Грек Зорба - читать онлайн книгу. Автор: Никос Казандзакис cтр.№ 3

То, что спрятано под маской, касается только нас.

- Да, - ответил я снова, стараясь не скомпрометировать себя многословием.

Я не был уверен, что смогу заставить не задрожать свой подбородок. Накрапывал дождь. Вдруг прозвенел гонг, оповещая провожающих в каютах. Воздух наполнился патетикой прощания, клятвами, долгими поцелуями, поспешными наставлениями, произносимыми сдавленным голосом. Мать бросалась к сыну, жена обнимала мужа, друг - своего друга. Казалось, они расставались навеки. Похоже, эта недолгая разлука напоминала им о другой, вечной. И снова от кормы к носу во влажном воздухе разнёсся слабый звук гонга, напоминавший похоронный колокол. Я затрепетал.

Мой друг наклонился:

- Послушай, - сказал он тихим голосом, - нет ли у тебя плохого предчувствия?

- Да, - ответил я.

- И ты веришь в этот вздор?

- Нет, - проговорил я с уверенностью.

- Тогда что же?

Не было здесь никакого «что же». Я не верил, но мне было страшно.

Мой друг слегка коснулся левой рукой моего колена, как привык это делать в самые задушевные минуты наших бесед. Мысленно я побуждал его подарить мне хоть какую-то надежду на будущее, он же медлил, сопротивлялся, но, в конце концов, сдался, и тогда он тронул моё колено, словно хотел сказать: «Я сделаю то, что ты хочешь, во имя дружбы…».

Веки его вздрогнули. Он вновь смотрел на меня. Поняв, что я взволнован, он не решился использовать наше любимое оружие - смех, улыбку, иронию.

- Хорошо, - сказал он. - Давай твою руку. Если один из нас будет находиться в смертельной опасности… Он замолчал, словно устыдился. Мы уже долгие годы высмеивали приверженцев метафизики, равно как и вегетарианцев, спиритуалистов, теософов и эктоплазмиков.

- Тогда? - спросил я, силясь догадаться.

- Пусть это будет своего рода игрой, хорошо? - сказал он, торопясь выбраться из этой опасной фразы, в которой всё больше увязал. - Если одному из нас будет угрожать смертельная опасность, пусть он подумает о другом, чтобы предупредить его, где бы он ни находился… Согласен?

Он попытался засмеяться, но губы его, будто скованные холодом, не шевельнулись.

- Согласен, - сказал я.

Опасаясь, что слишком выдал своё волнение, мой друг поспешил добавить:

- Я, конечно, не верю в какие-то там связи душ…

- Ничего, - прошептал я. - Пусть так…

- Ну, хорошо! Тогда пусть так. Примем эту игру. Согласен?

- Согласен, - ответил я.

Такими были наши последние слова. Мы обменялись рукопожатием, не сказав больше ни слова, наши горячие пальцы соединились, затем мы резко отдёрнули свои руки, и я пошёл быстрым шагом, не оборачиваясь, словно меня преследовали. Мне хотелось в последний раз взглянуть на своего друга, но я сдержался. «Не оглядывайся! - приказал я себе. - Шагай»

Душа человека, заблудившаяся во плоти, ещё далеко несовершенна, ей не всегда дано предчувствовать. Если бы она была к этому способна, насколько по-иному проходило бы наше расставание.

Становилось всё светлее. Оба утра смешались. Любимое лицо моего друга - я видел его теперь более отчётливо - осталось под дождём в этом порту, неподвижное и скорбное.

Море продолжало реветь. Дверь кафе открылась, вошёл моряк, приземистый, на широко расставленных ногах, с отвисшими усами. Послышались радостные голоса:

- Привет, капитан Лемони!

Я съёжился в своём углу, силясь вновь сосредоточиться. Но лицо моего друга уже растворилось в струях дождя. На улице совсем посветлело, капитан Лемони достал свои янтарные чётки и принялся их угрюмо перебирать. Я старался не смотреть по сторонам, ничего не слышать и удержать ещё хоть немного расплывавшийся образ. Я вспомнил, как меня охватил тогда гнев, смешанный со стыдом, от того, что мой друг назвал меня бумажной крысой. С тех пор, я это хорошо помню, именно в этом слове воплотилось всё моё отвращение к тому существованию, которое я вёл. Так любивший жизнь, как же я мог позволить себе зарыться, причём уже давно, в этом книжном хламе, в пожелтевших бумагах! Расставаясь, мой друг раскрыл мне глаза. Мне полегчало. Зная отныне, в чём моё несчастье, я смогу легче его преодолеть, оно перестало быть чем-то беспорядочным и обрело форму.

Знание источника моих бед подспудно бродило во мне, и с того времени я искал повод, чтобы забросить писанину и перейти к действию.

И вот с месяц назад я нашёл такую возможность. На берегу Крита, со стороны Ливии, я арендовал старую заброшенную лигнитовую шахту, куда и направлялся сейчас, чтобы жить среди простых людей, рабочих, крестьян, подальше от породы бумажных крыс.

Я с волнением делал необходимые приготовления, связанные с отъездом, словно это путешествие имело какой-то особый смысл. Я решил изменить свою жизнь. «До сих пор душа моя обращена была к тени и радовалась этому, - говорил я себе, - теперь же я поведу её к тому сущему, ради чего стоит жить».

Наконец всё было готово. Накануне моего отъезда, в бумагах, мне попалась неоконченная рукопись. Я взял её и стал в нерешительности перелистывать. Уже около двух лет в глубине моей души трепетало одно: Будда. Я постоянно подсознательно ощущал, как это влечение всё больше поглощает меня. Оно росло и давало о себе знать толчком в грудь, требуя выхода. И вот теперь у меня больше не хватило смелости подавить его. Было слишком поздно для того, чтобы прибегнуть к своего рода духовному аборту.

Пока я в нерешительности держал эту рукопись, передо мной вдруг возникла улыбка моего друга, полная иронии и нежности. «Я возьму её! - сказал я, уязвлённый. - Я её возьму, можешь не улыбаться!»

И я тщательно, как мать грудного ребёнка, завернул её и взял с собой.

Послышался голос капитана Лемони, хриплый и низкий. Я напряг слух. Он рассказывал о сорванцах, которые во время бури, вскарабкавшись на мачты, натирали о них ладони.

- Мачты были липкими от смолы, и если о них потереть ладони, они начинают светиться. Однажды я подкрутил себе усы этой смолой и всю ночь сверкал, будто дьявол. В тот день, как я вам уже рассказывал, волны захлёстывали палубу. Мой груз подмочило, он стал тяжелее, и судно накренилось. Я чувствовал, что мы гибнем. Но Господь Бог сжалился надо мной и наслал на судно удар грома, после чего в море сорвало створки люков вместе со всем углём, находившимся на борту. Море покрылось угольной пылью, зато судно стало легче и выровнялось. Вот так я выкарабкался из беды и на этот раз, - закончил капитан Лемони. Достав из кармана небольшой томик Данте, своего привычного спутника, и раскурив трубку, я удобно устроился, прислонившись к стене. С минуту колебался, что прочесть. О расплавленной смоле Ада, об освежающем пламени Чистилища, или же вознестись сразу на самую вершину человеческих надежд? У меня был выбор.

Я держал в руках своего маленького Данте, наслаждаясь свободой. Стихи, которые я выберу этим утром, зададут мне ритм на весь день. Я хотел было сделать это наугад, но не успел. Вздрогнув, я с беспокойством поднял голову. Не знаю почему, но мне показалось, будто два сверла впились в мой затылок; резко обернувшись, я посмотрел сквозь стеклянные двери. Сумасшедшая надежда вновь увидеть своего друга наподобие молнии пронеслась в моей голове. Я был готов к чуду. Но чуда не произошло. Высоченный, жилистый, с выпуклыми глазами незнакомец лет шестидесяти смотрел на меня, прижав лицо к стёклам двери. Под мышкой у него был небольшой плоский свёрток. Но что на меня более всего произвело впечатление, так это его глаза, одновременно печальные и беспокойные, насмешливые и полные огня. По крайней мере, такими они мне тогда показались.