Нечестивец, или Праздник Козла - читать онлайн книгу. Автор: Марио Варгас Льоса cтр.№ 20

Трухильо презрительно кивнул в сторону лежавшего на письменном столе доклада:

— Еще один заговор с целью убить меня во главе с Хуаном Томасом Диасом? И опять организован консулом Генри Диборном, этим цэрэушным недоумком?

Полковник Аббес Гарсиа нарушил неподвижность и, поелозив задом в кресле, устроился удобнее.

— Похоже на то, Ваше Превосходительство, — кивнул он, словно не придавая большого значения делу.

— Остроумно, — перебил его Трухильо. — Разорвали с нами отношения во исполнение резолюции ОАГ и отозвали своих дипломатов. Но оставили нам Генри Диборна с его агентами, чтобы он тут плел заговоры. Это точно, что Хуан Томас — в заговоре?

— Нет, Ваше Превосходительство, только смутные указания на это. Но после того, как вы сместили его, генерал Диас кипит от обиды, и я вынужден наблюдать за ним пристально. В его доме в Гаскуэ то и дело собираются. От обиженного всегда следует ждать самого худшего.

— Это не из-за отставки, — проговорил Трухильо громко, но как бы размышляя. — Это из-за того, что я назвал его трусом. И напомнил, что он обесчестил мундир.

— Я был на том обеде, Ваше Превосходительство. И думал, что генерал Диас поднимется и уйдет. Но он стерпел, хотя побледнел, как мертвец, и покрылся потом. А выходил, шатаясь, будто пьяный.

— Хуан Томас всегда был гордецом, его следовало проучить, — сказал Трухильо. — В Констансе он показал себя слабаком. А мне в доминиканских вооруженных силах генералы слабаки не нужны.

Это произошло несколько месяцев спустя после подавления высадки в Констансе, Маймоне и Эстеро Ондо, когда все высадившиеся — а среди них были не только доминиканцы, но и кубинцы, американцы и венесуэльцы — были уже убиты или взяты в плен; как раз в эти январские дни 1960 года режим обнаружил разветвленную сеть тайной оппозиции, которая в память о той высадке назвала себя движением «14 Июня». В организацию входили студенты и молодые специалисты из среднего и высшего класса, многие из которых принадлежали к семьям, поддерживавшим режим. В разгар операции по зачистке этой подрывной организации, в которой активно сотрудничали все три сестры Мирабаль со своими мужьями — от одного воспоминания о них в Генералиссимусе вскипала желчь, — Трухильо пригласил на обед в Национальный дворец полсотни военных и гражданских деятелей режима, чтобы примерно проучить своего друга детства и однокашника по военной карьере, занимавшего самые высокие посты в вооруженных силах в годы Эры. Он сместил его с поста начальника военного округа Ла-Вега, куда входила Констанса, когда еще не закончилась операция по ликвидации последних очагов рассеянных по горам захватчиков. После смещения генерал Томас Диас тщетно просил аудиенции у Генералиссимуса. И, должно быть, удивился, получив приглашение на обед, тем более что его сестра Грасита попросила убежища в посольстве Бразилии. Хозяин не поздоровался с ним, за весь обед ни разу не обратился к нему и даже не взглянул на тот, самый удаленный край длинного стола, куда посадили генерала в знак немилости.

Когда стали подавать кофе, неожиданно над гулом голосов, заклубившихся над длинным столом, меж мраморных стен и под зажженной люстрой раздался высокий пронзительный, но не женский голос — единственной женщиной за столом была Исабель Майер, деятельница-трухильистка с северо-востока, — голос, хорошо знакомый всем доминиканцам, прозвучавший сталью, предвещая бурю:

— Вас не удивляет, сеньоры, что за этим столом, среди самых выдающихся военных и гражданских деятелей режима, присутствует офицер, смещенный со своего поста за то, что на поле брани оказался не на высоте?

Наступило молчание. Застыли полсотни голов по периметру огромного четырехугольника, застеленного вышитой скатертью. Благодетель не смотрел в сторону генерала Диаса. Его взгляд с удивлением останавливался по очереди на каждом из сотрапезников — глаза широко раскрыты, рот приоткрыт, — словно просил гостей помочь ему разгадать эту загадку.

— Знаете, о ком я говорю? — продолжал он после театральной паузы. — Генерал Хуан Томас Диас, начальник военного округа Ла-Вега, во время кубинско-венесуэльского нашествия был смещен со своего поста в разгар военных действий за недостойное поведение пред лицом врага. В любом другом месте подобное поведение наказывается судом и расстрелом. При диктатуре Рафаэля Леонидаса Трухильо Молины струсившего генерала приглашают во дворец на обед с элитой страны.

Последнюю фразу он произнес очень спокойно, отчетливо выговаривая каждое слово, чтобы подчеркнуть насмешку.

— Если позволите, Ваше Превосходительство, — пробормотал с нечеловеческим усилием генерал Хуан Томас Диас. — Я хотел бы напомнить, что был смещен, когда агрессоры уже были разгромлены. Я свой долг выполнил.

Генерал был сильным и крепким мужчиной, но тут он весь съежился на стуле. Побледнел и все время облизывал пересохшие губы. Он смотрел на Благодетеля, но тот, будто не видя его и не слыша, снова обвел взглядом гостей и продолжал:

— И не только приглашают во дворец. Его выводят в отставку с сохранением полного жалованья и привилегий, полагающихся генералу с тремя звездами, чтобы он отдыхал с сознанием выполненного долга. Чтобы наслаждался заслуженным отдыхом в своих славящихся обильным скотом владениях в обществе Чаны Диас, своей пятой супруги, которая, к тому же, является его кровной племянницей. Что может быть более веским доказательством великодушия этой кровавой диктатуры?

Когда он закончил свою речь, взгляд завершил полный круг по лицам собравшихся. И остановился на генерале Хуане Томасе Диасе. Лицо Хозяина уже не было ни насмешливым, ни мелодраматичным, как мгновение назад. Теперь оно было смертельно серьезным. Глаза опять приобрели мрачную пристальность, пронизывающую, безжалостную, с помощью которой он напоминал людям, кто распоряжается этой страной и жизнями доминиканцев. Хуан Томас Диас опустил глаза.

— Генерал Диас отказался выполнить мой приказ и позволил себе упрекнуть офицера, который этот приказ исполнял, — проговорил он медленно и с презрением. — В разгар военных действий. Когда враг, вооруженный Фиделем Кастро, Муньосом Марином, Бетанкуром и Фигересом, этой сворой завистников, высадился и хладнокровно убивал доминиканских солдат, собираясь оторвать головы всем нам, кто сидит сегодня за этим столом. И в этот момент начальник военного округа Ла-Вега обнаруживает, что он — человек сострадающий. Деликатный, чуждый грубых эмоций, не переносящий вида крови. И позволяет себе ослушаться моего приказа о расстреле на месте каждого захватчика, пойманного с оружием в руках. И оскорбляет офицера, который выполнял мой приказ и поступал, как они того заслуживают, с теми, кто пришел к нам устанавливать коммунистическую диктатуру. В минуту, когда над Родиной нависла опасность, генерал позволил себе сеять смуту и ослаблять моральный дух наших солдат. И потому он уже не принадлежит к нашей армии, хотя и наряжается в мундир.

Он замолчал, чтобы глотнуть воды. И затем, вместо того чтобы продолжить, резко поднялся и простился, давая понять, что обед окончен.

— Всего хорошего, сеньоры.