Вели мне жить - читать онлайн книгу. Автор: Хильда Дулитл cтр.№ 27

Завтра, — нет, уже сегодня, рано утром они отправятся на передовую. А она — к себе, в свой склеп, в отторгнувшее её чрево. Вот она встала перед дверью — дверь заперта. Кругом темно. За дверью кто-то есть, она знает. И хотя знает не наверняка, свет пока не зажигает.

— Простите, — слышит себя со стороны.

— Чудной этот Рико.

— Как ты его назвала — старина Рико?

— Я просто вспомнила, — сказала она, думая о своём, — как Рико однажды сказал мне: ты здесь, а Эльза — там. Для него всё так ясно, Хотя нет… Впрочем, наверное, да. Только почему-то не вышло, как он хотел. Но это его «ты — здесь, а…»

Она не договорила, и он так и не узнал, о чём именно она думает, что чувствует.

Она не умела, как Рико, вольничать с вечностью: согласитесь, «на веки вечные» — это долгий срок. Но как-то всё вытанцевалось. Она не одна — с ней Ван.

— Думаю, вы правы. Меня действительно лихорадит. Я, наверное, перевозбудилась: такой вечер, вино, а тут ещё не знаешь, что делать с комнатой…

Держа её под локоток, он ловко огибал столики, направляясь к выходу. В лицо им пахнуло вечерней сыростью, их снова обступила темнота. Единственная разница, по сравнению с началом вечера — это оживление на улицах, толпы прохожих, громкие голоса. Ван предложил взять такси. Для него это минутное дело. Таксисты его сразу замечают и останавливаются. Он выделяется в толпе своим независимым, слегка скучающим видом, замашками аристократа. Итак, он собирается ей помочь — отлично!

— Вы не очень устали? Хотите, пойдём в кино? — предложил он.

В кино? Она не ослышалась? Он предлагает ей совсем другой ракурс — чёрно-белое изображение на экране. А как же морская гладь и чайки? Неужели кино? Всё лучше, чем возвращаться в свою берлогу. И если кто-то и может сегодня испортить ей вечер, так это только она сама. Никто другой на это не способен. «Будь, как Рико», сказала она себе. «Повторяй: это я, это я!» Она протянула руку и нашла его ладонь — широкую, твёрдую, чувствительную, чуткую. «Ты», рассмеялась она… «Господи, как это здорово!» Это он, и они вместе.

Только идиотка может отвергнуть этот дар — дар богов, дар Рико. Рико привёл его в дом, Рико иронически предугадал, что они будут вместе, — «звери ходят парами», — хотя это и противоречило первоначальному замыслу. Всё посмеивался: «Вы с Ваном созданы друг для друга». Ну а если даже это и не так, и никакая они не пара, и даже не звери, что ходят вместе, — оба они из другого теста, сами по себе, невероятно одиноки. Ну не двуногие они, что ходят парами, — что с того? Всё равно они нашли друг друга — два отдельных существа. «Древо Жизни», так окрестил её Рико, и «Ангел у Врат» — это Ван.

Невинность первородного греха — не их судьба, и быть первыми, как Белла и Рейф, — не их удел. Те двое — современные Адам и Ева; Рико — Отец Всевышний, как назвал его в шутку Рейф, а бедной Эльзе, по закону противоположностей, на роду написано быть Змеем. Вот и получается, что все ходят парами: Бог со Змеем, Адам с Евой. И кто же остаётся? Древо Жизни да Ангел у Врат. Она улыбнулась. Да, смешно получается.

— Ты улыбаешься, Маска?

Он придвинулся к ней, загородив широкими плечами (на нём было пальто-реглан) стекло таксиста. В полумраке ныряющего по ухабам такси она увидела его глаза: с напряжённым вниманием он смотрел вперёд.

— Да, вдруг вспомнила, — прыснула она, — как было весело на Рождество. Помнишь, старина Рико изображал Всевышнего?

— Всевышнего? — переспросил Ван.

— Только не говори, что не помнишь.

— А, ты о той встрече…

— Да! Рико тогда ещё отдал роль Змея бедной Эльзе — надо же такое придумать! А тебе — помнишь? А мне…?

Она перестала смеяться. «Ты не подумай, я не пьяна. Всё хорошо. Просто мне это кажется очень смешным». Она помолчала. Потом отчеканила: «Древо Жизни и Ангел-хранитель вдвоём в такси, на веки вечные».

Всё встало на свои места. Пусть за стеной бушует война, какое ей до неё дело? Главное они вдвоём, сидят, прижавшись друг к другу, Древо и Ангел, — воскресшие из мёртвых.

Внизу, прямо под ними, клубился сигаретный дым, неся ощущение вселенской пустоты и сея забвение. Места у них были очень неудобные — в углу боковой ложи, рядом с экраном: других билетов им не досталось, все раскупили. Но она была и тому рада. Ведь если б они не пошли в кино, всё разладилось бы, она ничего не решила бы и уж, конечно, не решилась бы в конце концов твёрдо сказать: «Я приеду, обещаю, напишите вашей экономке, пусть подготовит всё, что нужно». В общем, она сделала — или собиралась сделать — что называется, жест. Обратного хода не было. Заикнись она только, что не приедет к нему в Корнуолл, и он пригрозит ей тем, что поручит г-же Фаррер (это и есть экономка) закрыть наглухо дом и ехать в город. Один он там ни за что не останется, а Фредерик и Эльза больше уже не вернутся.

Она сидела у самой стенки боковой ложи. Оба они тянули шеи, пытаясь увидеть экран. Места были слишком высоко и близко от сцены. Неудобно, но что поделаешь? Других билетов не осталось, эти последние, зато, благодаря им, они здесь. И сегодня вечером что-то разрешилось. Она таращила глаза на экран, пытаясь разглядеть изображение из-за бортика ложи. Она ощущала себя призванной, обречённой, назначенной на это самое место в бельэтаже.

Внизу под ними ревела многотысячная толпа. В кинотеатр набилось столько солдат, что, казалось, в нём представлена вся пехота, какая только есть в мире. Прямо над ухом гремел аккордеон, наяривая сентиментальные песенки, — их подхватывали лужёные глотки многоголосой армии солдат, сливая голоса в единый хор, как в день Второго Пришествия: многие ли из них вернутся назад?

Ангел с мечом обвёл равнодушным взглядом ревущую толпу и остановил взор на Джулии: «Маска, бедная, тебе же неудобно! — сказал с жалостью. — Представь, мне даже нравится, что здесь так тесно», — ответила она.

И они вместе стали вглядываться в экран, задрав головы над краем ложи: прямо на них из-за поворота выскочила сплющенная машина, — вот она огибает освещённый солнцем отвесный склон, и только в этот момент, устроившись поудобнее, найдя хорошую точку обзора, она поняла, что это за серебристая лента вьётся по обочине дороги. То крона оливы дрожит на ветру.

Поначалу пейзаж показался ей американским: знакомые горы, крутой поворот, но она ошиблась — это Италия. А машина всё мчится вперёд и вперёд, волоча её за собой, под топот улюлюкающих зрителей. Вот вильнула вправо, вписалась в поворот; вильнула влево — новый поворот. И, словно притягиваемый магнитом, за каждым движением, за каждым поворотом жадно следит зрительный зал. Теперь машина несётся над пропастью по узенькой ленте дороги, увлекая за собой в тартарары и их, несчастных. Нет, обошлось, слава богу, и под звуки аккордеона — «До свиданья, Лестер-сквер» {84} — машина мчится дальше, и они тоже. Впившись глазами в экран, слившись мысленно с корпусом машины, она ждёт наступления развязки. Вот-вот случится непоправимое. Так ей подсказывает ощущение близкого катарсиса — неважно, зал это кинотеатра или каменные ступни древнегреческого театра пятого века до нашей эры, — страсти кипят примерно те же. Как встарь, тысячи обречённых — тысячи теней — жадно следят за неотвратимостью конца Эдипа ли, Ореста за рулём скользящей над бездной машины.