Самая страшная книга 2014 - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Скидневская, Альберт Гумеров, Александр Юдин, и др. cтр.№ 97

— Очень важен момент прощания, — подвел итог Очкарик. — Отец всегда прощался по-якутски. Это очень важно запомнить. Слушайте — вот так…

— Мин ахьагьаспын. Мин оннубар бол.

Ничего сложного в чужом языке не было, однако пародист удивился, сколько почтения и торжественности вложил молодой в эту фразу.

— Мин ахьагьаспын, — Аркадий Афанасьевич обкатал слова во рту, пытаясь распробовать новые, непривычные звуки, — мин оннубар бол.

— Нет, не так! — Очкарик замотал головой. — Больше уважения… Даже пафоса, если хотите… Это очень важно! Мин ахьагьаспын. Мин оннубар бол.

— Мин ахьагьаспын, мин оннубар бол, — эхом отозвался артист.

— Мин ахьагьаспын, мин оннубар бол, — пристально глядя ему в глаза, повторил Айсан.

— Мин ахьагьаспын, мин оннубар бол…

Торжественности и глубины произношения Айсана артист достичь так и не сумел, но заказчик оказался доволен и придираться не стал. Да и то верно, думал Пряников, много там услышит полуглухая бабка через старый мобильник, за четыре тысячи километров?

— Вот. Здесь отцовская «симка». — Очкарик протянул ему дорогой смартфон, так же как и очки, подозрительно диссонирующий с костюмом из секондхэнда. Сомнения вновь ненадолго одолели Аркадия Афанасьевича. Но десять потертых сотенных купюр веером разлеглись на тумбочке перед зеркалом, и сомнения были безжалостно подавлены.

— Номер выбран. Жмите вызов и говорите. Связь не очень хорошая, поэтому поплотнее к уху прижимайте.

Пряников внезапно почувствовал хорошо знакомое волнение. Точно такие же ощущения всякий раз одолевали его перед выходом на большую сцену. Разница была лишь в том, что сейчас это волнение никак не желало улечься и нарастающими приливными волнами накрывало артиста все сильнее и сильнее. Он неуверенно ткнул большим пальцем в зеленую пиктограмму телефонной трубки и, вдавив мобильный в ухо, прислушался к запредельно далеким, каким-то космическим гудкам.

Подсознательно он ожидал услышать старческий голос, который скажет ему что-нибудь банально-телефонное. Какое-нибудь «алле» или «слушаю». Возможно даже радостное «сынок!». Наделе же просто прекратились гудки, и из динамика полилась гнетущая, наполненная похожими на свист ветра помехами, тишина. Не зная, как себя вести, Аркадий Афанасьевич глупо посмотрел на Очкарика, и тот сразу все понял.

— Быстрее, поздоровайтесь с ней! — одними губами прошептал он.

— Ийэ, здравствуй, родная!

Голос все же подвел артиста, от неожиданности «дав петуха», и по тому, как страдальчески схватился за голову Очкарик, Аркадий Афанасьевич понял, что прокололся он серьезно.

— Ты прости, что вчера не позвонил! На работе — аврал, я задержался немного…

Спеша исправиться, Пряников практически дословно цитировал многократно прослушанную аудиозапись. Трубка еще мгновение помолчала, а затем наконец-то отозвалась тусклым, бесцветным голосом, в котором, однако, и намека не было на дребезжащие старческие нотки, которые рассчитывал услышать пародист. И одновременно в ухо Аркадия Афанасьевича словно воткнулась крохотная иголка. Воткнулась неглубоко, но достаточно болезненно, так, что артист даже ненадолго отодвинул телефон и пощупал ушную раковину пальцем, на предмет наличия крови. Крови не было. А вот неприятное ощущение осталось.

— Господи, что вы делаете! — горячо зашептал Тадын. — Вы же все окончательно испортите!

Выпученные глаза его прилипли изнутри к стеклам «гаррипоттеровских» очков. Он проворно перехватил запястье артиста и прижал телефон обратно к его уху.

— Давайте, скажите ей, что будете разговаривать по-русски!

— Ийэ, родная, я же просил тебя говорить по-русски!? — с готовностью повиновался Аркадий Афанасьевич. Он уже выровнял голос и говорил теперь уверенно и даже немного устало, — Я теперь городской житель, мне на этом дикарском языке по статусу лопотать не положено…

— Очень хорошо, — вновь одними губами прошептал Очкарик. — Сейчас она будет ругать вас за то, что предков забыли, за то, что от родной земли отвернулись. Просто слушайте, не перебивайте…

Аркадий Афанасьевич сдержанно кивнул. Странно, но ему вовсе не показалось, что в голосе старой женщины проскальзывало неудовольствие или раздражение. Напротив, чужой говор приобрел размеренную напевность и плавность, не свойственную ни европейским, ни славянским языкам. Решив не заморачиваться по пустякам, Аркадий Афанасьевич плотнее вжал трубку в ухо и попытался разобрать слова.

— Уонна бере, уонна эхъэ, уонна турах…

Неприятное ощущение в ухе не покидало артиста. Как будто в ушной раковине поселился какой-то многоногий паразит, беспардонно скребущий своими маленькими колючими лапками барабанную перепонку Пряникова. Но будучи профессионалом, Аркадий Афанасьевич даже не морщился. Как-то на одном из выступлений во время антракта нерадивый работник сцены уронил ему на ногу тяжеленный софит. Тогда Аркадий Афанасьевич все же вышел к публике и с блеском закончил выступление на бис. И только потом, в травмпункте узнал, что стопа его буквально раздроблена. Так что мелочи, вроде придуманного насекомого в ухе, для профессионала его класса были попросту несущественными.

— Уонна бере, уонна эхьэ…

— Да, ийэ, у нас все хорошо!

— Уонна турах…

— Айсан здоров, твоими молитвами…

— Хаанынан топпот ин ’сэгьин толоруом…

— На работе все отлично, повышение обещают…

— … харан ’агьа бултуур…

— Еще пять минут, и можно будет прощаться… Расскажите про погоду, она это любит… — осторожно, чтобы не вклиниться в беседу, прошептал Айсан.

Все изменилось в какую-то долю секунды. Внешне все осталось таким же, но где-то внутри Пряникова растущее напряжение вдруг трансформировалось в нечто незнакомое, странное. Будто внезапно открылось какое-то потайное зрение, обострилось то самое неизведанное «шестое чувство», о котором так любят судачить журналисты желтых газет.

И он, скорее, по-настоящему увидел, чем представил или почувствовал, странную, страшную и отчасти даже нелепую картину…

…посреди бескрайней осенней тундры — рыжей с тусклым золотом, слившейся в единое целое с безликим синим небом, — старая, нет, скорее даже древняя женщина в национальном долгополом наряде, подолом своим подметающим ровную, вытертую до блеска поверхность каменного капища, стояла, держа в вытянутой руке старый мобильный телефон в кожаном чехле. Она размеренно произносила то ли песню, то ли молитву, и лишенные многих привычных букв слова, упав в свежий, напоенный холодным ветром воздух, превращались в гигантских северных комаров, с жужжанием влетавших прямо в трубку, спешащих добраться до…

— Что там у вас происходит? — отпрянув от телефона, прохрипел Аркадий Афанасьевич.

Лоб его покрылся густой и липкой испариной, похожей на клейкий кисель. Перед глазами прыгали кровавые олешки, месящие бесплодную землю тундры черными раздвоенными копытами. Дрожащей рукой он протянул мобильник Очкарику и большим пальцем нажал на кнопку «отключить микрофон», отсекая голос полоумной старухи.