Этот, новый, совсем молодой, и не в форме, а в пиджаке и галстуке, и галстук повязан чуточку криво, неумело, так что Ивана почему-то думает, что он недавно женился и молодая жена так, повязывая ему каждое утро галстук, старается выразить свою любовь, а он стесняется ей сказать, что узел она правильно завязывать не умеет. Это значит, любят друг друга, думает Ивана. По крайней мере пока…
– Вот, – сержант сокрушенно качает головой, жалуясь на Иванину несознательность, – и уходить не хочет.
– Человек пропал, – говорит Ивана, обращаясь уже к молодому, поскольку быстро понимает, что он, хотя и молодой, выше чином… – Женщина. Молодая женщина. А этот ваш говорит – обычное дело… У вас что, часто тут женщины пропадают?
А вдруг, думает она, я зря подняла весь этот шум? И Анастасия и правда занимается любовными играми с этим Ладиславом в отеле «Корона». С нее, с Анастасии, станется. Ну и дурой же тогда Ивана себя выставила!
– Ну, возьмите у нее заявление, Пантоха.
– Он его положит под сукно, – говорит Ивана, – я знаю… Я только вам. Не доверяю я ему, вон у него целая пачка бумажек, а он сидит, чай пьет…
– Хорошо, – тот, что в галстуке, покорно вздыхает, – то есть ничего хорошего. Идемте.
В кабинете у молодого человека в галстуке еще больший разор и еще большая гора бумажек на столе. И тоже чашка, только с недопитым кофе. Но отступать уже некуда. Ивана садится на стул так прочно, что становится понятно, что уйдет она отсюда только по своей воле.
– Почему вы думаете, что она пропала? Не, ну, загуляла с кем-то…
Он тоже был терпеливым и вежливым, но за его вежливостью ясно читалось, что Ивана для него была не отдельным человеком со всеми обстоятельствами и жизненными подробностями, а просто одинокой старой девой, сующей нос не в свои дела.
– Потому что, если женщина задумала начать новую жизнь, она может все забыть, но не шубу и уж тем более не косметичку, – поясняет Ивана.
– Это сомнительный аргумент. Кем вы ей приходитесь?
– Она у меня комнату снимала, – сказала Ивана с достоинством и переложила перчатки из правой руки в левую.
– Жиличка? Никто фактически. – Он кивнул сам себе, потому что окончательно решил, что Ивана – занудное, суетливое существо, а он как раз собрался попить кофе, и в коробке для завтрака у него лежат бутерброды с холодной курицей и салатом, жена специально встала пораньше, чтобы сбегать в лавку и купить свежий салат…
– Зря беспокоитесь. Если она даже уехала с кем-то, то потом приедет, заберет все. И вещи. И шубу. И косметичку.
– Как можно устраивать личную жизнь без косметички? – удивилась Ивана. – Так не бывает. Вы, простите, женаты?
– Ну, – согласился он и подумал о бутерброде с курицей.
– И когда ваша жена, извините, перестала краситься с утра пораньше?
Он задумался. Как-то не отдавал себе отчета, но его жена перестала краситься с утра пораньше сразу, как только вышла замуж. Поначалу утреннее лицо жены даже казалось ему почти чужим, как бы голым, неприличным. Потом привык как-то.
– Вот именно, – сказала Ивана.
– То есть?
– То есть женщины если и перестают краситься, то после свадьбы. А если бы Анастасия вышла замуж, я вас уверяю, об этом бы знал весь цветочный магазин. И, соответственно, кондитерская. И кофейня. И парикмахерская. И я бы знала. Уж она бы не постеснялась тыкать своим обручальным кольцом в глаза при каждом удобном случае.
И обручальное кольцо у Анастасии наверняка было бы в бриллиантах, подумала она. В маленьких таких бриллиантиках. Или не маленьких…
– Когда, вы говорите, она пропала? – Он, видимо, решил, что аргумент убедительный.
– В субботу вечером, – Ивана кивнула сама себе, словно подтверждая, – ушла и не вернулась. И не позвонила, ничего.
Анастасия так и не заплатила за последний месяц, но этого Ивана не сказала молодому полицейскому. Ладно уж.
– Может, к родным поехала? Где родня у нее, не знаете?
– Нет, откуда ж… Она то ли из Бреховичей, то ли из Гробовичей. Кто ж в таком сознается. Горожанку из себя строила, а на самом деле… Хорошее воспитание всегда видно, если оно есть, конечно.
– А вы ее вообще откуда знаете?
– А она до меня снимала у Полторацкой, но Полторацкая приревновала ее к сыну. То есть, я хочу сказать… Началось у них что-то там с сыном, и Полторацкая ее быстро выставила. А у меня как раз… временные затруднения.
– Временные затруднения. Ясно. У нас Вермеера украли, весь город на ушах стоит, а вы тут со своей жиличкой, – сказал он укоризненно. – Ну почему вы думаете, что с ней что-то случилось? У нее были недоброжелатели?
– Еще бы. Девки из цветочной лавки. Она управляющим крутила как хотела, они и завидовали. Потом, опять же, эта шуба. И еще кто-то в красной машине.
– Вы, насколько я понял, одна живете? Семьи нет?
– А, ну да. Меня, конечно, нельзя сбрасывать со счетов. Зависть – страшная штука. Но вот, скажем, сын Полторацкой. У них что-то было, а потом нате вам, красный автомобиль! Ревность – тоже страшная штука. Зеленоглазое чудовище.
– Что? – он вздрогнул и опасливо отодвинулся от стола. Может, подумал, что она, Ивана, сейчас на него бросится?
– Шекспир, – успокоила Ивана, – Много шума из ничего. Потом, собственно, сам этот Ладислав. Никто о нем ничего не знает. Красная машина. И все. И главное, он ничего ей не покупал. Понимаете?
– Нет.
– Я тоже не понимаю. Но – странно, согласитесь. Если он ее замуж звал, ну ладно, не замуж… если она к нему на содержание пошла, почему она сама себе шубу купила, в долги влезла? Мужчина, который из всех возможных автомобилей выбирает красный, должен быть склонен к широким жестам.
– Вы вообще что читаете? – спросил он с усталой покорностью. – Агату Кристи?
– Ага, – согласилась Ивана. – Вот, мисс Марпл, скажем. Все ее уважают, а она ведь, в сущности, просто старая сплетница. Но живет полноценной жизнью в этой своей дыре… Хотя есть, конечно, натяжка – вокруг нее все время что-нибудь увлекательное случается. То одного убьют, то другого. В жизни так не бывает. Хотя вот надо же… А вот иронические детективы не люблю, нет. Не понимаю, чего тут смешного, в убийстве.
Она покачала головой и опять нахмурилась.
– Ладно уж, – он понял, что от Иваны проще всего отделаться, если пойти ей навстречу, – пишите заявление. Разберемся.
– Вот и разбирайтесь. – И Ивана написала на чистом листе бумаги своим аккуратным бисерным почерком, что она, Ивана такая-то, такого-то года рождения (последнее – с большой неохотой), проживающая по такому-то адресу (улица Аптекарская, 5, на самом деле), просит расследовать исчезновение своей жилички, Анастасии такой-то, вышедшей из дома в сырой сиреневый предвесенний вечер и никогда больше не возвратившейся домой. Число, месяц, подпись.