Скотт не двинулся с места. Он смотрел на мать виноватым, полным стыда взглядом.
— Ты меня слышал, Скотт? — Голос Уэса был тих, но грозен.
Раздался повторный стук. Скотт пошел открывать. Уэс опять подошел вплотную к жене, обдал ее лицо своим горячим дыханием.
— Ты будешь вести себя так, будто в этом доме все тип-топ. Тебе ясно? Это наше личное дело. Это останется в семье.
Дора бросила на него испепеляющий взгляд.
— Как ты мог так поступить со своим родным сыном? Это же отрава!
— Преувеличение, столь типичное для тебя.
— Уэс, ты хоть на минуту задумался о побочных эффектах?
— Недорогая цена за тот перевес, который они могут составить в его…
— Плевать я хотела на его спортивные достижения! — воскликнула Дора шепотом, помня о присутствии посторонних в соседней комнате. — Меня не интересуют его сила и выносливость на проклятом футбольном поле! Мне дорога его жизнь. — Она почувствовала, что теряет самообладание, но сейчас было не время его терять. Ей пришлось несколько раз вздохнуть, чтобы успокоиться, но негодование по-прежнему бушевало в ее груди, когда она продолжила: — Ты что, не видишь, как эта отрава изменила нашего сына?
— Ну, допустим, он стал немного мрачноват. Возможно, это и есть побочный эффект.
— Агрессивность тоже может быть побочным эффектом.
Уэс равнодушно пожал плечами.
— Агрессивность — это не недостаток, она пойдет ему на пользу.
Казалось, Дора выслушала уже более чем достаточно, но этот последний довод своей абсурдностью просто убил ее.
— Ты чудовище.
Он презрительно фыркнул.
— Что? Я думал, ты вздохнешь с облегчением. Я думал, ты обрадуешься, узнав, что перемены, которые ты наблюдаешь у Скотта, вызваны стероидами, а не этой хитрозадой сучкой. А она была именно хитрозадой сучкой, поверь мне. Вертела им, как хотела.
— Была? Почему ты говоришь о Миллисент в прошедшем времени?
Уэс высился над ней, как башня. Он наклонился к самому ее лицу.
— Потому что для семьи Хеймер она в прошлом.
Теперь Дора не просто возмутилась его словами, она по-настоящему испугалась.
— Что ты такое говоришь?
— Хочешь знать, почему Скотт и Миллисент порвали? Что ж, я тебе скажу, но запомни: ты сама напросилась. Она мешала его тренировкам, названивала ему с утра до ночи таскалась за ним повсюду, поджидала его после занятий, давала, сколько он хотел. Он ни о чем другом не думал, только о ней. Я не мог допустить, чтобы эта драная кошка разрушила все мои планы. Я хотел, чтобы он думал об игре, и мне пришлось вмешаться. Хочешь знать, что за великая тайна стоит за их разрывом? Ты смотришь на нее прямо сейчас.
— Что ты сделал?
— Неважно. Главное, я положил конец их страстному роману. — Уэс больно ткнул ее пальцем в грудь. — И это тоже должно остаться в семье.
Потом он повернулся и ушел, оставив ее одну среди знакомых предметов, вдруг ставших чужими. Дора стояла в своем родном доме, не понимая, как она сюда попала.
До нее доносились голоса из соседней комнаты. Уэс, как всегда общительный и оживленный, приветствовал в своем доме агентов ФБР, пришедших поговорить с их сыном об исчезновении Миллисент Ганн.
* * *
Уильям и Мэри-Ли покинули аптеку вместе. Без электричества не было смысла оставаться. Уильям не мог работать ни за кассой, ни за компьютером, в котором хранил все данные о клиентах и их рецептах. Впрочем, это не имело значения, поскольку никто не зашел в аптеку после того, как Уэс забрал бутерброды и отправился в полицейский Участок.
Мэри-Ли забрала домой продукты из холодильника в кафетерии, прекрасно понимая, что они испортятся, прежде чем аптека откроется и Линда вернется.
Они решили оставить ее машину у аптеки и вернуться домой на машине Уильяма.
— Нет смысла нам обоим пробиваться по этим дорогам, — сказал он.
Запирая аптеку, Уильям повесил на двери записку, уведомлявшую покупателей, что в экстренном случае его можно найти дома.
Как только машина тронулась, Мэри-Ли проговорила, стуча зубами:
— Если кто-нибудь узнает, что ты держишь рецептурные лекарства дома, ты потеряешь лицензию.
— Я держу их только на крайний случай и только для клиентов, которые, я это точно знаю, не будут злоупотреблять привилегией. И потом, я отпускаю лекарства, которые можно приобрести в открытой продаже везде, кроме Соединенных Штатов. — Уильям медленно повернул за угол. Вдруг он подался вперед и всмотрелся через ветровое стекло. — Интересно, что бы это значило?
Они ехали по улице, на которой жили Хеймеры. Перед их домом стояли две машины: ничем не примечательный седан и «Бронко» Датча Бертона.
— Разве это не та машина, в которой приехали агенты ФБР? — спросила Мэри-Ли.
— По-моему, та. Этот Бегли — самый большой грубиян из всех, кого я когда-либо видел.
— Не думаю, что он грубил нарочно. Просто он умеет делать свое дело и пользуется авторитетом.
— Я тоже делаю свое дело и пользуюсь авторитетом, но я не матерюсь и не кричу на людей.
Управление аптекой, где работала только одна подчиненная, вряд ли можно было приравнять к руководству отделением ФБР, но Мэри-Ли решила держать свое мнение при себе. Ей не хотелось спорить с Уильямом, хотя он весь день только и делал, что подначивал ее.
Когда они поравнялись с домом Хеймеров, Уильям заметил:
— Ну, Датч еще ладно, это я могу понять, но что у них за дела с ФБР?
— Может быть, им захотелось побеседовать с Уэсом о том, что он спрятал в карман, когда я застала вас вдвоем в провизорской. — Мэри-Ли небрежно обронила это замечание, чтобы посмотреть, как отреагирует брат.
Он дал стандартный ответ:
— Кое-что для Доры. От головных болей.
— Ты лжешь.
— В отличие от тебя, сестрица. Ты у нас никогда не лжешь. Ни словом, ни делом. — Уильям хитро прищурился на нее. — Разве не так? — Ее наигранное безразличие не обмануло его. Он усмехнулся. — Поскреби самую безупречную репутацию, Мэри-Ли, и найдешь двуличие. Это и тебя касается.
Мэри-Ли отвернулась от него к окну.
— Жаль, что ты не прав, Уильям. Хотелось бы мне иметь какую-нибудь темную тайну.
— Возможно, Хеймеры скрывают какую-нибудь темную тайну, а ФБР ее раскопало. Лично я ставлю на Скотта.
— Почему на Скотта?
— Наверняка эти федеральные гении уже докопались до его связи с Миллисент.
— Она когда-то была его возлюбленной. Ну и что?