Умереть в Париже. Избранное - читать онлайн книгу. Автор: Кодзиро Сэридзава cтр.№ 24

Дом Мисы находился на одной из задних улочек города Кавагути. В тесной комнате вповалку спало несколько человек братьев и сестёр. Мне было не впервой видеть жилище бедняков, но даже я при виде этого убожества невольно отвёл глаза в сторону. Нам сказали, что отчим Мисы — литейщик.

Впоследствии Миса родила ребёнка и, по словам брата, несколько раз заходила к нему на квартиру. Наконец она сказала, что нанялась в кормилицы и поэтому пришла попрощаться, но, поскольку было видно, что она сильно нуждается, брат, несмотря на свою бедность, продал несколько книг и вырученные пятьдесят или шестьдесят йен передал ей, после чего посоветовал сходить к живущему неподалёку Н. и показать ему ребёнка. Но Миса, зардевшись, отказалась к нему идти. Мальчик был вылитый Н.

С тех пор прошло двадцать лет. Приступая к написанию этой повести, я спросил брата о Н. и Мисе. Н. работает начальником отдела в некой фирме, а Миса так больше ни разу не появилась у брата. И брат забыл о ней и обо всём с ней связанном. Должно быть, и Н. обо всём позабыл. А его сын, вполне вероятно, стал литейщиком…

Произошедшее с Мисой заставило меня, молодого человека, задуматься о любви и сладострастии. Испытывая инстинктивную неприязнь к плотским отношениям, я остро почувствовал, насколько необходимо в любви между мужчиной и женщиной блюсти чистоту. Позже, когда нас с М. уже на протяжении долгого времени связывала любовь, мы расставались, даже не пожав друг другу руку… Уж не влияние ли это неприглядной истории с Мисой? — думаю я теперь. Но разумеется, хоть я и был тогда уверен, что полностью освободился от учения Тэнри, в душе у меня глубоко сидело строгое осуждение "похоти".

5

Из дома брата я переехал во флигель господина И. в районе Адзабу.

Я познакомился с И. при удивительных обстоятельствах. Как-то раз, когда в конце каникул я возвращался в Токио на поезде из Нумадзу, он оказался моим попутчиком, и с этого началось наше знакомство. И. имел привычку проводить выходные на своей вилле у подножия горы Кацура, а управляющим на этой вилле, как я узнал позже, был один из моих родственников, который часто рассказывал обо мне своему хозяину. И вот И. специально купил билет во второй класс и подсел ко мне. Пока мы ехали до Токио, он расспрашивал меня об учёбе в лицее, о планах на будущее, вероятно проводя своего рода тест на умственные способности. Он пригласил меня на досуге заходить к нему в гости, подробно объяснил местонахождение своего дома в Адзабу и даже любезно предложил, если мне паче чаяния придётся уехать из общежития, поселиться во флигеле его дома. И. был выпускником лицея, но мне так и не представилось тогда случая нанести ему визит.

Когда пришло время выезжать из дома брата, я вдруг вспомнил о предложении И. и решил наведаться к нему. Жил он в особняке с садом на склоне, поросшем огромными криптомериями. И. обрадовался моему приходу.

— Ну вот, наконец-то явился, — сказал он и велел убрать для меня флигель в углу сада. Поскольку я имел в своём распоряжении двадцать две йены, я спросил, как он смотрит на то, если я буду платить двенадцать йен в месяц. И. улыбнулся. Думаю, его позабавила моя юношеская заносчивость. На следующий день я переехал в тихий флигель. Размышляя об И., я вновь и вновь переживаю чудо человеческой любви. Сразу же беря быка за рога, скажу, что в дальнейшем нас связали чувства более глубокие, чем любовь, которая обычно связывает отца и сына.

У четы И. детей не было. В то время, когда оба они жили в Шанхайском отделении почтового пароходства, престарелые родители И. взяли на воспитание ребёнка в качестве его приёмного сына. Мальчик, уже поступив в среднюю школу, мочился в постели, учился из рук вон плохо, и, кажется, супруги особой любви к нему не питали. Наверное, поэтому И. так полюбил меня, обращаясь со мной так, как будто "после долгой разлуки к нему вернулся сын" (его собственные слова). Этот коммерсант, который в юные годы водил дружбу с писателями из "Общества друзей тушечницы" [38] и сам одно время подумывал посвятить себя искусству, должно быть, узнавал себя прежнего во мне, когда я колебался, поступить ли на филологический факультет или продолжать занятия юриспруденцией. Он часто приглашал меня с собой на загородные прогулки и в небольшие путешествия.

Однажды он позвал меня на ловлю форелей в реке Тамагаве и, глядя на течение реки, как бы невзначай спросил, не хотел ли бы я стать его приёмным сыном. Я удивился и, не находя слов для ответа, посмотрел ему в глаза. Он, точно смутившись, рассмеялся.

— Можешь не отвечать прямо сейчас. Будет лучше, если ты всё хорошенько обдумаешь, — сказал он, торопясь скрыть своё смущение.

Никогда в жизни мне не забыть красоту доброты, которую в тот момент излучало его лицо.

Я и сам почитал И. за своего отца, поэтому был несказанно обрадован его словам, служившим доказательством его заботы обо мне. Но ведь у него уже был в то время приёмный сын. Не важно, что он был нелюбим и жил не с супругами, а вместе с удалившейся на покой бабушкой. Мне было известно, что эта бабушка беспокоится о судьбе приёмного сына. Но я не считал, что должен непременно иметь заурядный официальный статус приёмного сына, чтобы наша взаимная любовь приносила нам удовлетворение. Также и то, что И. был крупным капиталистом, заставляло меня медлить с утвердительным ответом. Я ждал случая, когда мог бы обо всём этом искренне поговорить с И., но такой случай никак не представлялся. Заметив, что я очень уж тщедушный, И. сделал на территории особняка теннисный корт. Но я с большим жаром предавался чтению, чем игре в теннис. И. с грустью смотрел, как корт зарастает травой. В тот год, воспользовавшись его приглашением, я провёл летние каникулы у него на вилле. Как только у него выпадала свободная минута, он приезжал из города, отрывал меня от занятий и звал на море кататься на лодке. Сам он в бытность свою студентом Императорского университета входил в первую сборную лодочников и, хотя ему было уже за пятьдесят, всё ещё оставался отличным гребцом. Как-то во второй половине дня, когда наша лодка отплыла на полмили по спокойному морю, И. с серьёзным лицом сказал:

— Дождусь ли я от тебя наконец ответа? Если бы ты мне сказал, что принял решение, я бы поговорил с твоими родителями.

В этот момент я был на вёслах и, потеряв равновесие, точно море вдруг пришло в волнение, некоторое время не мог ничего ответить.

— Я бы хотел обстоятельно обсудить всё это, — сказал я наконец, сделав несколько быстрых рывков вёслами.

Он опустил в воду руку, державшую руль.

— Я предлагаю это не из эгоистических побуждений! Я всё хорошо обдумал… Я забочусь о твоём благе и вовсе не хочу тебя унизить.

— Я вас понимаю, — заговорил я с горячностью, отпустив вёсла. — Ваши слова не могут меня не радовать. Ведь я почти что сирота и отношусь к вам, как к родному отцу. И всё же, что касается того, чтобы стать приёмным сыном, существует общественное мнение, существуют ваши родственники. Не вызывает ли это у вас беспокойства? Моё чувство любви и почтения к вам не нуждается в том, чтобы наши узы были оформлены в официальных бумагах. Так ли уж необходимо объявлять докучным родственникам о том, что отныне мы — сын и отец на законных основаниях? Я буду всегда, как и сейчас, почитать вас как родного отца, и так оно, думаю, будет честнее…