Чертова кукла - читать онлайн книгу. Автор: Зинаида Гиппиус cтр.№ 42

Литта вспыхнула.

— Юрочка, ты прости. Мне ведь тоже очень трудно. Я ведь не знаю многого… Михаил не здесь, но близко, — прибавила она с усилием. — Я получаю от него вести… Коротенькие записочки, у Саватова.

— Дидусь? Вон он какой ловкий. Тряхнул стариной…

— Нет, так… Они любят Михаила. Раз я даже виделась у них с Михаилом. Только раз. Не следует ему…

— Конечно, не следует. Ну что ж он тебе говорил? Что писал?

— Разное… Коротенькая записочка. Говорил, между прочим, что тебя должны скоро выпустить, что уж теперь ясно. И правда…

Юрий подумал.

— А о письме, которое я, тайными путями, получил от него в тюрьме, говорил тебе?

Она вздрогнула.

— Писал? Нет, я не знала. О чем? Он о чем-нибудь спрашивал?

— Да, спрашивал, — с улыбкой проговорил Юрий. — Так, кажется, догадываешься? Он хотел узнать прямо от меня, как… как прошли мои допросы. Верил, что я ему не солгу. С удовольствием ответил бы теперь… если возможно это.

— Юрий… — начала Литта и привстала немного. В ней горела душа, хотелось спросить, что же ответит он? Что? И слова не шли с языка.

— Очень, очень трудно с письмами, — сказала она тихо. — Он сам давно не пишет, разве случайно, окольная записочка Оресту… И передавать трудно. А возможно. Все возможно.

Юрий вдруг перебил ее, не слушая:

— А ты не знаешь, где именно теперь Наташа? Вот вовремя уехала умница.

— Не знаю, — сухо сказала девочка.

— Михаил знает?

— Вероятно. Я у него не спрашивала.

Юрий помолчал.

— Ты чего же, сестренка? Обиделась? Я тебя прервал.

— Нет, так. Все равно.

— Ах, что за скука! Точно тебя подменили! И чего хочешь? Ведь вот я без всяких секретничаний, открыто говорю с тобой, попросту говорю, что с большим удовольствием даже повидался бы с Михаилом, будь это возможно. Целых три дела к нему. Во-первых, ответ на его письмо, прямой и точный. Во-вторых, очень хочется преподнести документик! Люди милые, только слепы, жалею их. Если случайно узнал, с достоверностью, кто их обманывает, — как не сказать, не помочь, уезжая? А в письме этого не скажешь; не напишешь. Третье дело… ну, это уж мое личное, пустяк, насчет адреса Наташи. И вот, я…

Литта не выдержала. Покраснела вся, стала прежней девочкой, схватила брата за руки, папироской его обожглась.

— Ах, Юрик, милый! Нет, я верю, верю… Ах, как хорошо, чтобы ты повидался с Михаилом. Он мне то же говорил, то же, что очень бы это хорошо… если ты сам захочешь, конечно. И вот ты сам. И еще у тебя такое важное… Спасибо тебе.

Юрий ходил по ковру темноватого кабинета и думал. Замолкла и Литта. Опять чего-то испугалась.

— Послушай, сестренка, говори прямо. Свидание возможно?

— Это как ты…

— Что я? Я свободен, обо мне не толк, я и за границу уезжаю. Он-то где?

— В Петербурге нельзя свидеться. Никак нельзя…

— Я тебя не о том спрашиваю! — крикнул Юрий. — Я спрашиваю, где Михаил?

— Он… Он в Финляндии, Юра, — заторопилась она. — Прости меня! Я сама не знаю, что со мной. Я путаюсь. Но верю тебе, верю! И Михаил верит. Он в Финляндии, да. Не живет на одном месте. Но вы могли бы съехаться…

— Съехаться? Да, ты путаешь много, детка. Чему это ты веришь? Что я на допросах не оговаривал всех направо и налево, не выдавал то, чего не знаю и что знаю, не вредил другим ради вреда? Еще бы! Нет, не в этом дело, а…

Он, размышляя, прошелся по комнате.

— Что же, Юра! — шепнула Литта робко.

— Не знаю, право… Не очень удобно… Куда это к нему тащиться…

— Юрий, ведь ты сам… Ну, не надо.

Юрий еще помолчал.

— Правда, сам… Я бы повидался. Жаль их, бедненьких. Уедешь — там уж не до них. Забуду я. А сказать бы надо Михаилу. Письмо-то послать, значит, можно?

— Трудно очень… Да можно. Но ведь ты сказал, что в письме самого важного не напишешь?.. Лучше бы записку, где свидеться, около Гельсингфорса или где… Ты бы назначил.

Он опять задумался.

— Ну да, поеду я к черту в трубку в Гельсингфорс еще… Нет, детка, не выйдет. Не стоит. Письмо дам завтра, отправляй, как знаешь.

Говорил с лаской, и лицо у него делалось все веселее.

— Ну, что конспираторша, надулась? Право, если б не отъезд скорый, я бы еще погадал. Помимо всяких дел, — забавно напоследках окунуться в самую гущу "конспирации", ехать тайно и среди финляндских скал и снегов идти, "закрыв лицо плащом"… Снегов-то, положим, нет пока, а без "плащей" бы дело не обошлось…

Литта встала, бледная.

— Я тебя прошу, не смейся. Можешь делать, что угодно, но смеяться не над чем. Я не позволю. Это тебе не игра, не игра!

— Ой, какая сердитая! Ну, маленькая моя, ну сестреночка моя, улиточка моя светленькая, улыбнись скорее! Разве я тебя хочу обижать? У меня, может, своя манера конспирировать? Вот одна максималистка все смеялась, смеялась, шутила-шутила, а между тем так себя законспирировала, что окончательно пропала, близкие товарищи даже не могут узнать, где она? Детка моя хорошая, смотри ты, пересерьезничаешь!

Он тормошил ее, целовал нежную щеку около уха, заглядывал в глаза. И она не выдержала, улыбнулась.

— Ага, не сердишься, смеешься! Мы еще ребята с тобой, нам пошалить не грех. Как давно не видались, а ты ко мне с важностью. Ну иди, маленькая, поздно. Еще успеем наговориться, я раньше того четверга вряд ли уеду. — И прибавил серьезнее: — А письмецо я завтра тебе приготовлю. Помудрите с Дидусей, как его переправить. Не бойся, я тоже постараюсь так и этак, обиняками… Что можно написать — то и напишу. Подумаю.

Литта ушла. И было у нее на душе мутно, вопросительно, недоуменно. Не о себе, не о своем, не о Михаиле… Нет, в глубине — ясно, тихо, твердо. А вот тут, близко, около, вьется что-то, и грозное, и неуловимое, и непонятное — серое. А она как слепая.

"Ну пусть… Ну пусть… — думает Литта, медленно раздеваясь в белой своей спаленке. — Может, и надо мне тут чего-то не знать. Я свое буду знать. Юрий милый — и страшный. Отчего страшный?

Завернулась с головой в одеяло, сердце колотится, все — страшно. Она глупая, глупая, еще маленькая, еще слепая. Открыла глаза — темно, черно совсем, точно и вправду она слепая.

Нет, ничего, ничего, это темнота. Зажечь лампадку Гликерия забыла, — вот и все.

Думает дальше, уже не о Юрии, а о нем, о Михаиле. Он не страшный. И даже за него не страшно. Не случится с ним худа, не случится. Может, никогда не увидятся они больше?.. Ну что ж. Литта и одна пойдет… куда? К своему, по-своему, как сумеет. Все равно.

Но они увидятся. Нельзя, чтоб не увиделись. Такая длинная, длинная жизнь впереди, и никогда? Нет, нет, она знает, все будет. Все будет.