– В наше общество?
– Я сейчас рассуждаю как англосаксонский избиратель.
– Очень важно, чтобы они влились в американское общество. – Тейт не впервые вел этот спор. – Только так мы оградим наше общество от разделения на твое, мое и их. Ты что, не слышал моих речей?
– Подчеркивай то, как важно, чтобы они сохраняли свои обычаи.
– Я это и делал. Я говорил об этом. Я об этом говорил? – спросил он всех, кто мог его слышать.
– Говорил, – подала голос Эйвери.
Эдди не обратил на нее внимания.
– Я просто думаю, как важно, чтобы не показалось, будто ты предлагаешь им отказаться ради англоамериканской культуры от своей собственной.
– Если они живут здесь, Эдди, если они стали гражданами этой страны, они должны усвоить некоторые обычаи, прежде всего – английский язык.
Эдди было не остановить.
– Ты пойми, англосаксам нравится слушать о том, что их общество будет оккупировано испанцами, ничуть не больше, чем испанцам нравится, когда им в глотку запихивают англосаксонские обычаи, язык в том числе. Пусть тебя сначала изберут, а потом проводи свою идею интеграции, ладно? И постарайся избегать разговоров о проблеме транспортировки наркотиков из Мексики в Техас.
– Согласен, – сказал Джек. – Когда ты станешь сенатором, ты сможешь сделать что-нибудь по этому поводу. Зачем сейчас как красным флагом размахивать проблемой наркотиков? Ты всем даешь повод себя критиковать за жесткость или, наоборот, за излишнюю мягкость.
Тейт недоверчиво засмеялся и широко раскинул руки.
– Я баллотируюсь в Сенат, и что, не должен иметь собственного мнения по поводу того, как бороться с незаконным ввозом наркотиков в свой штат?
– Конечно, ты можешь иметь собственное мнение, – сказал Джек таким тоном, словно успокаивал ребенка.
– Просто не торопись выступать со своими предложениями о том, как решить эту проблему, пока тебя не спросят об этом. Как ты, например, делал в Одессе, – сказал Эдди, заглядывая в свои записи.
Эдди всюду таскал эти записи. Глядя на то, как он их перебирает, Эйвери изучала его руки. Неужели это те самые руки, которые избили и расцарапали Фэнси? Или она пришла к нему искать утешения после встречи с очередным ковбоем?
– Ради Бога, постарайся не опаздывать на встречи.
– Я уже объяснял, почему мы так задержались сегодня утром. Кэрол пыталась дозвониться до мамы и папы и наконец застала их дома. Они хотели знать обо всем, что здесь происходит, а потом нам надо было поговорить с Мэнди.
Эдди и Джек посмотрели на нее. Как всегда, она почувствовала их молчаливое неодобрение, хотя так старалась не причинять никому неудобств. Назло Джеку она сказала:
– Дороти-Рей и Фэнси передают тебе привет.
– Хорошо, спасибо.
Произнося имя Фэнси, она бросила взгляд на Эдди. Он пристально посмотрел на нее, потом переключил внимание на Тейта.
– Пожалуйста, смени перед посадкой галстук.
– А что с ним такое?
– Выглядит отвратительно, больше ничего.
На этот раз Эйвери приняла сторону Эдди. Галстук на Тейте действительно был не самый удачный, но ей не понравилась бесцеремонность Эдди.
– Поменяйся со мной, – сказал Джек, развязывая узел на своем галстуке.
– Нет, твой еще хуже, – безапелляционно заявил Эдди. – Лучше возьми мой.
– Пошли вы оба к черту со своими галстуками, – ответил Тейт и откинулся на спинку кресла. – Оставьте меня в покое. – Положив на подушку голову, он закрыл глаза, отключаясь ото всех.
Эйвери мысленно зааплодировала ему за то, как он от них избавился, хотя он избавился и от нее тоже. После той ночи в Хьюстоне, когда они были на грани близости, Тейт всячески старался держаться от нее на расстоянии. Это не всегда было легко, потому что ванная у них всегда была общая, а иногда и кровать тоже. Они до смешного тщательно старались не показываться друг другу раздетыми, не касались друг друга и походили на двух животных, которых слишком долго продержали в одной клетке.
Скоро сквозь шум мотора стало слышно ровное дыхание Тейта. Он умел засыпать почти мгновенно, всего на несколько минут, и просыпаться отдохнувшим и бодрым. Он рассказал ей, что научился этому во Вьетнаме. Она любила смотреть, как он спит, и часто делала это по ночам, когда ее мозг бывал слишком возбужден и отказывался переходить в бессознательное состояние.
– Сделай что-нибудь. – Эдди перегнулся через узкий проход между кресел и отвлек ее от размышлений. Он и Джек изучающе смотрели на нее.
– С чем?
– С Тейтом.
– Что вы хотите, чтобы я делала? Выбирала его галстуки?
– Убеди его нанять представителей фирмы по связям с общественностью.
– Тебе не кажется, что ты сам именно этим занимаешься? – холодно спросила она.
Он воинственно придвинулся к ней поближе:
– Ты считаешь, что я слишком безжалостен? Эти парни твоих штучек не потерпят.
– Каких штучек?
– Например, не звать Тейта к телефону.
– Если ты говоришь о вчерашнем вечере, я уже объясняла: он уже спал, когда ты позвонил. Ему был необходим отдых. Он так вымотался.
– Если мне нужно говорить с ним, я буду делать это тогда, когда хочу, – сказал он, рубанув кулаком воздух. – Запомни, Кэрол! Теперь об этих ребятах…
– Он их не хочет. Он считает, что они создадут искусственный, фальшивый образ, и я с ним согласна.
– Тебя никто не спрашивает, – сказал Джек.
– Если у меня есть мнение относительно кампании моего мужа, я могу и буду его выражать. А если это вам не нравится, можете идти к черту!
– Ты хочешь быть женой сенатора или нет?
Наступила пауза, каждый пытался взять себя в руки. Эдди продолжил примирительным тоном:
– Сделай все возможное, чтобы вытащить Тейта из этого отвратительного, взвинченного состояния. Он сам себе вредит.
– Избиратели не догадываются, в каком он состоянии.
– Но добровольцы-то все видят.
– Джек прав, – сказал Эдди. – Несколько человек заметили, и они сказали об этом. Это действует деморализующе. Они хотят видеть своего героя на вершине успеха, полным сил и воли к победе, а не унылым и мрачным. Помоги ему прийти в себя, Кэрол. – Закончив «накачку», Эдди вернулся на свое место и опять углубился в бумаги.
Джек хмуро посмотрел на нее:
– Это из-за тебя он в таком настроении, тебе его и исправлять. Не делай вид, будто не знаешь как, нас не проведешь.