Нечестивец, или Праздник Козла - читать онлайн книгу. Автор: Марио Варгас Льоса cтр.№ 106

— Приказ исходил не только от Аббеса Гарсии, — ответил начальник военно-воздушной базы Сан-Исидро. Балагер заметил, что он смущен. — Приказ майору Родригесу Мендесу, начальнику тюрьмы, расстрелять епископа отдал Печито Леон Эстевес. Сказал, что решил это мой свояк. Да, лично Пупо. Я его не понимаю. Он со мной даже не посоветовался. Это чудо, что Родригес Мендес не стал выполнять приказа, пока не поговорит со мной.

Генерал Гарсиа Трухильо очень следил за своим внешним видом — усики по-мексикански, волосы набриолинены, безупречно отглаженная, ладная форма, как на парад, и неизменные очки «Рей-Бан» в кармашке, — так же кокетливо, как у его двоюродного брата Рамфиса, с которым он был в тесных отношениях. Но сейчас генерал был непричесан, рубашка выбилась из брюк, а в глазах — подозрительность и сомнения.

— Я не понимаю, почему Пупо и Печито приняли такое решение, не поговорив со мной. Они хотели скомпрометировать военно-воздушные силы, доктор.

— На генерала Романа, по-видимому, так повлияло случившееся с Генералиссимусом, что у него сдали нервы, — извинил его президент. — К счастью, Рамфис уже в пути. Его присутствие крайне необходимо. Ему, как генералу с четырьмя звездами и сыну Хозяина, надлежит обеспечить преемственность политики Благодетеля.

— Но Рамфис — не политик, он ненавидит политику, и вы это знаете, доктор Балагер.

— Рамфис — очень умный человек и обожал отца. Он не сможет отказаться от роли, которую Родина на него возлагает. Мы его убедим.

Генерал Гарсиа Трухильо смотрел на него с симпатией.

— Вы можете рассчитывать на меня во всем, сеньор президент.

— Доминиканцы узнают, что сегодня ночью вы спасли Республику, — повторил Балагер, провожая его к двери. — Вы, генерал, чрезвычайно ответственный человек. Сан-Исидро — самая важная военная база страны, и потому от вас зависит сохранность порядка. Если что — звоните мне, я приказал, чтобы с вами меня соединяли в первую очередь.

Епископ Рейлли, по-видимому, пережил страшные часы в лапах у calies. Разодранное одеяние было в грязи, глубокие морщины залегли на изможденном лице, с которого еще не сошло выражение ужаса. Он держался прямо и молчал. С достоинством выслушал извинения и объяснения президента Республики и даже попытался улыбнуться, когда благодарил его за освобождение:

— Простите им, сеньор президент, ибо они не ведают, что творят.

В этот момент отворилась дверь и — с автоматом в руках, потный и со взглядом, затуманенным страхом и бешенством, — в кабинет ворвался генерал Роман. Президент мгновенно понял, что если не возьмет инициативу в свои руки, то этот примат начнет стрелять. — О, монсеньор, смотрите, кто пришел.

Он горячо поблагодарил военного министра за то, что он пришел принести извинения от имени вооруженных сил епископу Сан-Хуан-де-ла-Магуана по поводу недоразумения, жертвой которого тот стал. Генерал Роман с дурацким выражением лица застыл посреди кабинета и только хлопал глазами, слипшимися, как будто он только что проснулся. Не промолвив ни слова, он в конце концов протянул руку епископу, сбитому с толку не меньше, чем сам генерал. Президент проводил монсеньора Рейлли до двери.

Когда он вернулся к своему столу, Пупо Роман завопил:

— Вам следует объясниться. Что вы о себе вообразили, сеньор Балагер, — и тряс у него перед носом своим автоматом.

Президент стоял, невозмутимо глядя ему в глаза. И чувствовал на лице невидимый дождь — генерал брызгал слюной. Пожалуй, бесноватый уже не решится стрелять. Разрядившись оскорблениями и сквернословием вперемежку с бессвязными фразами, Роман замолк. Он стоял все на том же месте и сопел. Мягко и уважительно президент посоветовал ему взять себя в руки. В эти минуты глава вооруженных сил должен подавать пример уравновешенности. Несмотря на все оскорбления и угрозы, он готов помочь ему, если он в этом нуждается. Генерала Романа снова прорвало полубредовой тирадой, из которой стало ясно, что он отдал приказ казнить в Виктории заключенных Сегундо Имберта и Папито Санчеса за соучастие в убийстве Хозяина. Балагер не хотел слушать дальше столь опасные откровения. И, не говоря ни слова, вышел из кабинета. Сомнений не оставалось: Роман имеет отношение к убийству Генералиссимуса. Ничем иным его иррациональное поведение объяснить нельзя.

Он вернулся в приемную. Обнаружен труп Трухильо в багажнике машины в гараже генерала Хуана Томаса Диаса. Никогда уже за всю свою долгую жизнь доктор Балагер не забудет растерянности, слез и выражения сиротства, потерянности и отчаяния на лицах военных и гражданских, когда прошитый пулями, окровавленный труп с развороченным лицом — пулей ему снесло подбородок — положили в банкетном зале дворца на голый стол, за которым несколько часов назад потчевали Саймона и Дороти Гиттлеманов, и принялись раздевать его и обмывать, чтобы команда врачей затем исследовала останки и привела их в надлежащий вид. Самое большое впечатление на него произвела реакция вдовы. Донья Мария Мартинес смотрела на мертвое тело, как загипнотизированная, стоя очень прямо в туфлях на высокой платформе, словно на ходулях. Покрасневшие глаза были широко раскрыты, но она не плакала. И вдруг прорычала, взмахнув руками:

— Мстить! Мстить! Убить их всех!

Доктор Балагер поспешил обнять ее за плечи. Она не стряхнула его руки. Он слышал, как она глубоко дышит и сопит. Время от времени по ее телу пробегала дрожь.

— Они заплатят за это, они заплатят, — повторяла она.

— Мы перевернем небо и землю, но так и будет, донья Мария, — шепнул он ей на ухо.

И в этот момент сердце подсказало: сейчас, именно сейчас он должен закрепить то, чего уже сумел добиться у Высокочтимой Дамы, потом будет поздно.

Ласково сжав ее руку, словно желая увести от зрелища, заставляющего ее страдать, он повел донью Марию Мартинес в соседний салон. Убедившись, что они одни, закрыл дверь.

— Донья Мария, вы — женщина исключительно сильная, — сказал он с чувством. — И поэтому я осмеливаюсь в эти скорбные минуты тревожить ваше горе делом, которое может показаться вам неуместным. Но это не так. Я делаю это из восхищения и любви к вам. Сядьте, пожалуйста.

Круглое лицо Высокочтимой Дамы глядело на него с недоверием. Он улыбнулся ей опечаленно. Бесцеремонно донимать ее практическими заботами, когда ее дух обуян страшным горем. Но что ждет в будущем? Разве впереди у доньи Марии не долгая жизнь? Кто знает, что может случиться после такой страшной катастрофы? Необходимо принять меры предосторожности, думая о будущем. Неблагодарность народов известна еще со времен предательства Христа Иудой. Страна будет оплакивать Трухильо и негодовать на убийц сейчас. А останется ли она и завтра верной памяти Хозяина? А если восторжествует недовольство, эта национальная болезнь? Он не хочет напрасно отнимать у нее время. А потому перейдет к делу. Донья Мария должна себя обеспечить, спасти от любой случайности законное состояние, приобретенное стараниями семьи Трухильо, которая, не надо этого забывать, так потрудилась на благо доминиканского народа. И сделать это необходимо до того, как политические перемены установят в этом плане препятствия. Доктор Балагер посоветовал бы обсудить этот вопрос с сенатором Энри Чириносом, уполномоченным по делам принадлежащих семье предприятий, и посмотреть, какая часть состояния может быть немедленно переведена за границу без больших потерь. Пока еще это можно проделать в абсолютной тайне. Президент Республики может давать разрешение на такого рода операции — перевод доминиканских песо в иностранную валюту через Центральный банк, например, — но как знать, станет ли это возможно позднее. Генералиссимус, будучи в высшей степени щепетильным, всегда был против подобных переводов. Придерживаться этой политики в данных обстоятельствах было бы, прошу прощения за выражение, неразумно. Это его дружеский совет, продиктованный преданностью и любовью.