Опасные связи. Зима красоты - читать онлайн книгу. Автор: Пьер Шодерло де Лакло, Кристиана Барош cтр.№ 171

И впервые за все время их совместной работы она подписалась Марианной. Ага! Значит, нашему милому роботу Одюба тоже не чуждо человеческое!

Через час Барни, Диэго и Соледад выехали в местный аэропорт, где арендовали целый самолет до Рио. Соледад, до крайности возбужденная, крестилась, шумела, кричала: «Надейся, Барни, кажется, Господь смилостивился к тебе!»

— Ты совсем спятил, — говорил Диэго, и Соледад энергично кивала: спятил, конечно, спятил, — разыскать Керию в Рио, в гуще карнавала, — да это же все равно, что иголку на дне морском!

— Ну и что с того? А если мне хочется именно разыскивать ее, какое тебе дело? Мне так нравится!

— А что означает эта девятка в телеграмме?

— Силу ветра. Ты же знаешь, я обожаю ураганы.

— В твоем-то возрасте?

Барни со смехом обозвал его наглым молокососом и одобрительно хлопнул Соледад по заду: ты-то меня понимаешь!

Ну еще бы! Конечно, она понимала его, эта знойная метиска; она прищелкнула пальцами: эй, берегись девчонок на карнавале, парень; если ты не найдешь свою сирену, то уж они-то тебя найдут, не сомневайся!

Полет прошел прекрасно. Самолетик бодро пролетел над бухтой и приземлился чуть ли не в самом центре праздничного фейерверка. Барни ворчал: «Мой возраст… подумаешь, мой возраст! Да мне никогда не будет больше сорока!» Пилот объявил, что такси им нипочем не поймать, и вообще, ему тоже хочется потанцевать, чем он хуже других?!

Как приятно было плыть к своей мечте, не торопясь, без руля и без ветрил, ничего не предвидя и не планируя заранее! Керия стала почти реальной, Изабель же отодвинулась в неизвестность. Полина, конечно, оказалась права: у Керии нет ничего общего с Изабель… почти ничего.

Все женщины, которых он знал доселе, запомнились ему как ненасытные кошки. Наверное, все они были одного сорта, ведомы одним тщеславным желанием. Диэго толковал ему о восьми женах Синей Бороды, Одюба — о племени оголодавших самок, что грызут мужчину, как мыши. Но эта!.. Берегись, Барни, берегись, старик, — как бы тебя здесь не слопали с потрохами!

* * *

Город струился, тек, набегал, захлестывал волнами жары, света, музыки, пива, блесток, едкого пота и неизбывной печали. Марево, бездна, погибель одинокой души…

Керия шла навстречу людскому потоку, едва успевая осваиваться с ураганом мгновенных впечатлений. В нескончаемом хороводе самбы некоторые танцоры доходили до полного исступления, но экстаз, запечатленный на лицах, все чаще сменялся гримасой — усталости ли, чего-то другого, заставлявшего их замирать, не окончив жеста, бессильно прислоняться к стене, искать убежища в тени меж домов и садиться, а то и валиться прямо на землю, с запрокинутой головой, с жадно раскрытыми дрожащими губами. Saudade!

Стояла такая влажная удушающая жара, что девушки в слишком пышных платьях выбегали из плотной толпы танцующих и неверной походкой устремлялись на пляж, где спали сморенные усталостью люди. Шумно, со свистом дыша, точно загнанные лошади, они бросались в воду и долго не выходили на берег. На их изможденных лицах экстаз чередовался с почти трагической печалью; все повторяется, думала Керия, всюду одно и то же; радость уходит, как вода в песок, опьянение рано или поздно оборачивается пустотой.

Какой-то человек, распластавшись по стене, размеренно бился в нее лбом; какая-то девушка, присев на кромку тротуара, сдирала зубами с пальцев длиннющие накладные посеребренные ногти. Свою пышную тюлевую юбочку она запихала между мокрыми от пота коленями; плечи ее тоже лоснились испариной, и волосы, распрямленные помадой, вновь мелко завивались под диадемой с фальшивыми рубинами. Она не улыбалась, не плакала; она вперилась взглядом в черное небо над деревьями, словно оттуда вот-вот должен был явиться Сатана.

Керия по-прежнему шагала навстречу людскому потоку. Время от времени она встречала пьяные взгляды танцующих, на миг погружалась в тот вихрь безумия, что уносил, увлекал за собою вошедшие в транс тела. Она подумала: не люблю карнавал, когда он кончается. Это похоже на испуганное бегство, на исход…Старуха, уроженка Антильских островов, что стирала белье у их матери, говаривала, видя их с братом танцующими, как здесь, на этом безумном шабаше: «К чему, дети мои, к чему?! Даже Смерть — и та боится небытия!..»

Мимо со смехом и с испуганными вскриками пробежала молодая, совершенно голая негритянка; за нею гнались двое мужчин в пропотевших, прилипших к телу рубашках и брюках. Керия подставила ногу, один из мужчин упал, увлекая за собой и второго. Когда они поднялись, негритянка уже скрылась в толпе. Мужчины со зловещей ухмылкой двинулись к Керии. Она усмехнулась, откинула волосы со лба, показала пустой глаз. Музыка неистовствовала вокруг них, застывших наподобие механических кукол. Миг — и напряжение спало; мужчины расслабились, отвели взгляд и, опасливо обойдя Керию, зашагали дальше нарочито церемонной походкой. Они деланно улыбались; один из них, скрестив пальцы, пробормотал: «Стало быть, верно говорили, будто сюда, на карнавал, явилась ведьма!»

Найдет ли она Барни в такой толчее? Впрочем, это не имело никакого значения. Утром в аэропорту самолеты возьмут курс на Хьюстон, как будто ничего не случилось, да и что, собственно говоря, случилось? Карнавал окончится, и все эти изнуренные танцем тела почти с облегчением вернутся к повседневной жизни. Уборщики повыметут с улиц груды серпантина, конфетти, лент, блесток, потерянных сандалий, грязных тюлевых оборок, а может, и недвижные тела людей, что проснутся лишь в больнице — если вообще проснутся.

Керия покинула улицы, где толпа, еще не рассасываясь, однако заметно сбавляла темп. Теперь танец все чаще сбивался со своего чеканного ритма, хоровод смахивал на утомленное стадо, в воздухе носились запахи пива, человеческого пота… сладковатый запах смерти, заждавшейся своей добычи. Но, несмотря на это, Керия ощущала голод — здоровый голод, который насытила бы, например, краюха хлеба с сыром, с капелькой оливкового масла. Старый дед Сильветты (Господи, как давно это было!) вечно подкармливал ее таким манером; ужинали у них поздно, а разных изысков, вроде тартинок с вареньем на полдник, он не признавал.

На пляже было полно народу; одни спали, другие беседовали — тихими, сорванными голосами людей, перенесших тяжелый кошмар. Влюбленные парочки обнимались медленно и лениво, как уставшие пловцы; песок под их телами, казалось, обретал собственную жизнь, его скрипучий шепот заглушал шелест волн. Каждый глядел на соседей с завистливым любопытством, словно искал на чужом лице отблеск счастья, — но нет, счастья не было. Одна лишь усталость, бесконечная усталость. Что ж, спите спокойно!

Керия подошла к морю, ступила в воду по колено, не боясь замочить платье. Огни погасли, и небо с его грузными раскаленными облаками казалось пустым. Она чувствовала блаженное успокоение. На старом выцветшем холсте Изабель с двумя детьми, ухватившимися за ее юбки, обращала смеющееся лицо к неясному силуэту, от которого осталась различимой лишь рука. Пальцы теребили прядь волос, отделившуюся от прически, словно пытались пристроить ее обратно на место. Пустой глаз без повязки скрывала тень; зато ясно были видны чувственные губы, жадно раздутые ноздри, длинная шея, гордо посаженная на широких плечах. Картина — отнюдь не шедевр, и все-таки, глядя на нее, хотелось узнать, кто же эти люди и отчего они так счастливы.