Три жизни - читать онлайн книгу. Автор: Гертруда Стайн cтр.№ 2

Анне все это выносить было довольно трудно, хотя она довольно долго терпела Молли в доме, просто по доброте душевной. Кухня была — настоящее поле брани, и так изо дня в день. Анна бранилась, Молли божилась как ненормальная, а потом мисс Матильда изо всех сил хлопала дверью, просто чтобы показать, что ей тоже все слышно.

В конце концов, Анне пришлось сдаться.

— Я вас прошу, мисс Матильда, может, хоть вы поговорите с Молли, — сказала Анна, — а то у меня с ней уже никаких сил больше нет. Я ее браню, а она как будто и не слышит, а потом такое начинает говорить, что я, честное слово, просто боюсь. Вас она любит, мисс Матильда, пожалуйста, устройте вы ей выволочку хотя бы разок.

— Что ты, Анна, — воскликнула бедная мисс Матильда, — да я и не могу, и не хочу!

И эта большая, жизнерадостная, но трусоватая по сути женщина пришла просто в ужас от такой перспективы.

— Но ведь так надо, мисс Матильда, я вас умоляю! — сказала Анна.

Мисс Матильда никогда в жизни не умела и не хотела браниться.

— Но ведь так надо, мисс Матильда, я вас умоляю! — сказала Анна.

Мисс Матильда каждый день откладывала выволочку на потом, всякий раз надеясь, что Анна как-нибудь стерпится с Молли и все пойдет на лад. Но на лад ничего не шло, и, в конце концов, мисс Матильда поняла, что без выволочки просто не обойтись.

Добрая Анна и мисс Матильда договорились между собой, что Анны не будет в доме, когда мисс Матильда устроит Молли выволочку. На следующий день, когда у Анны был свободный вечер, мисс Матильда решила не откладывать дела в долгий ящик и спустилась на кухню.

Молли сидела в маленькой кухоньке, поставив локти на стол. Она была высокая девушка с нездоровым цветом лица, двадцати трех лет от роду, по природе неряшливая и беспечная — но Анна воспитала в ней безупречную аккуратность. Желтовато-коричневое платье и серый фартук в клеточку подчеркивали общий меланхолический настрой ее фигуры, длинной и унылой. «О, Господи!» — сказала про себя мисс Матильда, подходя к ней.

— Молли, я хочу поговорить с тобой о твоем поведении по отношению к Анне! — И тут Молли совсем уронила голову на руки и принялась плакать.

— Ох! Ох! — застонала мисс Матильда.

— Это все Анна виновата, во всем, — проговорила, наконец, Молли дрожащим голосом. — А я так стараюсь, так стараюсь.

— Я знаю, что на Анну часто не угодишь, — начала мисс Матильда с ощущением, что она что-то делает не так, но потом собралась и вспомнила, зачем она сюда пришла, — но ты, Молли, не должна забывать, что она все это делает для твоей же пользы, и что она к тебе очень добра.

— Не нужна мне ее доброта, — сквозь плач сказала Молли, — вот если бы вы мне сами говорили, мисс Матильда, что нужно делать, тогда все было бы в порядке. Ненавижу я эту мисс Анни.

— Так дело не пойдет, Молли, — твердо сказала мисс Матильда самым глубоким, самым уверенным своим тоном, — Анна на кухне главная, и тебе придется либо слушаться ее, либо уйти.

— Не хочу я от вас уходить, — возопила меланхолическая Молли.

— Ну, что ж, Молли, тогда тебе придется взять себя в руки и очень постараться, — ответила мисс Матильда, и, стараясь, чтобы вид у нее был как можно более суровый, спиной вперед быстро-быстро отступила из кухни.

— Ох! Ох! — стонала мисс Матильда, поднимаясь вверх по лестнице.

Все попытки мисс Матильды наладить мир на кухне, где служанки постоянно ссорились, по большому счету, ни к чему не привели. Прошло совсем немного времени, и между ними снова началась война.

В конечном счете, было принято решение, что Молли должна уйти. Молли ушла и устроилась работать на фабрику в городе, а жить стала у одной пожилой женщины в самых городских трущобах, а женщина эта, по словам Анны, была особа та еще.

У Анны вечно было тяжко на душе при мысли о том, как сложилась судьба Молли. Иногда они виделись, иногда ей про нее рассказывали. Молли все болела, и кашель у нее стал хуже, а эта пожилая женщина и в самом деле была особа еще та.

После года такой нездоровой жизни, Молли стала совсем плохая. И тогда Анна опять взяла ее под свою опеку. Она забрала ее с работы и от той женщины, где она жила, и устроила в больницу отлежаться, покуда ей не станет лучше. Потом она подыскала ей место за городом, нянькой при маленькой девочке, и Молли, наконец, была устроена и всем довольна.

У Молли поначалу настоящих преемниц не было. Через несколько месяцев, с наступлением лета, мисс Матильда собиралась уехать, и тогда Анне вполне хватит старой Кати, которая будет приходить каждый день и помогать ей по хозяйству.

Старая Кати была толстой, некрасивой, невысокой и грубой, она была старуха-немка, и у нее была очень странная коверканная англо-немецкая речь, какой больше ни у кого, кроме нее, не было. Анна устала от бессмысленных попыток привить молодому поколению понятия о том, что можно и чего нельзя, а грубая старая Кати никогда не огрызалась в ответ и никогда не пыталась делать по-своему. Никакие нагоняи, никакие обиды даже следа не оставляли на ее грубой и заматерелой крестьянской шкуре. Когда от нее ожидали ответа, она только и говорила вечное свое «Хорошо, мисс Анни», а кроме этого практически вообще ничего не говорила.

— Старая Кати — она всего-то навсего грубая старая женщина, мисс Матильда, — говорила Анна — но я, наверное, лучше ее здесь при себе оставлю. Работать она умеет, и хлопот с ней не будет никаких, не то что с этой Молли, целыми днями.

У Анны всегда появлялось веселое чувство, когда она слышала, как чудно говорит по-английски эта старая Кати, какая у нее по-крестьянски грубая речь, и бесконечные «з» в начале слова, и такой забавный невоспитанный крестьянский юмор. Анна просто не могла позволить Кати подавать на стол — старая Кати была для этого слишком грубо слеплена, от природы, из больших таких комьев чернозема, — так что Анне приходилось все делать самой, а она этого никогда не любила, но даже и при этом простая грубая старуха была куда лучше, чем вся эта зеленая молодежь.

Те несколько месяцев, что остались до наступления лета, прошли очень гладко. Мисс Матильда каждое лето уезжала через океан, и несколько месяцев ее не было. Когда и этим летом она тоже уехала, старая Кати очень переживала, и в тот день, когда мисс Матильда уехала, старая Кати плакала несколько часов подряд. Сами видите, что старая Кати была натура простая, неотесанная, крестьянская и от сохи. Она так и стояла на белом каменном крылечке маленького домика из красного кирпича, и голова у нее была квадратная, унылая и плотно облепленная тонкой, смуглой, задубелой кожей и редкими, сальными, вьющимися волосенками, и фигура чуть скошена на правый бок, в синем полосатом бумажном платье, таком всегда чистеньком и свежевыстиранном, но на вид все равно шероховатом и грубом, — так и стояла на крылечке, покуда Анна не завела ее в дом, а она все всхлипывала, и утирала фартуком лицо, и издавала чудные такие гортанные прерывистые стоны.

Когда в начале осени мисс Матильда вернулась обратно в свой дом, старой Кати там уже не было.