сидел в кресле. Передо мною стоял Феликс.

— Это ваша трубка, не правда ли?

Я кивнул головою. Рука в белой повязке медленно опустилась.

Я встал.

— Вы собираетесь уйти, барон! — сказал Феликс. — Что ж, дело выяснено, и я не должен отнимать у вас время. Честное слово, честное слово офицера не принадлежит, надо думать, к вещам, на которые мы смотрим различно. И так как мы едва ли ещё встретимся в жизни, то я хотел бы вам только сказать ещё, что, в сущности, никогда не питал к вам вражды, сегодня — тоже. Я всегда был к вам расположен, барон. Чувствовал к вам странную симпатию. Не симпатию даже, это неподходящее слово, это было нечто большее. Я люблю свою сестру. Вы вправе спросить, отчего, несмотря на эти чувства, поставил я вас в такое положение, из которого для вас при создавшихся условиях существует только один выход. Можно, видите ли, любоваться каким-нибудь тигром или леопардом, можно восхищаться грацией и движениями такого зверя или смелостью его прыжка и тем не менее хладнокровно его пристрелить — просто потому, что это хищный зверь… Мне остаётся ещё только уверить вас, что в исполнении решений, несомненно уже принятых нами, вы отнюдь не связаны сроком в двадцать четыре часа. Суд чести вашего полка я займу этим происшествием, если только вообще это окажется необходимым, во всяком случае не раньше, чем по истечении этой недели. Это все, что я вам хотел ещё сказать.

Я слышал все это, но мысли мои прикованы были к тёмному дулу револьвера, лежавшего на столе. Я видел его два больших круглых глаза, уставившихся в мои глаза, оно придвигалось ко мне все ближе и ближе, становилось все больше и больше, оно поглотило пространство, я ничего не видел, кроме него.

— Ты несправедлив к барону, Феликс, — услышал я внезапно голос инженера, — он так же мало имеет отношения к этому убийству, как ты и я.

У меня сохранилось только смутное воспоминание о том мгновении, когда сознание опять вернулось ко мне. Я услышал свой глубокий вздох, это был первый звук, нарушивший тишину в комнате. Потом я ощутил тихо сверлящее чувство в голове, не настоящую боль, а недомогание, скоро прошедшее.

Первым душевным движением, в котором я могу дать себе отчёт, было изумление. «Куда я попал? — промелькнула у меня мысль. — Что это было, в каком я находился бреду?» К этому присоединилось затем чувство уныния. «Как это может быть?» — спрашивал я себя, испуганный и поражённый. Я видел себя входящим в эту комнату, слышал себя шепчущим слова, которые никогда у меня не слетали с губ! Я, я сам поверил в свою вину! Как это может быть? Обольщение чувств? Сон наяву подшутил надо мною! Чужая воля стремилась принудить меня взять на себя поступок, не совершённый мною. Нет, я не был в этой комнате, я не говорил с Ойгеном Бишофом, не я убийца! Все это было сном и бредом, выползшим из преисподней и загнанным теперь обратно!..

Я облегчённо и освобожденно вздохнул. Я устоял, я не сдался, непостижимая сила, придавившая меня, теперь сломлена. Во мне и вокруг меня все стало иным, я снова принадлежал действительности.

Я поднял глаза и увидел перед собою выпрямившегося Феликса, губы его все ещё были сжаты в своевольном выражении вражды и чёрствости. Он, казалось, решил не упускать из рук своей победы и резко повернулся в сторону инженера как против нового и опасного врага. Он взглянул на него недоверчиво из-под нахмуренных бровей, готовый атаковать его, и рука в белой повязке поднялась в жесте гневной озадаченности. Инженера не смутило это движение.

— Успокойся, Феликс! — сказал он. — Я отлично знаю, что говорю. Я обстоятельно все обдумал и пришёл к убеждению, что барон ни в чем не виноват. Ты был не прав по отношению к нему, я требую только одного — чтобы ты меня выслушал.

Уверенность, с какой он говорил, оказала на мои нервы благотворное влияние. Чувство освобожденности, воспоминание о мучительном кошмаре, одним только мгновением раньше угнетавшем меня, теперь исчезло. Что меня совершенно серьёзно обвиняли в убийстве — это казалось мне теперь фантастической нелепостью. Теперь, когда ясный свет, свет действительности начинал струиться на вещи, я испытывал только своего рода напряжение, напряжение совершенно непричастного к делу человека, простое любопытство и больше ничего. «Как это все распутается? — спрашивал я себя. — Кто вогнал Ойгена Бишофа в смерть? На ком лежит бремя вины? А моя трубка, этот глупый свидетель, — по какому сцеплению обстоятельств попала она в эту комнату, на этот стол? Кого она уличает?»

Это я хотел, это я должен был установить, и глаза мои невольно приковались к инженеру, словно ему известен был выход из этого лабиринта неразрешённых загадок.

Не знаю, какое чувство в этот миг возобладало в моем противнике, были ли то гнев, нетерпение, раздражение, досада или разочарование, во всяком случае ему удалось его скрыть. Лицо его опять приняло вежливое и любезное выражение, и гневное движение руки перешло в сдержанный приглашающий жест.

— Я весьма заинтересован, Вольдемар, —сказал он.-Говори. Но ты поторопишься, не правда ли, мне кажется, я уже слышу сирену полицейского автомобиля.

С улицы действительно доносились гудки, но инженер не обратил на это внимания. И когда он заговорил, я опять осознал на короткий миг, что речь идёт обо мне, о данном мною слове, о моей чести и жизни. Но сейчас же после этого опять появилось чувство спокойствия, уверенности, полной непричастности, теперь ведь все должно было естественным образом разъясниться. Представление, что на мне лежит ещё тяжесть этого чудовищного подозрения, совершенно не умещалось у меня в мозгу.

— Не правда ли, — сказал инженер, — когда раздались выстрелы, барон фон Пош находился в доме наверху — это тебе известно? На веранде, в беседе с твоей сестрою. Из этого должны мы исходить.

— Пусть так, — сказал Феликс тоном, каким говорят о безразличных вещах. Он все ещё прислушивался, но звуки автомобиля замерли вдали.

— Это мы должны запомнить. Это важное обстоятельство, — продолжал инженер, — ибо у меня есть основание предполагать, что незнакомец, посетивший Ойгена Бишофа, ещё находился в этой комнате в то мгновение, когда раздались оба выстрела.

— Оба выстрела? Я слышал только один.

— Их было два. Я ещё не исследовал револьвер, но расследование покажет, что я прав.

Он подошёл к стене и показал на голубые цветы и арабески обоев.

— Здесь засела пуля. Он оборонялся, Феликс. Он выстрелил в своего преследователя и сейчас же после этого обратил оружие против себя. Так обстоит дело. Барон был в критический момент наверху, на террасе. О нем поэтому не может быть и речи при розысках незнакомого посетителя, это не подлежит сомнению.

Доктор Горский согнулся над простреленным местом в обоях и перочинным ножом старался выколупать пулю. Я слышал шелест осыпавшейся штукатурки. Феликс все ещё прислушивался к шумам на улице.