Растревоженный эфир - читать онлайн книгу. Автор: Ирвин Шоу cтр.№ 106

— Тот разговор заставил меня крепко задуматься. Я никогда не верила, что участвую в заговоре, и считала журналистов и политиков, которые говорили об этом, сутенерами и проститутками реакции…

Из партии она вышла, отметил про себя Арчер, а вот терминология осталась.

— Внезапно я словно прозрела. Люди, которыми я восхищалась, люди, которые, по моему разумению, боролись за свободу, мир, справедливость… Эти слова… — Тут она впервые посмотрела на Арчера и улыбнулась. А режиссер припомнил, как она говорила ему о том, что за свободу, мир и справедливость боролся ее погибший в бою любовник. — Я поняла, что все это вранье. — Она вновь повернулась к залу. — Я увидела, какие они на самом деле. Я вспомнила, как они радовались, когда в пикетах людей избивали в кровь, когда компании закрывались и рабочих выбрасывали на улицу. Их интересовали только бунты, кровопролитие, несчастья, потому что они могли существовать только в такой вот мутной водичке. Они это знали и прилагали все силы для того, чтобы вода эта никогда не очистилась. Эти люди должны плести заговоры, потому что они неудачники, невротики, психи, и, если бы вода вдруг стала прозрачной, всем и каждому хватило бы десяти минут, чтобы осознать, что они смешны, не способны сделать что-либо путное и опасны.

Ну и дела, подумал Арчер, одни сумасшедшие называют сумасшедшими других.

— Я сама не без греха. — Френсис заявила это громче. Нравилось говорить ей о себе, любимой. — И среди вас есть те, кто может многое про меня рассказать. Но в одном меня обвинить нельзя. Я не заговорщица. И, уж конечно, не участвую в заговоре против своей страны. У меня нет секретов от других. — Она широко улыбнулась, подумав о чем-то своем, но лицо ее тут же стало серьезным. — После того как я приняла решение выйти из партии, мне пришлось задуматься о своем следующем шаге. Должна ли я молчать о том, что я видела и слышала, о том, что мне известно? Должна ли я отойти в сторонку и спокойно наблюдать за манипуляторами, которые используют в своих целях разочаровавшихся, сбитых с толку людей, должна ли я смотреть, как слабеет раскалываемая надвое страна, и ничего не предпринимать? Или я должна хотя бы частично компенсировать урон, нанесенный моими ошибками и упрямством? — И в мгновение ока она превратилась в женщину, которая готова принять мученическую смерть ради благородной цели. — Конечно, куда приятнее держать рот на замке. И гораздо спокойнее. Никто от меня ничего не требовал. Только моя совесть…

Арчер на секунду закрыл глаза. «Френсис, дорогая, — подумал он, — для этого монолога ты выбрала очень неудачного автора. Тебе следовало бы обратиться к кому-то еще».

— Ночь за ночью я не могла спать, борясь сама с собой, — вещала Френсис. А выглядела она при этом так, словно спала по десять часов в сутки и пять раз в неделю делала массаж лица. — И наконец поняла, что я должна сделать. Прийти сюда и рассказать все, что мне известно! И теперь, — она резко сменила тон, перешла от проповеди к дружеской беседе, даже сплетням, — теперь мы перейдем от общего к частностям. Возьмем, к примеру, мистера Арчера. Я не знаю, почему мистер Арчер не стал афишировать мои политические пристрастия, но некоторые мысли на этот счет у меня есть. Мистер Арчер — фигура загадочная, и довольно трудно что-либо понять из того, что он говорит или делает. Раньше я думала, что он человек простой, где-то даже недалекий. Но то, что я узнала о нем в последние недели, плюс его сегодняшняя речь, в которой он говорил одно, предлагая совершенно другое, заставили меня зауважать его. Зауважать за ум, а не за искренность. Мистер Арчер решил не предавать гласности не только мои политические взгляды. Он также скрывал от всех тот факт, что сценарии программы, за которую он нес полную ответственность, четыре года писал убежденный и даже воинствующий атеист. Человек, которому он настолько доверял, что позволял ему водить по ночным клубам свою восемнадцатилетнюю дочь.

— Знаешь, Френсис, — Арчер встал, — я думаю, это уже перебор.

— Мистер председатель, — обратилась Френсис к Бурку, — как я понимаю, слово предоставлено мне.

— Сядь, Клем. — Бурк потянул его за рукав. — Спорить с ней сейчас — себе дороже.

Арчер медленно опустился на стул. Он ненавидел Френсис главным образом потому, что она наслаждалась происходящим.

— Среди прочего мистер Арчер забыл упомянуть о своей удивительной щедрости. — Мелодичный, вибрирующий голос Френсис заполнял зал. — Определенная деятельность мистера Арчера привела к тому, что в последнее время он находился под следствием, и следствие это выявило много интересного. Например, не так давно мистер Арчер то ли одолжил, то ли подарил триста долларов председателю нашего собрания мистеру Вудроу Бурку, послав ему чек на указанную сумму. Я видела фотокопию этого чека. Он также выписал чек миссис Элис Уэллер. Она, к вашему сведению, была основным оратором на конференции, которая признана Государственным департаментом подрывным мероприятием, противоречащим интересам нашей страны. Мне, разумеется, неизвестно, давал ли он деньги из сочувствия к политическим убеждениям этой дамы или вел себя как джентльмен, помогающий женщине, которая попала в затруднительное положение.

Бедная Элис, думал Арчер, сидит сейчас в этом самом зале, растерянная, не знающая, что ей делать, вспоминающая, что именно Френсис уговорила ее принять участие в работе конгресса, понимающая, что никто не спросит у нее, как все было на самом деле, не станет выслушивать ее объяснения. Наверное, думал Арчер, глядя на стройную, модно одетую женщину, стоявшую в пяти футах от него, сама Френсис этого не помнит или убедила себя, что не имела к этой конференции никакого отношения.

— Я видела фотокопию и этого чека. — Внезапно Френсис рассмеялась, нервно, пронзительно. И этот смех только подчеркнул опасность, исходящую от Френсис. Если женщина может смеяться в такую минуту, подумал Арчер, значит, она полностью потеряла связь с реальностью. — А за день до того, как мистер Покорны, который писал музыку для программы мистера Арчера, должен был предстать перед комиссией Иммиграционной службы, чтобы ответить на обвинения, связанные с дачей ложных показаний при въезде в нашу страну из Мексики, мистер Арчер самолично отвел мистера Покорны в банк, снял двести долларов со своего счета и отдал мистеру Покорны. Я видела нотариально заверенные показания кассира банка.

Арчер закрыл глаза. Не мог он больше смотреть на эту торжествующую, дорого и со вкусом одетую красотку, стоявшую на сцене. А он-то думал, что слежка ограничивается лишь прослушиванием телефона.

— Мистер Покорны, если кто этого не знает, был членом Австрийской коммунистической партии, а здесь развелся со своей первой женой и женился на активистке Американской коммунистической партии. Правительство намеревалось депортировать его как нежелательного иностранца, и если кто-нибудь желает ознакомиться с доказательствами, я готова их предоставить.

Бедный Покорны, думал Арчер, наверное, он ворочается сейчас в своей могиле. Его будут помнить не за прекрасную музыку, а за конфликт с Иммиграционной службой и женитьбу на коммунистке.

— Разве вам не кажется странным, — в голосе Френсис зазвучали зловещие нотки, — что мистер Арчер, который с этой самой трибуны громогласно заявил вам, что он против коммунистов, бескорыстно снабжал деньгами дам и господ с левыми, вернее, крайне левыми взглядами?