Мужские игры - читать онлайн книгу. Автор: Александра Маринина cтр.№ 95

– Попрошу пройти в машину и подождать, – строго заявил парнишка, закрывая паспорт Парыгина, который тщательно изучал.

Евгений Ильич ожидал, что Ира начнет возмущаться и просить, чтобы ее отпустили, потому что уже поздно и ребенку пора спать. Но, к собственному удивлению, ошибся. Ира молча и не переставая улыбаться взяла за руку девочку и послушно прошла к машине, даже не обернувшись на человека, который только что помогал ей спускаться по темной лестнице и тащил ее мешки с мусором. Парыгин последовал за ней.

– Что в мешках? – спросил паренек.

– Мусор. Строительный мусор. В квартире идет ремонт, – бросил через плечо Евгений.

– Оставьте мешки, дайте их сюда, а сами садитесь в машину.

Парыгин с видимым облегчением сунул тяжелые мешки в руки милиционеру, одновременно локтем продвигая висящую через плечо сумку подальше за спину, чтобы не бросалась в глаза. Пусть проверяет содержимое, это вообще-то правильно, если совершено преступление, никого нельзя выпускать с оцепленной территории без проверки и досмотра.

Они втроем втиснулись на заднее сиденье «Жигулей» под хмурым взглядом еще одного милиционера, сидевшего за рулем. Первый мальчонка, передав кому-то мешки, наклонился к ним с блокнотом в руке.

– Назовите ваше имя, адрес и телефон, а также имя и адрес ребенка, – обратился он к Ире.

– Милованова Ирина Павловна. Адрес и телефон я назову, но имейте в виду, я в Москве не прописана.

– У кого проживаете?

– У родственников. Позвоните им, они подтвердят.

– Ребенок тоже не прописан?

– Нет, Лиля коренная москвичка. Я живу в квартире ее отца и его жены.

– Что вы делали здесь в такой час?

– Я же вам сказала, мы будем переезжать в этот дом, мы купили здесь квартиру, но сейчас в ней идет ремонт. Нам пришлось задержаться из-за того, что лифтер выключил лифт, а нам привезли доски, которые мы заказывали, и рабочие поднимали их сами. Если вы думаете, что это делается легко и быстро, то можете проверить, сколько времени это занимает.

Парыгина поразило, что она продолжала говорить весело и даже вроде бы шутила, во всяком случае, отвечала на вопросы милиционера без малейшего раздражения и весьма подробно.

– Вам придется посидеть здесь и подождать, пока мы проверим вашу личность.

– Конечно, – ответила она и снова улыбнулась.

– Что здесь случилось-то? – как можно равнодушнее спросил Парыгин у водителя. – Из-за чего сыр-бор?

– Женщина и мужчина разбились, с высоты упали, – лаконично произнес водитель. – И вообще все вопросы не ко мне.

Он явно не был расположен к беседе, но Парыгину обязательно нужно было понять, что произошло и почему Аню кто-то узнал по какой-то фотографии. Она что, в розыске была? Но почему? За что?

– Ну, не к вам – так не к вам, – благодушно откликнулся он. – А что ваши коллеги тут в мегафон кричали? Звали какую-то Ларионову или Лазареву, велели спускаться, угрожали, что район оцеплен.

– Так это она и разбилась. Убийца-маньячка, сумасшедшая в доску, десять человек задушила, от следствия сбежала, вот ее и искали.

– Неужели десять человек? – удивленно охнула Ира.

– Ну, – подтвердил водитель. – Этот одиннадцатый был.

– Который – этот? – не поняла она.

– Да с которым она вместе упала с высоты. Она ж его душила, мы прямо чуть-чуть не успели. Приехали бы на три минуты раньше – жив бы остался.

Парыгин с трудом сдерживался, чтобы не закричать на него. Да как у него язык повернулся назвать Аню сумасшедшей маньячкой? Десять человек задушила! Этот – одиннадцатый. Чушь, бред! «Спокойно, Женя, спокойно, – одернул он себя, – не возмущайся, откуда ему знать правду, водиле этому, не сердись на него. И сам молчи, сиди тихонечко, и тебе правду знать неоткуда. Ты же не знаком с той женщиной, что разбилась, упав с… С какого там этажа она упала? С двенадцатого? Нет, Женечка, не с двенадцатого, ты вообще не знаешь, с какого этажа она упала, ты же этого не видел, верно? И мальчик милицейский тебе не сказал. Он сказал: «Женщина и мужчина с высоты упали». А ты за него не домысливай, а не то домыслишь неприятностей на свою голову».

Внезапно ожила и захрипела рация.

– Машина восемь два семь, машина восемь два семь, ответьте Третьему.

– Восемь два семь, слушаю тебя, Третий.

– Мужчину, женщину и ребенка доставить сюда. Как понял?

– Понял тебя, Третий, мужчину, женщину и ребенка, находящихся в машине восемь два семь, доставить на базу.

Водитель несколько раз резко нажал на кнопку, машина нетерпеливо загудела, и почти сразу подбежал давешний парнишка.

– Что?

– База велела этих, – он неопределенно мотнул головой, указывая на заднее сиденье, – привезти. Садись, поехали.

– Куда вы нас повезете? – осведомилась Ира по-прежнему миролюбиво. И снова Парыгин удивился ее спокойствию, а еще тому, что маленькая девочка по имени Лиля не выказывала ни малейшего страха или беспокойства, как будто ежедневно возвращалась домой за полночь и примерно через день с ней случались инциденты вроде сегодняшнего.

– В отделение проедем, – коротко ответил паренек, усаживаясь впереди.

* * *

Опыт борьбы с душевной смутой и тоской был у Насти Каменской богатым, другое дело, что она бывала зачастую слишком ленива и не хотела предпринимать активных действий по выведению себя из этого противного состояния, надеясь на то, что «само пройдет, если лишний раз не трогать». Само, однако, в этот раз не проходило, более того, болезнь явно прогрессировала, и хотя Настя стала чувствовать, что привыкает к ней и уже готовится жить с этим до конца дней своих, она не могла не отметить, что на самом деле все идет хуже и хуже. Безразличие к работе переросло в апатию, когда не хотелось не только двигаться (это-то как раз было для ленивой Насти совершенно нормальным), но и разговаривать, а затем и думать, что было уж совсем необычно. Все попытки выдерживать ровный голос и мирные интонации при телефонных разговорах с мужем и матерью заканчивались тем, что она, положив трубку, шла в ванную замазывать йодом следы от собственных ногтей, которыми впивалась во время этих бесед то в ладони, то в предплечья, то в ноги.

Сегодня вечером, придя с работы, она посмотрела на себя в зеркало и ужаснулась. Из стеклянной глубины на нее смотрела жуткая старая бабка, прожившая на свете сто двадцать четыре года и полностью утратившая интерес к жизни и способность получать удовольствие от чего бы то ни было. Такая безразличная бабка, дотягивающая с трудом и плохо скрываемым раздражением от всего надоевшего свой долгий и скучный век. «Это не я, – ошеломленно прошептала Настя. – Какой кошмар. Не может быть, чтобы это была я». Она так расстроилась, что опрометью бросилась в комнату, где не было ни одного зеркала, упала на диван, зажмурившись и закрыв лицо ладонями, и замерла в неподвижности. Но через пятнадцать минут открыла глаза, встала и громко сказала: