Нет, выстрелы еще порой звучали, но скорее как исключение. И никаких скидок на старинные обычаи и традиции стрелявшим уже не делалось – шли под суд, как обычные уголовные преступники.
Поначалу, в годы Реконструкции, перевес в экономическом соперничестве клонился на сторону Кэппулов. Но Монлезье в очередной раз доказали, что не привыкли теряться в изменившейся обстановке, – и постепенно положение выровнялось.
Как и в самые кровавые времена вендетты, ни один выстрел в этой войне не оставался без ответа. Когда Кэппулы выбили концессию на постройку железной дороги, проходящей через Ост-Кемпен и грозившей нанести изрядный ущерб речному бизнесу Монлезье, французы отплатили тем, что втрое подняли цену на сплавляемый по Клайду лес. И шпалы Кэппулам пришлось возить за тридевять земель, в результате стройка оказалась вовсе не такой доходной, как предполагалось… Когда Монлезье вторглись в традиционную сферу Кэппулов и возвели на своих землях огромный маслозавод, работающий на новой для Иллинойса культуре – рапсе, для заводиков правобережья, давивших традиционный подсолнечник, наступили черные дни. Но Кэппулы ответили тем, что протащили в конгрессе Иллинойса законопроект о переводе штата на газовое освещение (взяв подряд на его реализацию). В результате Монлезье несколько лет имели трудности со сбытом дешевого рапсового масла – и завод окупился гораздо позже, чем планировалось…
И конечно же, главным полем битвы стала Чикагская биржа. Если Кэппулы были заядлые «быки», то Монлезье, разумеется, не оставалось ничего иного, как стать «медведями». Ах, какие изящнейшие корнеры и рискованнейшие демпинги в исполнении соперничающих кланов хранят летописи Чикагской биржи! Люди, способные видеть романтику в бесстрастных колонках цифр, наверняка восхитятся этими финансовыми дуэлями не меньше, чем любители крови и выстрелов – подвигами Роже Монлезье-Гоша, в одиночку выходившего против полудюжины Кэппулов…
Однако к началу нового, двадцатого века стала намечаться тенденция, сильнее и сильнее тревожащая ревнителей традиций, засевших в Ост-Кемпене и Вест-Кемпье. Смерть полковника Илайи Кэппула и даже кровавые схватки Гражданской войны все более становились историей для молодых членов кланов, расселившихся по всем Штатам, – историей зыбкой и нереальной. Законы же коммерции были вполне конкретными и очевидными. Они, эти законы, гласили: в бизнесе нет друзей и нет врагов – есть Господин Доллар и Госпожа Прибыль.
Все чаще до непреклонных стариков доходили вести: то там, то тут Кэппулы (вернее, носители клановой «К») затевают совместные финансовые проекты с Монлезье-Имярек. Хуже того, даже член возглавлявший клан семьи, Эбрахам Кэппул, не устоял – вложил деньги в техасскую нефть совместно с луизианским Монлезье-Рошфором…
Старики негодовали, но век их кончался.
Как ни странно, ярой поборницей примирения с Монлезье выступила Ревекка Кэппул (в девичестве – тоже Кэппул), внучка небезызвестного генерала, собиравшего в Джорджии коллекцию бриллиантов… Хотя Ревекке как раз довелось пострадать от одного из последних выстрелов Столетней войны: в 1903 году в Европе, в Ницце, был убит ее младший, горячо любимый брат Джеремия – студент Геттингенского университета. Убил его на дуэли молодой офицер Жан-Мари Монлезье-Сюрмер, советник американской военной миссии во Франции.
Впрочем, вполне возможно, что два молодых человека дрались вовсе не за фамильную честь. Не исключено, что обоим просто вскружила головы одна и та же красотка, а старые счеты послужили лишь катализатором в конфликте…
Как бы то ни было, поединок состоялся, и молодые люди доказали, что отнюдь не растеряли фамильных навыков в обращении с оружием. Попали оба. С простреленным левым плечом Жан-Мари всадил-таки молодому Кэппулу пулю прямо в сердце…
Безутешная Ревекка возненавидела не Монлезье, но саму идиотскую, от предков доставшуюся вражду. Дочерей у нее не было, с невестками миссис Кэппул не слишком ладила – и, умирая, завещала колье Кэппулов той из девушек их семьи, которая первой выйдет замуж за представителя рода Монлезье. Попытки сыновей и невесток оспорить завещание не удались, адвокаты Ревекки знали свое дело…
Стимул оказался велик. Но в течение двенадцати лет после смерти Ревекки соискательниц наследства не находилось. Совместная коммерция – одно, но так вот сразу взять да и породниться… Хотя порой молодые дальние родственники Монлезье – не преуспевшие на традиционном коммерческом поприще – пытались. Сватались – не столько к племянницам покойной миссис Кэппул, сколько к ее знаменитым бриллиантам. Но получали от ворот поворот.
Двадцативосьмилетний Анри Монлезье-Руж (прямой потомок лихого кавалериста-конфедерата, оскальпировавшего полковника С. Кэппула) свататься к наследницам давних врагов не пробовал. Он жил на отшибе и не интересовался семейными новостями.
Анри слыл паршивой овцой в сплоченном стаде Монлезье: контрабандист и игрок, воздушный бутлегер, владелец и пилот старого, с мировой войны оставшегося биплана, известного всему Среднему Западу под ласковым прозвищем «Пьяный Мустанг»…
Но именно этот сорвиголова случайно встретил в мае 1930 года юную красавицу Джудифь Кэппул. И понял, что пропал…
7
Прибывшие из церкви молодые меня лично разочаровали.
– Типичное «Падение дома Ашеров», – тихонько, чтобы никто не услышал, сказала я Кеннеди.
Он ответил шепотом:
– Вот живой пример, опровергающий теорию, что в семьях, практикующих близкородственные браки, чаще рождаются гении.
Признаков гениальности на лицах свежеобвенчанной парочки действительно не наблюдалось. Но гений, что ни говори, такое же отклонение от нормального хомо сапиенса, как и законченный олигофрен. У людей, из поколение в поколение женящихся на двоюродных родственницах, подобные отклонения вполне закономерны.
У невесты характерная черта Кэппулов – чуть скошенный назад подбородок – приобрела уже несколько гипертрофированный вид. Да и вся она была какая-то бледная, анемичная, с заторможенными движениями. Жених выглядел чуть поживее, но и он казался заморышем на фоне прочих Монлезье, не боявшихся мешать свою кровь с отнюдь не родовитыми семействами. Впрочем, на молодую жену Ален Монлезье смотрел с неподдельной любовью. А это, согласитесь, все-таки главное…
Столы были накрыты двух видов: банкетные, рядом с возвышением, где за дубовым столом восемнадцатого века восседали молодые и их ближайшие родственники, и фуршетные, живописно раскиданные по старинному парку, – немалая часть Монлезье-Имяреков и Кэппулов-«К» сразу устремилась к ним, явно не желая выслушивать бесконечные здравицы молодым. Похоже, кое для кого эта свадьба стала лишь поводом пообщаться с далеко живущими родственниками.
– Пожалуй, нам сюда, – кивнул Кеннеди на фуршетные столы. – Едва ли потенциальные злоумышленники объявятся там, возле жениха с невестой, под прицелом телекамер и взглядами стариков, назубок знающих генеалогическое древо. Пошли работать, Элис…
И мы пошли работать.
* * *