Иерусалим - читать онлайн книгу. Автор: Сельма Лагерлеф cтр.№ 22

— Да он что, помешался? — воскликнула Гертруда.

— Тише! — сказала мать и потащила ее за собой с лестницы вниз. — Мне кажется, он учится танцевать, чтобы тоже ходить на вечеринки, — продолжала она, едва удерживаясь от смеха.

Сойдя вниз, матушка Стина начала так хохотать, что все тело ее тряслось от смеха.

— Он перепугал меня до смерти, — говорила она. — Слава, Богу, он тоже может быть молодым! — И, передохнув немного, прибавила: — Только смотри, никому ни словечка, Гертруда!

Наступила суббота, и четверо молодых людей стояли, уже готовые к выходу, на крыльце учительского дома. Матушка Стина в последний раз оглядела их; лица их сияли, а сами они были такие нарядные! На юношах были желтые лосины и домотканые зеленые куртки с красными рукавами. На Гертруде и Гунхильде были кофты с пышными белыми рукавами; розовые платки, повязанные крест-накрест, закрывали почти всю грудь; полосатые юбки были обшиты внизу красной каймой, а спереди были повязаны большие розовые фартуки.

Стоял тихий летний вечер, и все трое весело отправились в путь. Гертруда по временам искоса поглядывала на Ингмара и думала о том, какого труда ему стоило научиться танцевать. Мысль о том, как Ингмар учился танцевать, и предстоящая вечеринка привели Гертруду в мечтательность. Она отстала от своей компании, чтобы пофантазировать всласть, и даже сочинила целую историю о том, что бывает с деревьями, когда на них появляется свежая зелень.

«Это, наверное, бывает так, — думала она, — деревья спокойно спят всю зиму, и вдруг им начинает сниться сон. Им снится, что наступило лето, поля покрыты зеленой травой и волнующимися хлебами, а на розовых кустах сверкают только что распустившиеся цветы. Пруды и канавы пестрят водяными лилиями, камни обвиты ползучими стебельками повилики, а всю землю в лесу закрывает дикий жасмин и анемоны. И вот, среди цветущих кустарников и зеленеющих полей деревья спят, видят себя обнаженными и начинают стыдиться своей наготы, как это часто бывает во сне с людьми.

Лиственные деревья в смущении думают, что все смеются именно над ними. Осы жужжат как-то особенно насмешливо, вороны высмеивают их, и все другие птицы хохочут и дразнятся. „Что же нам сделать, чтобы прикрыть себя?“ — думают в отчаянии деревья. Но ни на ветвях, ни на сучьях они не видят ни единого листочка, и их охватывает такое сильное беспокойство, что они просыпаются.

И, оглядываясь еще в полусне, они думают: „Славу Богу, это был только сон! Нигде не видно и следа лета. Хорошо, что мы не проспали!“

Но, присмотревшись лучше, они замечают, что лед на озере уже растаял, трава и подснежники пробиваются из-под земли, а под их собственной корой уже бродят живительные соки. „Хоть лето еще и не наступило, но все-таки пора вставать и приниматься за свое убранство!“

И вот березы торопятся выпустить на кончиках ветвей маленькие желтовато-зеленые клейкие листочки, а липы между тем покрываются зеленым цветом. Листья на ольхе выходят какими-то смятыми и недоделанными, словно маленькие уродцы, а на рябине, наоборот, они выбираются из почек уже во всей своей красе».

Гертруда улыбалась, рисуя себе эту картину, и ей хотелось остаться вдвоем с Ингмаром, чтобы сейчас же поделиться тем, что она придумала.

До Ингмарсгорда путь был неблизкий; им пришлось идти целый час. Они шли вдоль реки, и Гертруда все время держалась позади всех. Теперь ее фантазию занимали красные лучи заката, освещавшие реку и берег. Серая листва ольхи и светло-зеленые березы на мгновенье вспыхивали ярким пламенем, но быстро гасли и снова принимали свою обычную окраску.

Ингмар вдруг встал как вкопанный. Он что-то рассказывал, но неожиданно для всех остановился на полуслове и не мог больше произнести ни звука.

— Что с тобой? — спросила Гунхильда, но Ингмар стоял бледный, как смерть, неподвижно глядя перед собой.

Перед ними расстилалась широкая равнина, перерезанная хлебными полями и окруженная холмами. Посреди полей раскинулась большая усадьба. В это мгновенье лучи заходящего солнца упали на дом, окна засверкали, а старые крыши и стены ярко запылали.

Гертруда быстро подошла к ним и, взглянув на Ингмара, поманила к себе остальных.

— Не надо его ни о чем спрашивать, — шепотом сказала она. — Это Ингмарсгорд, и Ингмару, конечно, тяжело его видеть. За эти два года, с тех пор, как он потерял свое состояние, он ни разу не ходил туда.

Дом Ингмара-сильного стоял на опушке леса, и дорога к нему вела через Ингмарсгорд.

Ингмар быстро взял себя в руки и крикнул товарищам:

— Мы скорее дойдем по этой тропинке! — С этими словами он свернул на дорогу, которая вела к дому вдоль леса, минуя усадьбу.

— Ты хорошо знаешь Ингмара-сильного? — спросил Хок Габриэль Маттсон у Ингмара.

— Да, мы были прежде добрыми друзьями!

— Это правда, что он умеет колдовать? — спросила Гунхильда.

— Н-нет, не думаю, — заколебался с ответом Ингмар.

— Расскажи, что ты знаешь о нем, — продолжала Гунхильда.

— Учитель сказал, что мы не должны этому верить.

— Учитель никому не может запретить верить в то, что человек видит и знает сам.

Тогда Ингмара охватило сильное желание поговорить о своем доме. При виде старой усадьбы в нем проснулись все воспоминания детства.

— Хорошо, я расскажу вам о том, что видел сам, — сказал он. — Это было зимой, когда отец и Ингмар-сильный выжигали в лесу уголь. Когда пришло Рождество, Ингмар-сильный просил отца отправиться на праздники домой и обещал, что справится с работой один. На этом и порешили, и в сочельник мать послала меня в лес отнести Ингмару-сильному рождественское угощенье. Я вышел из дому рано утром и к полудню пришел к тому самому месту, где они выжигали уголь. Когда я пришел, отец и Ингмар-сильный только что покончили с одним костром и разбросали горячие угли по земле, чтобы дать им остыть. От углей шел дым, и они то и дело загорались друг от друга. Это было очень опасно, поэтому самой трудной работой было не давать им загораться. Увидев меня, отец сказал: «Пожалуй, тебе придется одному идти домой, Ингмар, я не могу оставить Ингмара-сильного одного за этим делом». Ингмар-сильный стоял по другую сторону костра, окутанный густым дымом. «Иди себе спокойно, Ингмар-старший, мне и не с такими вещами приходилось управляться».

Немного спустя угли почти совсем потухли. «Ну-ка, я посмотрю, какое угощение прислала мне матушка Бритта, — сказал Ингмар-сильный, беря у меня корзину с провизией. — Поди-ка, посмотри, как мы роскошно живем здесь с твоим отцом», — сказал он и повел меня в хижину, где они спали. Большой камень образовывал заднюю стену, а три остальных стены были сплетены из еловых ветвей и терновника. «Да, мой мальчик, — сказал Ингмар-сильный, — ты, вероятно, и не воображал, что у твоего отца такой королевский замок в лесу. А посмотри-ка, как эти стены защищают нас от холода и непогоды», — сказал старик, просовывая руку между еловых ветвей.

Отец, смеясь, вошел вслед за нами. Оба они были черные от копоти, и от них пахло угольным дымом, но никогда не видал я отца таким веселым и довольным. Шалаш был так мал, что они не могли даже выпрямиться в нем во весь рост, их постели были сделаны из елового лапника, очаг был устроен из нескольких камней, и все-таки они чувствовали себя вполне счастливыми и довольными. Они уселись рядом на лежанку из ельника и раскрыли корзину. «Уж не знаю, дать ли тебе чего-нибудь отведать, — сказал Ингмар-сильный отцу, — ведь это мое угощенье».