— А если бить, то наповал!
ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ
30 июня 1804 года
Мэдстоун
Петр молча сидел на холодном как лед камне, устало положив руки на колени. В душе было пусто, а в ноздри лез приторно-сладковатый запах человеческой смерти.
Городок был разрушен и сожжен полностью, превращен в развалины. И куда бы он ни бросил взгляд, везде лежали тысячи трупов.
Впервые в жизни он видел не поле боя, а место побоища. Даже туркам под Константинополем и Иерусалимом, французам под Яффой и то досталось намного меньше, ибо тогда русские полки не имели в достаточном количестве нового вооружения. Здесь русские барабанные винтовки и карабины, ракеты, пулеметы и скорострельные стальные казнозарядные пушки и гаубицы собрали ужасающую кровавую жатву.
«Стоит ли будущее величие России того, что произошло? Ведь люди, погибшие здесь, в том мире жили, женились, растили детей, а тут… Словно мойрами стал в одном лице — идет пряжа человеческой жизни, а я по ней не ножницами, а стальным тесаком! Вершитель жизни… Возомнил себя новым Чингисханом, завоевателем Вселенной — по колено в крови стоишь, сукин сын!»
Петр сплюнул на землю, откашлялся, ему показалось, что сладким запахом он пропитался насквозь, до последней клетки, а в душе на смену пустоты пришла горечь.
— Такова цена империи, — прошептал Петр. — Всюду кровь, смерть, страдания. И на хрена я полез?! Сидел бы у себя в общаге, водочку попивал, с девчонками лясы точил, а тут…
Он вздохнул и тяжело поднялся с камня, будто с десятипудовым мешком на плечах. Сделал несколько шагов и уставился на лежащего под ногами солдата в красном английском мундире. Вот только цвет обмундирования сейчас дополнился большими багровыми пятнами, хорошо видимыми при ярком лунном свете.
«Днем убили — шрапнелью накрыли, потом донцы порубили… Совсем молоденький паренек, лет семнадцать! Такому еще жить и жить, а ему потроха выпустили…»
В широко открытых глазах навечно застыло недоумение, обращенное к небу. Глаза словно вопрошали: «Я же так молод!» Скрюченные руки юнца сжимали вывалившийся клубок сизых кишок, а лицо было искажено неимоверным страданием.
— Эх, парень, парень… — пробормотал Петр. — Маму, наверное, звал?! Да только не откликнулась она, как и Всевышний. Прости уж меня, но не я эту резню начал!
Отговорка была слабой, даже жиденькой — Петр это прекрасно понимал. Все сорок с лишним лет своей жизни здесь он готовился только к одному — в один прекрасный момент навалиться всеми силами и полностью сокрушить Британию.
Искренне считал — правда на его стороне!
На протяжении многовековой истории Англия всегда выступала злейшим врагом России, сапоги надменных островитян сбивали пыль на крымских дорогах, английские моряки рассматривали в подзорные трубы Кронштадт, Соловки и Петропавловск, что на Камчатке.
С улыбкой превосходства цивилизованного джентльмена направляли пушки на русских аборигенов, коих всегда почитали либо грязными московитами, либо подлыми татарскими собаками. Даже на многих английских картах русские земли значились как Великая Татария.
Вспомнив, с каким пренебрежением и с усмешкой с ним говорили надменные английские лорды сразу после второй, неудачной для России, войны с турками, за спиной которых стояли англичане, Петр взбеленился, душа стала наполняться ненавистью.
— Ты страдаешь, мальчик?! — Петр тихо обратился к лежащему парню, присев рядом с ним на колени. Император с усилием надавил пальцами на веки, закрывая пронзительно синие когда-то, а сейчас подернутые смертным ледком глаза, и прикусил губу, сдержав на секунду ярость. — А когда твои соотечественники людей как скотину бьют, оспой индейцев заражают, бедных индусов в рабов превращают, а негров пачками на плантации везут, покупая за связки стеклянных бус, — это хорошо?! Ты считаешь нас завоевателями? А как назвать твоих собратьев, что полмира под себя подмяли?! Ах да, они белые и пушистые, аки зайчики, и несут гм себе великую миссию «Белого человека»!!!
Голос Петра заметно дрогнул — страшный черный напор сломил плотину воли, теперь звучала только одна жгучая ненависть, бескомпромиссная и лютая.
— Вы — исчадия ада! Бог ваш — только деньги! А потому вера ваша от Сатаны! Не можно служить Богу и Мамоне одновременно, надо что-то одно выбирать! Выбор свой вы давно сделали, грабя всех подряд, — и по делам вашим награда!
Петр уже рычал. То сострадание, которое еще держалось в душе, исчезло, смытое черной волной жестокости. Теперь он был готов не только отдать любой приказ и вырезать все население Острова от мала до велика, но и сам смог бы участвовать в этом деле.
За эти годы он мало встречал людей, говорящих о британцах с любовью. Более слышалась застарелая неприязнь, кое-где перераставшая в ненависть. И это европейцы, которых коробило высокомерие британцев. Можно было даже не спрашивать другие, рассеянные по всему миру народы — ответ напрашивался однозначный.
— Всех вас вырезать! Чтоб духа не осталось! Да еще Штаты уничтожить, уж лучше там одним индейцам жить! Вы только мир поганите, от вас избавляться нужно, как от вшей!
Яростно выкрикнув последние слова, Петр устало опустился на камень. В душе опять царила пустота, все, что там было, он выплеснул вместе с остатками сил. Сейчас не мог поднять даже руку…
Кадис
— Какая силища!
Михаил Лазарев с восторгом смотрел на выходящие из бухты многочисленные эскадры, вытягивающиеся, подобно сказочному морскому змею, на лазурной глади Атлантического океана.
Правую и центральную колонны составляли союзники: первую — французы под командованием вице-адмирала Вильнева, а среднюю — испанцы дона Фредерико Гравина.
Русскую эскадру, также шедшую под белыми парусами, возглавлял адмирал Ушаков — Михаил с обожанием взирал на легендарного флотоводца, мечтая, как будет метко стрелять из 36-фунтовой карронады, что находилась на шкафуте, а прославленный адмирал сверху со шканцев увидит его героизм…
— Будем надеяться, что в бою не подведут!
Ушаков пристально смотрел на выдвигающихся в кильватерной линии союзников. Взглядом опытного моряка он сразу отметил, что команды достаточно хорошо обучены — корабли на курсе не рыскали, паруса ставились как надлежит и быстро.
Вот только как поведет эта «публика» себя в бою, когда британцы дадут смертельный «концерт», старый моряк мог только гадать. Сам Ушаков сражался рядом с храбрыми датчанами, что тонули, но флаги с мачт не спускали. Видел холодное мужество шведов, а потому считал, что эти союзники будут надежной опорой Северной эскадре Сенявина, составленной из проверенных балтийских линкоров. Что касается его Южной эскадры, составленной из кораблей Черноморского флота, то биться бок о бок с пылкими французами и испанцами ему ни разу не доводилось.