Ангел Западного окна - читать онлайн книгу. Автор: Густав Майринк cтр.№ 37

Елизавета и в самом деле в скором времени вернулась в Ричмонд в сопровождении совсем небольшой свиты и расположилась в своих покоях с той основательностью, которая обычно предполагает пребывание весьма продолжительное. Ну, а от Ричмонда до Мортлейкского замка едва ли больше мили пути; посему скорых и частых встреч с королевой было не избежать, разве только она самолично решительным образом воспрепятствовала бы им. Однако все произошло наоборот, и уже на следующий день после своего вступления в Ричмонд Елизавета принимала меня с величайшими почестями и знаками самого дружеского расположения; справедливости ради надо сказать, что в тревоге за мою жизнь она послала в Нанси двух своих личных лейб-медиков и пользующегося её неограниченным доверием курьера Уильяма Сиднея, повелев оказывать мне все мыслимые услуги.

Вот и сейчас она выражала самую серьёзную озабоченность состоянием моего здоровья, а потом каждый день то как бы невзначай брошенной фразой, то игрой почти искренней благосклонности, окончательно повергшей меня в душевное смятение, всё яснее давала понять, с какой радостью и надеждой на будущее встретила свою вновь обретенную независимость и сколь живо и благодарно ощущает дарованную ей небом свободу от брачных уз, которые бы всё равно не разбудили в ней любовь и не позволили бы хранить супружескую верность. Короче: её намеки кружили подобно блуждающим огням вокруг тайны нашей глубочайшей связи, а иногда мне казалось, что моя непостижимая возлюбленная попросту хочет высмеять — и одновременно сделать оправданной — иссохшую в мелочном педантизме ревность Элинор Хантингтон. Вновь я больше месяца ходил в слепой преданности на помочах у моей госпожи; ещё никогда так благожелательно и заинтересованно не внимала она моим самым дерзким замыслам, кои должны были прославить в веках правление её высочайшей особы. Идея гренландской экспедиции, казалось, вновь приводила её в восторг, были приняты необходимые меры для проверки моих предложений и для их дальнейшего претворения в жизнь.

Большинство экспертов из адмиралтейства сочли мои тщательно разработанные диспозиции за безусловно реальные, военные советники с воодушевлением присоединились к этому мнению. С каждой неделей в королеве крепла вера в необходимость великого предприятия. Я чувствовал себя у цели всей моей жизни, и вот уже с губ Елизаветы — губ, излучающих прелестную магию многообещающей улыбкой, — сорвались наконец слова о моём назначении вице-королем всех новых, завоеванных во славу Британской империи колоний: «король на троне по ту сторону Западного моря», — как вдруг в одну ночь рухнула величественная мечта, рухнула самым досадным, самым жалким и самым ужасным образом, каковое проклятье едва ли когда-либо выпадало на долю смертного. Таинственных причин случившегося я не знаю…

И до сих пор тёмная и страшная тайна этого крушения так и остаётся для меня непроницаемой.

Известно лишь следующее:

На вечер был созван последний королевский совет вкупе с ближайшими советниками королевы — ради такого случая пришлось побеспокоить даже лорд-канцлера Уолсингама. Уже во второй половине дня я, сославшись на необходимость высочайших указаний, испросил аудиенции у моей госпожи — на самом деле мы беззаботно болтали подобно двум закадычным друзьям под осенними кронами парка. И вдруг, в то самое мгновение, когда мы пришли к окончательному согласию по всем пунктам моего проекта, она схватила мою руку и, испытующе погрузив свой величественный взор в мои глаза, произнесла:

— И ты, Джон Ди, как повелитель новых провинций и как вассал моей короны, никогда не упустишь из виду благо и счастье нашей высочай шей персоны?

Я рухнул перед ней на колени и поклялся, призвав в свидетели и судьи самого Господа Бога, что отныне нет для меня других устремлений, чем те, которые бы способствовали власти и господству английской короны в Западном индийском полушарии.

Тогда её глаза странно блеснули. Она сама своей крепкой рукой подняла меня с колен и задумчиво проговорила:

— Хорошо, Джон Ди. Вижу, что ты не колеблясь пожертвуешь своей жизнью и счастьем на службе… отечеству, покорив нам новые земли. Альбион благодарит тебя за твою добрую волю.

С этим холодным и не совсем понятным напутствием она меня отпустила.

В ту же ночь завистливому и близорукому лорд-канцлеру Уолсингаму удалось убедить королеву отложить предприятие на неопределенный срок, дабы позднее подвергнуть его ещё раз тщательной проверке…

А через два дня королева Елизавета, не попрощавшись со мной, отбыла со своим двором в Лондон.

Я был сломлен окончательно. Никакие слова не в состоянии выразить отчаянье моего сердца.

Ночью мне явился Бартлет Грин и, по своему обыкновению раскатисто смеясь, принялся дразнить меня:

— Хоэ, возлюбленный брат Ди, как же это тебя угораздило, косолапый вояка и хранитель государственных ключей, вломиться прямехонько в хрустальные грезы твоей будущей ненаглядной жёнушки и так бесподобно учтиво оттаскать за волосы девичью ревность Её Величества! А ты ещё удивлялся, что кошки царапаются, когда их гладят против шерсти!

Речи Бартлета раскрыли мне глаза, я заглянул вдруг в сердце Елизаветы, и прочёл в нём как в открытой книге, и понял: не потерпит она, чтобы ещё какая-нибудь страсть, кроме как к её высочайшей особе, владела моей душой! В отчаянье и страхе я подпрыгнул в постели и стал заклинать Бартлета нашей дружбой присоветовать, каким образом вернуть мне расположение оскорбленной дамы. В ту ночь Бартлет многому меня научил и неопровержимо доказал с помощью магического угля, который подарил мне перед тем, как перейти в другое измерение этого мира, что моим планам противостоят королева Елизавета и лорд Уолсингам: он — потому что метит в её любовники, она — из-за своей оскорбленной женской гордости. Ярость и долго сдерживаемая жажда мести за все причиненные мучения и соблазны ослепили меня и сделали послушным орудием в руках Бартлета, который растолковал мне, каким образом покорить моей воле и крови «бабенку».

Итак, в ту же ночь я приготовился отомстить всею силой моей бьющей через край страсти и лихорадочно следовал указаниям призрачного Бартлета Грина.

Однако не рискну описывать здесь по порядку ceremonias, которую исполнил, дабы стать властелином души и тела Елизаветы. Бартлет помогал в ужасном действе, когда пот, струившийся у меня изо всех пор, заливал глаза и мне становилось так дурно, что, казалось, вот-вот потеряю сознание. Могу лишь сказать: есть существа, один вид которых столь кошмарен, что кровь стынет в жилах; ну это-то ясно, но вот поймет ли кто-нибудь меня, когда скажу: незримое их присутствие ещё кошмарней! Тогда к паническому страху примешивается жуткое чувство собственной слепой беспомощности.

Наконец я справился с последними заклинаниями, которые произносил вне дома, стоя нагим под ущербной луной на изрядном холоде; я поднял чёрный угольный кристалл — лунный свет заиграл на его зеркальных гранях — и, собрав всю мою волю, в течение того времени, кое потребно, чтобы трижды повторить «Отче наш», с чрезвычайным напряжением фиксировал взгляд на камне… Бартлет куда-то пропал, а мне навстречу через парковый газон, с закрытыми глазами, какой-то дерганой, марионеточной походкой, шла королева Елизавета… Я, конечно, заметил, что она спит, но это был не нормальный естественный сон. Вообще весь её облик рождал скорее ощущение механической куклы, привидения. И тут я услышал в моей груди то, чего мне никогда более не забыть. Это уже не было пульсацией человеческой крови — нет, это был дикий, не поддающийся никакой артикуляции вопль, он брызнул прямо из сердца, а ему из какой-то запредельной дали, скрытой тем не менее в сокровенных глубинах моего «я», ответило эхо такой инфернальной какофонии, что у меня от дикого ужаса волосы встали на голове дыбом. Собрав, однако, всё своё мужество, я схватил Елизавету за руку и увлек в спальные покои, как велел Бартлет. В первый момент её рука обожгла меня потусторонним холодом, однако вскоре ледяное тело согрелось, словно, по мере того как я его ласкал, кровь моя перетекала в него. Наконец мои нежные ласки возымели действие, и улыбка наслаждения тронула губы застывшего мертвенного лика, что послужило мне знаком внутреннего согласия и разбуженной страсти; я не стал более медлить и, обуянный желанием, внутренне ликуя торжеством победителя, совокупился с нею всеми силами моей души.