Тут Фредерик, в отместку виконту, стал уверять его, что, пожалуй, его станут преследовать как легитимиста. Виконт возражал, что не выходил из своей комнаты; противник его не скупился на зловещие предостережения; это смешило даже г-на Дамбрёза и г-на Гремонвиля. Затем они наговорили комплиментов Фредерику, хотя и пожалели, что он не применяет своих способностей в защиту порядка; и они дружески жали ему руку, — отныне он может рассчитывать на них. Наконец, когда все уже расходились, виконт очень низко поклонился Сесиль:
— Сударыня, честь имею пожелать вам спокойной ночи!
Она сухо ответила ему:
— Спокойной ночи!
А Мартинону улыбнулась.
Дядюшка Рокк, желая продолжить беседу с Арну, предложил проводить его «вместе с супругою», — ведь им было по дороге. Луиза и Фредерик шли впереди. Она схватила его под руку, а когда они оказались на некотором расстоянии от прочих, промолвила:
— Ах, наконец-то, наконец-то! И страдала же я весь вечер! Какие эти женщины злые! Какие надменные!
Он взял их под свою защиту.
— Во-первых, ты мог бы подойти ко мне с самого начала, ведь мы целый год не видались!
— Не целый год, — сказал Фредерик, довольный тем, что поймал ее на этой подробности, и надеясь обойти все остальное.
— Хотя бы и так! Время тянулось так медленно! Но тут, на этом ужасном обеде, можно было подумать, что ты меня стыдишься! Ах, понимаю, я не могу нравиться так, как они.
— Ты ошибаешься, — сказал Фредерик.
— Правда?! Клянись мне, что ни в кого из них не влюблен!
Он поклялся.
— И любишь меня одну?
— Ну, еще бы!
Это уверение возвратило ей веселость. Ей теперь хотелось заблудиться на этих улицах, чтобы всю ночь гулять с ним.
— Я там так мучилась! Только и речи было, что о баррикадах! Мне все мерещилось, что ты падаешь навзничь, весь в крови! Твоя мать лежала в постели, у ней ревматизм. Она ничего не знала. Мне приходилось молчать! Я не выдержала! Взяла с собой Катерину…
И она рассказала ему о своем отъезде, о путешествии и о том, как налгала отцу.
— Через два дня он повезет меня домой. Приходи завтра вечером, как бы невзначай, и воспользуйся случаем, поговори с отцом, посватайся.
Фредерик никогда еще не был так далек от мысли о браке. К тому же м-ль Рокк казалась ему созданьицем довольно смешным. Какая разница между нею и женщиной вроде г-жи Дамбрёз! Совсем иная будущность суждена ему. Сегодня он в этом уверился, так что не время было связывать себя, решаться на столь важный шаг под влиянием сердечного порыва. Теперь надо быть рассудительным, — и ведь он снова увидел г-жу Арну. Между тем откровенность Луизы смущала его. Он спросил:
— Обдумала ли ты как следует этот шаг?
— Да что ты! — вскрикнула она, похолодев от изумления и негодования.
Он сказал, что жениться в настоящее время было бы безумием.
— Так я тебе не нужна?
— Да ты меня не понимаешь!
И он пустился в очень запутанные рассуждения, пытаясь втолковать ей, что его удерживают высшие соображения, что дел у него без конца, что даже состояние его расстроено (Луиза коротко и ясно разбивала все доводы), что, наконец, и политические события препятствуют. Итак, самое благоразумное — выждать еще некоторое время. Все, наверно, устроится, — он, по крайней мере, надеется на это; а когда все доводы были исчерпаны, он притворился, будто сейчас только вспомнил, что ему уже два часа тому назад надо было зайти к Дюссардье.
Раскланявшись с остальными, он повернул на улицу Отвиль, обошел здание театра «Жимназ», вернулся на бульвар и бегом поднялся на пятый этаж к Розанетте.
Супруги Арну простились с дядюшкой Рокком и его дочерью на углу улицы Сен Дени. Они молча продолжали путь, — Арну устал от собственной болтовни, она же чувствовала себя разбитой; она даже опиралась на его плечо. Это был единственный человек, высказывавший в течение этого вечера честные взгляды. Она прониклась снисхождением к нему. Он же слегка сердился на Фредерика:
— Ты видела, какую он состроил мину, когда заговорили о портрете? Я же тебе говорил, что он ее любовник! Ты еще не хотела мне верить.
— Да, да, я ошибалась.
Арну, торжествуя, настаивал:
— Я даже готов биться об заклад, что он бросил нас и сразу побежал к ней! Теперь он у нее, будь уверена! Ночует у нее.
Г-жа Арну оправляла капор, кутала голову.
— Но ты дрожишь!
— Мне холодно, — ответила она.
Луиза, как только отец ее заснул, вошла в комнату Катерины и стала трясти ее за плечи.
— Вставай!.. Скорее, скорее! И раздобудь мне фиакр.
Катерина ответила, что в такое время фиакров уже не бывает.
— Ну, так ты сама меня проводишь?
— Куда еще?
— К Фредерику!
— Нельзя! Зачем это?
Ей надо с ним поговорить. Она не может ждать. Она хочет сейчас же повидать его.
— Да что вы! Как можно среди ночи прийти в чужой дом! Да ведь теперь он спит!
— Я его разбужу!
— Да это неприлично для барышни!
— Я не барышня! Я его жена! Я его люблю!.. Ну, идем! Надевай платок!
Катерина раздумывала, стоя около своей кровати. Она сказала наконец:
— Нет, не пойду!
— Ну и оставайся! А я иду!
Луиза, как змейка, скользнула на лестницу. Катерина бросилась за ней, нагнала ее уже на тротуаре. Увещания оказались тщетны, и она бежала за ней, на ходу застегивая кофту. Дорога показалась ей страшно длинной. Она жаловалась на свои старые ноги:
— Да где мне! Нет во мне того, что вас подгоняет. Эх, уж!..
Потом пошли нежности:
— Бедняжка! Ведь вот никого у тебя нет, только твоя Като…
Временами ею снова овладевали сомнения:
— Ну, и хорошее же будет дело! Вдруг отец проснется… Господи боже! Только бы несчастья не случилось!
У театра «Варьете» их остановил патруль национальной гвардии. Луиза сразу же сказала, что она со служанкой идет на улицу Ремфорда за врачом. Их пропустили.
У площади Мадлены им встретился еще патруль, а когда Луиза дала то же самое объяснение, какой-то гражданин подхватил:
— Не из-за той ли болезни, что длится девять месяцев, кошечка?
— Гужибо! — крикнул капитан. — В строю без шалостей! Сударыня, проходите!
Несмотря на окрик, острословие продолжалось:
— Желаем веселиться!
— Поклонитесь доктору!
— Не напасть бы на волка!